— Я тоже ненавижу, — пробормотал сам Лука и снова провалился в беспокойный сон.

— Я не знаю, как ты с этим справляешься, — тихо сказала Арден. — Это как будто сердце ходит отдельно от тебя.

Я снова опустила тряпку в воду.

— Иногда мне кажется, что я уже не раз от этого умерла.

Арден перевела взгляд с Луки на меня:

— Ему с тобой повезло.

— Я ничего особенного не делаю.

— Еще как делаешь, — в ее голосе зазвучала сталь. — Не все ставят ребенка на первое место. А ты ставишь.

С этими словами она развернулась и вышла.

И я невольно задумалась: какая же у Арден своя история?

Чья-то рука мягко легла мне на плечо, и я резко открыла глаза.

— Чт..?

— Это всего лишь я, — тихо сказал Коуп.

Я моргнула, пытаясь привыкнуть к тусклому свету в комнате Луки. Маленькие часы на тумбочке показывали 3:15 утра. Я поднялась с мягкого кресла и подошла к кровати, чтобы снова измерить температуру. Щеки Луки все еще оставались розовыми, но уже не такими горячими, как раньше. Я надеялась, что это значит — жара спадает.

После еще одного приступа рвоты нам все-таки удалось дать ему Тайленол.

Термометр пискнул. 38,1. Уже лучше.

— Это хорошо, да? — спросил Коуп, в голосе все еще слышалась тревога.

Я кивнула, чувствуя, как глаза начинают жечь от усталости.

— Хорошо. Теперь главное — не пропустить следующую дозу. Ее можно дать через два часа.

— Тогда ты сможешь хоть немного поспать, — Коуп взял меня за руку, собираясь увести из комнаты, но я покачала головой.

— Нет. Я хочу остаться здесь.

— Саттон. — Он посмотрел на меня тем самым взглядом, с которым не спорят. — Ты не сможешь помочь Луке, если сама свалишься. Ты ведь еще не до конца восстановилась.

— Я в порядке. Я…

— Может, ты и чувствуешь себя лучше, но твое тело еще не полностью окрепло, — возразил Коуп.

И я вынуждена была признать: он прав. Меня слегка покачивало. После длинного дня в пекарне, стычки с Эвелин, появления щенка и эпопеи Луки с рвотой я была просто выжата.

— Ладно, — пробормотала я, поворачиваясь к Коупу. — Но мне нужно поставить будильник, чтобы разбудиться через два часа.

Коуп нахмурился, внимательно всматриваясь в мое лицо.

— Дай сюда термометр.

— Зачем?

Он выхватил его из моих рук, направил на мой лоб и нажал кнопку.

— Коуп, я в порядке.

— Ты раскраснелась, — отрезал он. Через секунду термометр пискнул. — Тридцать восемь с половиной. Немедленно в постель.

— Этого не может быть. Я… — я потянулась, чтобы забрать у него термометр, но в тот же миг голова закружилась. За головокружением тут же пришла и тошнота. — Ох, нет.

Я бросилась в ванную.

38

Коуп

Лука хихикнул, как только я шагнул в комнату:

— Что это на тебе надето?

Он все еще был чуть бледнее обычного и спал больше, чем хотелось бы, но явно пошел на поправку. Сегодня он большую часть времени провел за видеоиграми и нескончаемыми вопросами, когда Гретцки вернется от Арден.

Я театрально щелкнул длинной резиновой перчаткой и поправил на лице медицинскую маску и лыжные очки:

— Остался только один, кто еще не слег. И я сделаю все, чтобы остаться без рвотных приключений.

Лука бросил тоскливый взгляд на миску рядом с кроватью:

— Ты умный. Рвать — это самое ужасное.

И ведь не поспоришь. Я эту миску в мусорку выкину, как только Лука поправится. А лучше вообще весь дом дезинфицировать.

— Суп доел?

Лука кивнул:

— И хлеб, и имбирный лимонад. Думаешь, можно будет поесть что-то нормальное?

Я усмехнулся, но внутри облегченно выдохнул. Лука был таким маленьким. Видеть его таким больным напугало меня до чертиков. Но еще сильнее напомнило, как много он для меня значит.

— Моя мама говорит, что после супа и сухого тоста следующий этап — картофельное пюре.

Мама с Лолли приехали утром с огромной кастрюлей куриного супа. Лолли даже пыталась убедить нас, что каннабис лечит тошноту у детей с раком, и предлагала приготовить что-то особенное для Луки. Мама чуть в обморок не упала. Я сказал Лолли, что не хочу, чтобы Саттон, когда очнется от гриппа, убила меня за то, что я накачал ее ребенка наркотой.

— Картошка — это огонь! Я готов, — широко улыбнулся Лука.

— Ну, давай надеяться, что она не будет буквально «огонь». Я принесу тебе ее через час-два, сначала проверю, как там твоя мама.

Лука сморщил нос:

— Ее все еще тошнит?

— Сейчас больше температура, — объяснил я. Саттон вырвало вчера ночью так основательно, что я думал, стены снесет. Но после чая из сассапариля вроде бы полегчало. Правда, даже с Тайленолом жар не до конца спадает.

— Она поправится?

Я ненавидел слышать этот тонкий страх в голосе Луки.

— Конечно. Она просто спит. Как медведь в спячке. Главное, чтобы, когда проснется, нас с тобой не съела.

Лука прыснул от смеха:

— Запасай еду заранее.

— Уже в пути. — Я кивнул на телевизор: — «Могучие утята»?

Лука кивнул так, что чуть с кровати не упал:

— Собираюсь пересмотреть все три фильма подряд.

Не знаю, как он их до сих пор не выучил наизусть, но если они делают его счастливым — пусть хоть сто раз пересмотрит.

— Нет лекарства лучше, чем хорошая порция глупого кино.

Лука улыбнулся, и я заметил, как в углу его десны проклевывается новый зуб.

— Лучшее лекарство на свете!

Я усмехнулся и показал на рацию на его тумбочке:

— Зови, если что-то нужно.

Попросил маму принести старые рации, с которыми мы с братьями в детстве играли, — с таким домом это реально спасение.

— Кодовое имя «Спиди», на связи! — отчеканил Лука.

Я отдал ему честь и вышел в коридор. Остановился у следующей комнаты и медленно приоткрыл дверь. Саттон раскинулась посреди кровати, словно морская звезда, волосы растрепаны. Я тихо подошел ближе, чтобы увидеть ее лицо. Щеки уже не такие красные — может, температура начала спадать.

Я наклонился над ней, и тут ее веки дрогнули. Когда она наконец открыла глаза, то испуганно вскрикнула:

— Что за... — хрипло выдохнула она. — Что ты на себя напялил?

Голос все еще чуть хриплый, но уже гораздо больше похожий на ее нормальный. Я отступил назад, развел руками:

— На войну нельзя идти без оружия.

Губы Саттон дрогнули в попытке улыбки, она села, опершись на подушки:

— Это лыжные очки?

— Удивительно, но с химии у меня не осталось защитных.

Она моргнула, прогоняя сон, и тут же напряглась:

— Лука…

— Все хорошо. Температуры нет, суп и хлеб удержал. Скоро переходим на пюре.

Саттон приложила руку к животу:

— Не говори о еде. Рано еще.

Новая волна тревоги пронзила меня.

— Как ты себя чувствуешь?

— Ужасно, — пробормотала она. — Кажется, температура спала, потому что я вся мокрая.

Я взял с тумбочки термометр и поднес к ее лбу. Через пару секунд он пискнул.

— Тридцать шесть с половиной.

— Слава богу, — выдохнула Саттон, снова падая на подушки. — Чувствую себя так, будто пробежала марафон.

— Давай я наберу тебе ванну, а потом согрею бульон. Посмотрим, как пойдет. Моя мама привезла свой фирменный куриный суп — он лечит все.

Саттон моргнула, и ее глаза тут же наполнились слезами.

Я поспешно сорвал с себя очки и маску, подошел ближе:

— Эй, что случилось?

— Ты можешь заболеть. Тебе нельзя рядом быть.

Я снял перчатки и бросил их на пол, а потом сел рядом с ней на кровать:

— Даже самая противная зараза не оттолкнет меня, если тебе плохо.

Саттон уткнулась лицом мне в грудь.

— Расскажи, что с тобой, — тихо сказал я.

— Ты заботишься о нас, — хрипло выдохнула она.

— Ну да…