Она обняла меня за талию и крепко прижала к себе:

— После аварии ты был весь в тенях. Это было понятно, но видеть, как ты страдаешь, разрывало мне сердце.

В груди сжалось так сильно, что стало трудно дышать.

— Я только и мечтала, чтобы ты нашел кого-то, кто поможет тебе справиться. Кто станет тебе опорой. Саттон именно такая. Она настоящий партнер, — прошептала мама.

— Так и есть, — выдавил я хрипло. — Она заставила меня посмотреть правде в глаза.

Мама посмотрела на меня, и в ее взгляде было столько вопросов.

Черт. Я не хотел сейчас этого касаться. Не сегодня, когда вокруг столько хорошего. Но часть меня понимала: если я не скажу это сейчас, то не скажу никогда.

— Это была моя вина. Или я так думал, — начал я, сам не веря своему голосу.

Мамины зеленые глаза расширились:

— Коупленд...

Я покачал головой:

— Дай мне сказать. Иначе я так и не решусь.

Ее губы сжались, на лице отразилась боль.

— Это была моя игра. Джейкоб и Фэллон вообще не хотели ехать, но отец, как всегда, уговорил их. Сладостями заманил Фэллон, а Джейкобу пообещал выходные без работы на ранчо.

Я глубоко вдохнул, пытаясь удержаться на плаву. Как же мне хотелось, чтобы сейчас Саттон держала меня за руку. Но, кажется, даже на расстоянии я чувствовал ее. Ту энергию, что всегда окружала меня, спокойную и принимающую. Неважно, была ли она сейчас в нескольких метрах или за тысячу километров — она всегда была со мной.

Держась за это чувство, я продолжил:

— Мы выехали позже, чем планировали. Я слишком долго дурачился с друзьями в раздевалке. А потом, когда мы ехали, я начал задирать Фэл. Дразнил ее, что, когда Джейкоб уедет учиться, я заберу его комнату.

Хотя на самом деле никто бы ее не тронул. Мы все знали: как только он уедет, в ней не захочет жить никто.

— Папа велел нам прекратить. Обернулся буквально на секунду, чтобы одарить нас своим знаменитым взглядом. Но этой секунды хватило. Джейкоб пытался его предупредить о олене на дороге. Отец дернул руль. Но было уже поздно.

Мамины руки упали с моей талии, и я на миг подумал, что она уйдет, что мои худшие страхи оправдаются. Но вместо этого она обняла меня крепче:

— Мой мальчик. Ты столько лет носил это в себе. — Ее объятия стали еще крепче. — Это не твоя вина. Это был несчастный случай. Никто не мог этого предотвратить.

— Я отвлек его, — хрипло прошептал я.

— Ты был ребенком, который спорил с сестрой. Сколько раз мне самой приходилось разнимать вас?

— Слишком много, чтобы посчитать, — пробормотал я в ее плечо.

Мама отстранилась, но не отпустила мои руки:

— Вот именно. Такова жизнь. Ссориться и мириться. Любить и злиться друг на друга одновременно. Это не делает тебя чудовищем. Это делает тебя человеком.

Она покачала головой, и в ее глазах блестели слезы:

— Как же мне больно, что ты столько лет держал это в себе в одиночку.

— Я больше не один, — тихо сказал я.

Одна-единственная слеза скатилась по ее щеке:

— Я так обниму за это Саттон.

Я усмехнулся:

— Ей понравится.

— Ты собираешься сделать ей предложение? — спросила мама, и в её глазах вспыхнул совсем другой огонек.

— Мам, — с упреком произнес я.

Она рассмеялась и отпустила меня:

— Моя работа — совать нос не в свое дело.

— Я на ней женюсь.

В моих словах не было ни капли сомнений. Я знал, каким хочу видеть свое будущее. Саттон и Лука. Я хотел, чтобы они чувствовали себя в безопасности и любимыми. Чтобы у них была та семья, которую они всегда заслуживали.

Мама засмеялась:

— Даже не собираешься спрашивать?

Я усмехнулся:

— Я просто знаю. Знаю, что мы с ней судьба. Знаю, что мы все вместе дадим Саттон и Луке ту семью, которую они всегда искали. Дадим им ту самую любовь, которая не заканчивается, несмотря ни на что.

— Коуп, — прошептала мама, голос ее дрогнул.

Я вытер слезу с ее щеки:

— Я люблю тебя. Спасибо, что любила меня даже тогда, когда я был далеко не идеален.

Она снова обняла меня:

— Для меня ты всегда идеален. Ну, может, за исключением того раза, когда вы с Каем проблевались в моих сиренях после ночной вылазки на вечеринку.

Я громко рассмеялся, отпуская ее:

— Я думал, ты не знала об этом.

Мама сморщила нос:

— Я все знаю.

В этот момент я заметил движение: Лука мчался через весь задний двор, лавируя между детьми и взрослыми:

— Ты не видел маму? Я ее не могу найти.

Я огляделся, ища ее знакомые бирюзовые глаза. Тею я увидел у стола с десертами, Арден — играющую с Брутом и Гретцки, но Саттон нигде не было.

— Наверняка она где-то рядом.

Телефон завибрировал у меня в кармане. Я достал его и увидел на экране имя Саттон. Меня охватило облегчение, когда я провел пальцем по экрану:

— Это мама. Наверное, нужно было срочно съездить в пекарню — монстры съели все ее капкейки.

Лука хихикнул:

— Это точно Фрэнки виноват.

— Точно, — усмехнулся я. Но как только я посмотрел на экран, все внутри застыло. На весь дисплей было фото: Саттон, с испуганными глазами, заклеенным ртом и руками, стянутыми стяжками. Сообщение пришло с ее телефона, но написано было не ею.

Саттон: Я наблюдаю. Если кто-то узнает, что что-то не так, я вышибу ей мозги. Скажи, что тебе нужно что-то взять в доме. Иди в амбар. Возьми телефон и логин от банка.

Деньги. Все ради денег? Это должен быть Роман. Кровь зашумела в ушах, а внутри разрослась паника.

Я: Не трогай ее.

Саттон: Зависит от тебя. Отойди от старушки и мальчишки. Начинай идти.

Я должен был догадаться. Все было слишком хорошо. Слишком спокойно. А я слишком хорошо знал, как легко счастье уходит из рук.

52

Саттон

Стяжки больно впивались в запястья, пока я смотрела на человека, которого когда-то знала. Кого-то, кого когда-то считала любимым. Человека, который дал мне Луку.

Теперь передо мной стоял чужак в униформе кейтеринга. Слишком худой для своего высокого роста — метр девяносто, бледный, как никогда раньше. Он даже внешне не напоминал того мужчину с фотографии, которую я недавно показывала Уолтеру. Но дело было не только во внешности. Дело было в поступках.

Роман причинял мне и Луке боль тысячу раз — ложью, изменами, воровством. Своим отсутствием в самые важные моменты. Но это... Это было осознанное зло. Сознательный выбор причинить боль матери своего ребенка.

Его глаза сузились. Когда-то я называла их янтарными, а сейчас видела лишь мутную коричневую грязь. Он перехватил пистолет поудобнее, сунул один телефон в карман и поднял другой — мой.

— Только попробуй закричать, и я вышибу тебе мозги быстрее, чем ты успеешь моргнуть. А потом займусь этим мелким ублюдком.

Я прижалась к стене амбара, будто она могла меня защитить. Но не могла.

Роман сделал шаг вперед, сорвал с моего рта ленту одним резким движением. Хотелось выругаться или застонать от боли, но я не собиралась давать ему такое удовольствие. И не закричу. Пока не буду уверена, что Лука в безопасности.

А вдруг с ним люди Петрова? Сколько их могло пробраться в провинциальную кейтеринговую компанию? Я не слышала русских акцентов, но это ничего не значило.

Пока я должна была молчать. Думать. Ждать. И когда придет время — сражаться.

Потому что у меня было ради чего жить. Мой сын. Коуп. Семья, которую мы строили.

Слезы подступили к горлу, но я заставила себя их проглотить. Сейчас нельзя.

Роман скривил губы в издевательской улыбке, как пародия на злодея из фильма:

— Что случилось, Голубоглазая? Язык проглотила? Обычно тебя не заткнешь. Вечно меня пилила.

Кто он теперь? Это было больше, чем просто перемена. Казалось, я никогда его и не знала.

— И что ты хочешь услышать, Роман?

Он вздрогнул, услышав свое имя, будто я ударила его по лицу. Может, хоть что-то в нем еще живо.