Коуп кивнул.
— Шепа усыновили, когда он был младенцем. Арден и Трейс пришли к нам жить, когда им было по двенадцать. Роудс — когда ей было тринадцать. Кай появился только в шестнадцать.
— Но вы такие близкие. Как настоящая семья, — прошептал Лука.
Я крепко прижала его к себе.
— Потому что они и есть настоящая семья.
— Семья — это не кровь, — сказал Коуп. — Это то, как мы заботимся друг о друге. Как остаемся рядом в хорошие и плохие времена. Как любим друг друга.
Новая волна слез хлынула по лицу Луки.
— Я тоже так хочу.
Господи, я никогда в жизни не чувствовала себя таким никчемной. Я не дала ему этого. Не дала того, в чем он так нуждался.
— Спиди, у тебя уже есть это, — прошептал Коуп. — Теперь ты с нами. Ты часть семьи Колсонов, хочешь ты того или нет.
Губы Луки дрогнули.
— Но у меня не такая же фамилия.
— У Арден, Роудс и Кая тоже другие фамилии. Это не делает их менее частью нашей семьи.
— Правда? — спросил Лука.
— Правда, — повторил Коуп. — Ты с нами. Ты наша семья. И всегда будешь с нами.
Лука бросился ему на шею, и Коуп легко подхватил его. Лука разрыдался по-настоящему. Это были слезы облегчения, слезы, с которыми он наконец-то мог отпустить боль.
— Я тебя люблю, — всхлипывая, сказал Лука.
— Я тоже тебя люблю, — прошептал Коуп. — Больше, чем ты можешь себе представить.
И в этот момент все стены, за которые я цеплялась, рухнули. Все, что я сдерживала внутри, отдалось Коупу. Я знала точно, как никогда прежде, что люблю его. И это никогда не изменится.
44
Коуп
Постепенно рыдания Луки стихли, дыхание выровнялось. Он обмяк в моих руках, полностью доверившись мне. Такой маленький и беззащитный. Меня разрывало на части от того, что он чувствовал себя чужим, и я бы отдал что угодно, чтобы это изменить.
— Он уснул, — прошептала Саттон.
Я и сам это знал, но не мог заставить себя заговорить. В голове крутились тысячи вопросов. Правильно ли я поступил? Не переступил ли грань? Будет ли Лука в порядке?
Я осторожно перехватил его, готовясь подняться.
— Давай я отнесу его в постель. Ему нужен отдых.
Саттон кивнула:
— Ты точно справишься?
Я едва заметно улыбнулся, хоть и без особого веселья:
— Если я не смогу донести семилетнего ребенка до кровати, со мной что-то не так.
Саттон ответила той же слабой улыбкой. Как она могла улыбаться по-настоящему, если ее сыну причинили боль? Мне самому хотелось стереть с лица земли все те новостные издания, что раздули эту историю.
Но пока я не мог этого сделать, я просто поднялся на ноги, крепко прижимая Луку к себе. Его ровное дыхание было слышно прямо у моего уха — тихое подтверждение того, что с ним все будет хорошо. Или станет хорошо со временем. Я поклялся дать ему все, что значит семья. Завтра же позвоню маме и расскажу ей обо всем. Если кто и умел собирать разбитые сердца воедино, так это Нора Колсон.
Я поднимался по ступеням медленно, зная, что несу самое дорогое. Добравшись до комнаты Луки — комнаты, которую давно пора было сделать по-настоящему его, — я твердо решил заняться этим в ближайшее время. Как и тем, чтобы Саттон почувствовала себя здесь как дома.
Потому что я не хотел, чтобы они возвращались в ту квартирку над пекарней, как бы круто Шеп и его команда ее ни обустроили. Я хотел, чтобы Саттон и Лука были здесь. Со мной. Навсегда.
Саттон обошла меня и быстро откинула одеяло. Я уложил Луку, и мы с ней одновременно начали снимать с него кроссовки. Я бросил на нее взгляд:
— В этой одежде он может спать?
Спортивные штаны и футболка с надписью «Хоккей — это жизнь» казались достаточно удобными, но я не знал всех правил.
В ее взгляде появилась мягкость, и она кивнула:
— Пусть поспит так. Я переодену его, когда разбужу на ужин. Хочу, чтобы он потом нормально уснул ночью.
— Ладно. — Я аккуратно укрыл Луку одеялом, поправив его по бокам. Но не отходил сразу. Просто смотрел на него, думая обо всем, что упустил Роман, и о той боли, что он оставил после себя.
Наконец я заставил себя повернуться к Саттон и обнять ее, прижимая к себе.
— Ты в порядке?
Она не ответила сразу, но потом ее взгляд нашел мой, полный поисков и сомнений.
— Я люблю тебя.
По телу прошел ток. Я изо всех сил старался не зацикливаться на том, что Саттон не сказала мне этого, когда я признался ей в своих чувствах пару дней назад. Пытался не накручивать себя, не додумывать лишнего. Я знал, что ей тяжело доверять, что сердце она отдает с трудом.
— Скажи еще раз, — хрипло попросил я.
Ее губы дрогнули в улыбке:
— Я люблю тебя.
— Черт. Ты не представляешь, как мне нужно было это услышать.
— Прости, что мне понадобилось время, чтобы сказать это.
Я покачал головой:
— Ты сказала, когда была готова.
Ее глаза засверкали:
— То, что ты сейчас сделал для Луки… Я поняла, что ты подарил нам обоим самое важное — чувство семьи, принадлежности.
— Воительница, — прорычал я. — Скажи, что ты останешься. Здесь. Со мной. Скажи, что мы справимся.
— Да, — выдохнула она.
Я не стал ждать ни секунды, подхватил ее на руки и понес из комнаты. Ее ноги обвились вокруг моей талии, а губы прижались к моим. Если бы я заранее не выучил этот коридор наизусть, то точно врезался бы в стены и сшиб с них все картины.
Вкус этой женщины… Черт. Я мог бы утонуть в нем навсегда. Она пахла так же, как и на вкус: корицей, сахаром и чуть-чуть ванилью. Запах пекарни пропитал ее насквозь. Почему так? Да мне все равно. Я только знал, что не хочу, чтобы это заканчивалось.
Переступив порог своей комнаты, я захлопнул за нами дверь и быстро повернул ключ.
— Скажи еще раз, — потребовал я.
— Я люблю тебя, — прошептала Саттон, прикасаясь губами к моим так, что я не только слышал эти слова, но и чувствовал их.
— Придется повторять их еще долго, Воительница. Я буду жадным.
Я медленно опустил ее на пол, и пока ее тело скользило по моему, я уже чувствовал, как внизу нарастает жар. Ни одна женщина прежде не действовала на меня так сильно. Это было гораздо больше, чем просто желание. Будто она держала мою душу в плену. И мне было наплевать. Я готов быть ее пленником до конца своих дней.
Моя рука скользнула по ее щеке, запуталась в волосах.
— Такая чертовски красивая.
Она криво улыбнулась:
— Я, наверное, вся в муке.
Саттон частенько приходила домой с мукой в самых неожиданных местах.
— А мне нравится искать, куда она еще попала.
Ее дыхание участилось, и я с удовольствием наблюдал, как тело реагирует на мои слова, на прикосновения. Я крепче сжал ее волосы, слегка отклонив голову назад.
Зрачки ее невероятно голубых глаз расширились, губы приоткрылись. Я поцеловал ее, не давая шанса на передышку. Мой язык ворвался внутрь, требуя большего — требуя всего.
Саттон застонала, и этот звук отозвался прямым ударом в пах. Ее голос, ее вибрация... она могла свести меня с ума одним только этим.
— Коуп, — прошептала она мое имя, словно молитву.
Я оторвал губы от ее рта. Мне нужно было видеть ее, касаться ее, погрузиться в нее так глубоко, чтобы она никогда не забыла, каково это — быть со мной.
Мои пальцы нашли край ее футболки с надписью «The Mix Up». Я одним движением стянул ее через голову и затаил дыхание. Под ней оказалось бледно-розовое кружево. Такой лифчик, сквозь который отчетливо виднелись розовые соски.
— Ты меня убить хочешь, Воительница?
Ее брови чуть нахмурились от удивления.
Мой палец легко коснулся соска, обвел его кругами.
— Знать, что ты ходила в этом весь день... Одна сплошная попытка соблазнить, прикрытая хлопком.
Я наклонился и взял ее сосок в рот прямо через кружево. Саттон выгнулась, отдаваясь мне без остатка.