Дорога до катка прошла в основном молча, и я не торопил Саттон с разговорами. Знал, что у нее сейчас в голове слишком много мыслей, и был готов дать ей столько времени, сколько потребуется. Но как только я припарковал машину, она заговорила.

— Другие издания подхватили интервью с Романом? Не только этот сплетнический сайт?

Я поморщился. Хотелось бы обойтись без этого разговора, но выбора не было.

— Подхватили. Не скажу, что это стало сенсацией, но публикаций хватает.

Оригинальное интервью выложили прошлой ночью. Более серьезные СМИ начали перепечатывать его с утра. А к этому часу подхватили и другие. Я бы и не узнал, если бы не сообщение от Энджи. Оставалось только надеяться, что фотографы и репортеры не доберутся до Спэрроу-Фоллс.

Саттон тяжело выдохнула и откинулась на спинку сиденья.

— Справимся, да?

Я выключил двигатель, взял ее за руку и прижал пальцы к губам.

— Мы же договорились — ты и я. Вместе справимся.

Она прикусила уголок губы.

— Прости, что тебе приходится через все это проходить из-за меня.

Я сжал ее пальцы крепче.

— Даже не думай об этом. Ради тебя я хоть в огонь пойду.

— Но ты не должен, — тихо сказала Саттон.

— Жизнь не идеальна. Это не всегда солнце и радуга. Главное — найти тех, кто пройдет с тобой через шторм. Кто научится танцевать под дождем.

Один уголок ее губ дрогнул в улыбке.

— Хочешь со мной танцевать под дождем?

Я наклонился через консоль и поцеловал ее — долго и нежно.

— Всегда. А теперь поехали забирать нашего мальчика.

— Ладно, — прошептала она.

Я отпустил ее руку только на то время, пока мы выбрались из машины, а потом снова взял ее ладонь в свою. Когда мы вошли на каток, вокруг толпились родители и дети, собираясь уходить. Я не пропустил грязного взгляда Эвелин, когда она заметила, что мы держимся за руки, и презрительного взгляда фигуристки, прежде чем она переключила внимание на кого-то более подходящего по возрасту. Но сегодня мне было плевать на их бред.

Кеннер помахал нам.

— Лука уже собрал свои вещи.

— Спасибо, что помог, — сказала Саттон.

Взгляд Кеннера стал мягче.

— Всегда рад. Сегодня у Луки был лучший результат в спринте.

— Молодец, Спиди, — сказал я.

Лука едва поднял взгляд.

— Я готов идти.

Мы с Саттон переглянулись. Что-то было не так. Я наклонился, чтобы поднять его спортивную сумку, закинул ее на плечо.

— Увидимся завтра, Кеннер.

— До встречи, Колсон, — отозвался он, отворачиваясь, когда кто-то из родителей позвал его.

Лука молчал, пока мы загружались в машину, и не проронил ни слова всю дорогу домой. Чем дольше он молчал, тем больше я видел, как тревога отражается на лице Саттон. Как только я припарковался у дома, Лука тут же отстегнул ремень и выпрыгнул из машины.

— Лука, — строго сказала Саттон, быстро выходя из внедорожника. — Ты же знаешь, что нельзя выходить, пока я не разрешу.

— Все равно, — пробурчал он.

— Это не «все равно». Это правило для твоей безопасности, — напомнила она.

Я достал из багажника сумки — его и свою, внимательно глядя то на него, то на Саттон.

— Я уже не маленький! — выкрикнул Лука. — Я сам знаю, что безопасно!

— Эй, — тихо сказал я. — Не кричи на маму.

Он зло посмотрел на меня.

— А тебе-то какое дело?

От этого удара я на секунду опешил.

— Потому что я люблю ее. И тебя. А это значит, что я всегда хочу, чтобы с вами обращались с уважением и добротой. И я всегда вмешаюсь, если этого не будет.

Подбородок Луки дрогнул, глаза наполнились слезами. Он перевел взгляд на Саттон.

— Он причинил тебе боль, да? Папа тебя бил?

Черт побери.

43

Саттон

Мир исчез для меня в тот момент, когда Лука задал этот вопрос. Остались только его слова и боль в его глазах.

— Папа тебя бил?

Я могла бы справиться со всей этой шумихой в прессе, если бы это касалось только меня. Но если это ранило моего сына... я бы сожгла к чертям все эти блоги, газеты и развлекательные шоу.

Я заставила себя дышать. Вдох. Выдох. Медленно, ровно.

Я всегда знала, что этот день настанет. Что мне придутся всу объяснить Луке. Но я надеялась, что у меня будет больше времени на подготовку.

Потому что до этого момента Лука вообще не задавал вопросов о своем отце. Он не спрашивал, где он, не просил поговорить с ним. Просто не поднимал эту тему.

— Давай сначала зайдем в дом, — мой голос звучал на удивление спокойно, совсем не так, как я чувствовала себя внутри.

— Только не ври мне, — его слова прозвучали с мольбой, словно он боялся, что я воспользуюсь временем, чтобы придумать оправдание.

Я подошла и прижала его к себе, поднимая на руки. Совсем скоро я уже не смогу так носить его, но пока еще могла. Я погладила его по спине, пока Коуп открывал дверь.

— Я не буду врать, малыш. Можешь спросить у меня все, что хочешь.

Я подбирала слова осторожно, но лгать не собиралась. Потому что если однажды потерять доверие ребенка, вернуть его будет почти невозможно.

Коуп придержал для нас дверь, и я понесла Луку внутрь. Я не остановилась в прихожей, а сразу пошла в гостиную и уселась с ним на диван. Половину меня ждала, что Коуп уйдет, чтобы дать нам поговорить наедине. Но он остался, сел рядом и помог устроить Луку между нами.

Я убрала волосы с его лба.

— Хочешь рассказать, что случилось?

Лука закусил губу.

— Даниэль спросил, правда ли мой папа плохой. Сказал, что слышал, как его мама утром по телефону говорила, что мой папа плохой человек. Что он мусор и что он причинил тебе боль.

Черт. Я убью Эвелин. Мне не нравилось, что она вообще обсуждала меня, но могла бы хотя бы убедиться, что ее ребенок не слышит таких разговоров.

— Значит, это был не несчастный случай? Он правда тебя ударил? — продолжал Лука.

Я глубоко вдохнула, встретилась взглядом с Коупом. И с этим вдохом я взяла всю ту силу, которую он мне сейчас отдавал, и повернулась к сыну.

— Помнишь, мы с тобой говорили, что причинить боль можно по-разному?

Лука кивнул.

— Что дело не только в ударах. Что словами или тем, что игнорируешь кого-то, тоже можно ранить.

— Правильно. Твой папа меня не бил. Но он болен. И из-за этой болезни он причиняет боль тем, кто рядом.

Лука нахмурился.

— Но ведь врач может помочь. Даже если нужно поставить укол — это все равно лучше.

Сердце сжалось от боли.

— Его болезнь такая, что он сам не хочет идти к врачу. По крайней мере, пока. Может быть, когда-нибудь захочет, но сейчас он не может себя заставить.

— Потому что он нас не любит? — прошептал Лука, и по его щекам потекли слезы. — Поэтому он мне никогда не звонит и не присылает открытку на день рождения?

— О, малыш, — я крепко обняла его, прижимая к себе. — Он всегда будет тебя любить. Даже если не умеет это показывать.

— Недостаточно сильно! — всхлипнул Лука. — Я не хочу, чтобы он был моим папой! Я хочу, чтобы папой был Коуп!

Я застыла, пронзенная одновременно болью и надеждой. Я встретилась взглядом с Коупом и увидела в его глазах ту же самую боль... и бесконечную любовь. Коуп наклонился ближе, поглаживая Луку по спине.

— Для меня было бы самой большой честью на свете стать папой для такого потрясающего мальчишки, как ты, — хрипло сказал он.

Лука повернулся ко мне спиной и посмотрел на Коупа.

— Я хочу, чтобы ты им был. Я не хочу плохого папу.

Коуп сжал ему колено.

— Семья — это не только про кровь.

Лука снова нахмурился, не веря.

— Как это?

— Посмотри на мою семью. По крови связаны только я, Фэллон, мама и Лолли.

Брови Луки поднялись.

— Серьезно?