У меня похолодело внутри. Я сменила номер в тот же день, когда сняла свою новую квартиру. Если это Роман, значит, он начал находить мои контакты все быстрее. А количество раз, когда я могла сменить номер, прежде чем люди начнут задавать вопросы, было ограничено. В какой-то момент у меня просто не останется убедительных отговорок.

— Ты в порядке? — Этот голос я совсем не ожидала услышать. Я даже не заметила, как подошла Арден, но теперь она стояла рядом, ее серо-фиолетовые глаза задавали тысячу вопросов. Она была не из тех, кто болтает попусту. Арден говорила, когда действительно имела что сказать.

Я натянуто улыбнулась:

— Все хорошо. Это поставщик. Нужно ответить. Сейчас вернусь.

Оставив Луку за пазлом с Кили и Фэллон, я направилась к задней двери. Я не остановилась на веранде — все внутри бы смотрели на меня. Вместо этого я спустилась по ступенькам и пошла по направлению к полям, где паслись коровы и лошади.

Меня всегда тянуло к лошадям. В них удивительно сочетались спокойствие и сила. Я оперлась о забор, глядя на экран телефона, который все продолжал звонить. Я не осмеливалась ответить. Не могла.

После нападения я надеялась, что для Романа это станет сигналом: пора остановиться. Но все вышло наоборот — он погрузился в еще более темную бездну. Детектив, который вел мое дело, сказал, что Роман перешел с опиоидов и кокаина на героин и фентанил.

Глаза болезненно защипало. Раньше у него было все. Второй раунд драфта в Baltimore Blackbirds. Один из лучших принимающих в лиге. А я бросила все свои мечты, чтобы поехать с ним.

Я так и не закончила колледж, даже не устроилась на работу, когда мы переехали в Балтимор. Мне казалось, что это не имеет значения. Мы собирались построить семью. Это было главное. Я была готова полностью положиться на Романа, забыв о своих собственных мечтах — открыть когда-нибудь кондитерскую.

А все изменилось после одного неудачного столкновения на поле. После одной операции на колене за другой. И я не заметила, как таблетки начали управлять Романом, пока не стало слишком поздно. Пока его не выгнали из команды после положительного теста на наркотики, и мы не оказались по уши в долгах.

Я пыталась помочь. Водила его на собрания анонимных наркоманов, записывала на терапию, избавлялась от всего алкоголя в доме и сама не пила в его присутствии. Но ничего не помогло. И в итоге страдали я и Лука. Потому что после развода, когда я подала на полную опеку, Роман даже не пришел на слушание в суд.

Экран телефона мигнул — пришло новое сообщение. Только тогда я заметила, что звонки прекратились.

Неизвестный номер: Ты, маленькая дрянь. Я отдал тебе ВСЕ. Я лишь прошу вернуть хоть что-то. Это слишком много, да? Ты забрала у меня все.

Жгучая боль разлилась за глазами.

Неизвестный номер: Ты мне должна. Если не вернешь, я пришлю к тебе людей Петрова. Ты знаешь, на что он способен.

Меня охватил озноб, хотя на улице было больше двадцати пяти градусов. Петров. После нападения я узнала, что Роман связался с русской мафией. Эти люди не церемонились, когда дело касалось возврата долгов. И от них невозможно было просто избавиться.

Двое, напавшие на меня, получили по пятнадцать лет благодаря записи с камеры наблюдения возле моего дома, но, скорее всего, выйдут через пять. За все время допросов и на суде они не проронили ни слова. Просто приняли приговор, пока их босс наблюдал за ними из зала. Человек, чье пристальное внимание я чувствовала на себе в тот день в суде. Человек, которого я не хотела бы больше никогда видеть.

Чья-то рука легла мне на плечо, и я резко обернулась, вскинув колено, готовая к обороне.

— Полегче, Воительница.

8

Коуп

Она выглядела чертовски грустной. А еще хуже — напуганной. Эта смесь эмоций зацепила меня сильнее, чем я ожидал. Где-то глубоко внутри вспыхнуло желание помочь. Вот только я не был таким мастером на все руки, как Шеп или Трейс. Но черт побери, я не мог удержаться от того, чтобы хотя бы попробовать.

Моя рука инстинктивно опустилась, чтобы защититься, когда Саттон попыталась ударить меня по самому больному месту. Меня это не удивило. Она была настоящим бойцом. Настоящим воином.

— Никто тебе не говорил, что подкрадываться к людям невежливо? — Ее бирюзовые глаза вспыхнули злостью, и мне это понравилось куда больше, чем страх и боль, которые я видел раньше.

— Не думаю, что это можно назвать подкрадыванием, если я позвал тебя по имени, — спокойно ответил я.

Удивление мелькнуло на ее лице.

— Ты просто была слишком увлечена тем, что читала в телефоне, чтобы услышать.

Взгляд Саттон метнулся к экрану. Она быстро заблокировала телефон и сунула его в карман, но я успел заметить панику в ее глазах. Меня пробрало какое-то беспокойство, но я постарался сохранить спокойствие.

— Хочешь рассказать, что случилось?

Ее красивые глаза встретились с моими.

— Зачем? Чтобы ты налетел и все за меня исправил?

Это не про меня. Это Шеп так делает. Главный спасатель всех и вся. Но с Саттон мне вдруг захотелось быть именно таким.

— Может быть. Или просто чтобы ты выговорилась и перестала держать это в себе.

Саттон тяжело выдохнула и оперлась о забор.

— Это ты так поступаешь? Разговариваешь о своих проблемах?

Я невольно усмехнулся.

— Справедливое замечание. Один-один.

Она нахмурилась, немного сбитая с толку.

Я решил не тянуть:

— Я врезал одному из игроков своей команды, и это попало в прессу. Некоторые из начальства теперь хотят меня обменять.

Саттон замерла, ее челюсть отвисла.

— Почему ты его ударил?

Я застыл, напрягся, наклонил голову, изучая ее. Обычно люди, узнав о драке, спрашивали не это. Их волновало, смогу ли я продолжать играть, сколько игр мне запретят. Или сколько штрафов я схвачу. Со временем я стал для всех просто хоккеистом, а не человеком.

Но не для Саттон. Может, потому что она вообще ничего не знала о хоккее. А может, потому что она всегда пыталась докопаться до сути. До настоящего.

Я еще немного помолчал, прежде чем ответить:

— Он сказал, что это из-за меня наш напарник получил травму в плей-офф.

Саттон не отвела взгляда, ища правду в моих глазах.

— Так это правда?

Вот она опять, ее беспощадная честность, с хирургической точностью разрезающая ложь. И на фоне всех красивых сказок мира это было неожиданно приятно.

— Да и нет.

Ее взгляд требовательно впился в меня, заставляя говорить дальше.

— Хоккей — это не только шайба и ворота. Это еще и показать сопернику, что ты не позволишь ему калечить своих.

Саттон скривила нос в очаровательной гримасе.

— Вот где начинается ваше любимое врезание в борта, да?

Я усмехнулся, сам не ожидая этого звука после такого разговора.

— Смотри-ка, уже начинаешь разбираться в хоккейной терминологии.

Она покачала головой, и ее светлые волосы мягко скользнули по плечам. Мне вдруг до боли захотелось протянуть руку и коснуться их, проверить, такие ли они мягкие, как кажутся. Запустить пальцы в эти пряди, пока целую ее...

Черт.

Я выгнал эту картинку из головы и мысленно приказал себе успокоиться. Вспомнил что-нибудь отвратительное. Например, запах раздевалки после матча, когда мы все сбрасываем свое потное снаряжение.

— Бить кого-то — не лучший способ решить проблему, — пробормотала Саттон.

— В обычной жизни — да. Но не на льду. Там это что-то вроде обозначения границ. Или последствий.

Она посмотрела на меня с откровенным скепсисом.

— То есть, ты хочешь сказать, что врезаться в кого-то — это как если бы я забрала у Луки игрушки на два дня за то, что он не убрал их, когда я просила?

Я с трудом сдержал улыбку.

— Именно так.

— Слабо в это верится.

Я пожал плечами.

— Надо самому поиграть, чтобы понять. Если другая команда почувствует, что за их удары никто не ответит, они продолжат калечить наших игроков.