В груди вспыхнуло новое пламя, жгучее, но уже не от бега:

— Я в порядке.

— Ты не в порядке, — ее голос стал тише, но от этого еще сильнее бил по нервам. — Пожалуйста, не лги мне в лицо. Если ты хочешь, чтобы мы с Лукой ушли, я пойму. Наверное, ты смотришь на меня иначе...

— О чем ты вообще говоришь? — резко перебил я.

Саттон сжала руки в кулаки, ногти вонзились в ладони:

— Ты почти не прикасался ко мне с тех пор, как я вернулась из больницы. Следишь за мной, как ястреб, но даже не обнимаешь.

Блядь.

— Дело не в тебе, — выдавил я сквозь зубы.

Она горько усмехнулась:

— Дай угадаю. «Это не ты, это я»?

— Ты ни в чем не виновата. Во всем виноват Роман и те ублюдки. Ты не заслужила всего этого. Ни капли. Ты боролась за Луку, за себя. Ты была умной, вырвалась. Работала как проклятая, чтобы построить новую жизнь для себя и сына.

Ее глаза заблестели несдержанными слезами:

— Тогда почему ты выстроил вокруг себя стену?

Я сжал кулаки:

— Я тебя не заслуживаю. Я опасен для тебя и Луки. Я подвергаю вас риску.

Лицо Саттон преобразилось, наполнившись сочувствием. Она сделала шаг ко мне:

— Кажется, мы это уже обсуждали. Я сама решаю, чего я достойна и что для меня хорошо.

— Ты не понимаешь, — горло жгло, как огнем. — Ты не знаешь.

Эти бирюзовые глаза искали мои, не отводя взгляда:

— Тогда расскажи мне.

Я понял в тот момент. Это был единственный выход. Правда заставит ее уйти. Я произнес то, что прятал в себе семнадцать лет:

— Я убил своего отца и брата.

34

Саттон

Слова Коупа эхом разнеслись по комнате, словно пушечный выстрел, отразились от стен и пронзили меня насквозь. Я смотрела на мужчину, в которого, кажется, начинала влюбляться. В его лице было лишь одно слово — израненное.

— Что? — прошептала я, не желая добавлять тяжести к его признанию.

— Я. Их. Убил. — Слова, словно вырванные из его горла, оставили за собой кровавый след.

— Это был несчастный случай…

— А был ли? — перебил он меня.

— Коуп. — Его имя прозвучало у меня так тихо, что едва ли его можно было услышать, но это было все, на что я сейчас была способна.

— Мы возвращались домой после моей игры. Если бы не я, их бы там вообще не было.

— Это не…

— Замолчи, — резко бросил он. Мои губы сомкнулись, и Коуп продолжил, будто находясь в каком-то забытьи. — Это была зима. Рано стемнело. Было всего половина восьмого вечера, а на улице — кромешная тьма. Мы ехали домой по двухполосной дороге, папа и Джейкоб спереди, Фэллон и я сзади.

Коуп больше не видел меня. Он был где-то там, в тот день.

— Мы проиграли, и я был в отвратительном настроении. Сорвался на Фэл, задирал ее по какой-то глупости. Она огрызнулась, и мы начали по-настоящему ссориться. Орали друг на друга, кто займет комнату Джейкоба, когда он летом уедет в колледж. Такая чушь.

Грудная клетка сжалась так сильно, что стало трудно дышать. Я чувствовала его боль, как живого, дышащего монстра между нами. Только невидимого. Того, с которым не сразишься, но который оставляет после себя руины.

— Папа обернулся всего на секунду. Только чтобы сказать нам прекратить. Но этого оказалось достаточно. Джейкоб закричал. На дороге стоял чертов олень. Папа попытался вывернуть руль, но было скользко. Мы съехали с обрыва и врезались в дерево. Когда я очнулся, единственное, что я слышал, — это боль.

Мне нестерпимо хотелось прикоснуться к Коупу, как-то успокоить его. Но я знала, если моя рука дотронется до него, этот рассказ прервется, а Коупу сейчас важнее всего было выговориться.

— Я слушал, как умирают мой отец и брат, но не мог добраться до них. Не мог помочь. Им нужна была моя помощь, а я, блядь, не мог ничего сделать. Я застрял на заднем сиденье рядом с сестрой без сознания, не зная, жива она или нет, зная только одно — это все моя вина.

Слезы струились по щекам Коупа, капали с его подбородка на пол, оставляя темные пятна вокруг нас.

— Я убил их. Фэл этого не помнит, у нее была травма головы. Вся та ночь для нее просто исчезла. Но я помню. Я живу с этим каждый день — с осознанием того, что разрушил свою семью.

Я больше не могла стоять на месте. Какая разница, что Коуп весь в поту после пробежки или что он считал себя недостойным. Я обняла его за талию, прижалась лицом к его груди и держалась изо всех сил.

— Как ты можешь меня касаться? — выдавил он.

— Коуп, — хрипло ответила я. — Ты хороший человек.

— Нет.

— Ты хороший человек, и это не твоя вина.

— Это на моей совести, — прорычал он.

Я отстранилась и взяла его лицо в ладони.

— Ты был тринадцатилетним мальчишкой, который ссорился с сестрой. Если ты думаешь, что это повод обречь себя на вечные страдания, тогда любой человек с братом или сестрой давно уже был бы проклят.

Остатки слез мерцали в его темно-синих глазах.

— Они погибли из-за меня. И я никому об этом не рассказывал.

— Они не погибли из-за тебя. В их смерти нет смысла. Именно поэтому это называется несчастным случаем. Потому что никто не виноват. И уж точно не ты.

Меня разрывало на части от мысли, что Коуп носил в себе эту боль семнадцать лет. Что он тащил этот груз в одиночку, ни с кем не поделившись. Но многое стало понятно.

Почему он держался на расстоянии от семьи, хотя ради нее был готов на все. Почему не любил бывать в Спэрроу-Фоллс, будто пытался убежать от воспоминаний. Почему бросался защищать своих товарищей на льду, будто пытался спасти их так, как не смог спасти брата и отца. И почему сейчас он отталкивал меня, будто это могло уберечь его от новой боли.

Страх и искупление.

Смертельная смесь. Гораздо опаснее любых наркотиков, которые когда-то погубили Романа.

Грудь Коупа тяжело вздымалась, он пытался восстановить дыхание после изнурительной пробежки и исповеди. Я не отпускала его лица.

— Это не твоя вина.

— Саттон, — прохрипел он.

— Это не твоя вина. — Я готова была повторять эти слова столько раз, сколько потребуется, пока он, наконец, не поверит.

— Ты не знаешь…

— Знаю, — перебила я его. — Ты думаешь, я не узнала твою семью за этот год? Думаешь, я не понимаю, как они отреагируют, когда узнают, что ты столько лет носил это в себе? Их сердце разорвется. Не потому что они винят тебя, а потому что ты столько лет страдал в одиночку, не позволив им помочь.

Я знала это всей душой. Потому что такие они, Колсоны. Они всегда встречают тебя там, где ты есть, и окружают любовью и принятием. Больно думать, что Коуп боялся получить от них что-то иное.

Он смотрел на меня, тяжело дыша. В его взгляде что-то искал, но я так и не поняла, что именно.

— Я безрассуден. И дело не только в той ночи. Я сорвался на льду и из-за меня пострадал Тедди. Сорвался на тренировке и чуть не получил дисквалификацию. Мог серьезно покалечить товарища по команде, который хоть и козел, но такого не заслуживал. И все это привело к тому, что Тедди оказался здесь. Потому что он пришел разбираться с моим бардаком. Если бы не он, он бы был жив.

Это было как нож в сердце.

— Коуп.

— Но еще хуже, что я вынудил тебя поехать на похороны, где ты столкнулась с людьми, от которых прячешься. Людьми, которые тебя чуть не убили.

Его грудь вздымалась от тяжелого дыхания, и причиной тому была не пробежка.

Но я не отпускала его лица.

— Во-первых, ты человек. Ты заступился за друга. Насколько я поняла, для хоккея это обычное дело.

— Саттон…

— Я говорю, — резко оборвала я его, с трудом сдерживая гнев. Гнев не на Коупа, а на ту пытку, которую устраивал ему собственный разум.

Коуп послушно закрыл рот.

— Насколько я понимаю, Тедди пострадал после того случая из-за того, что другой игрок схитрил. И вина за это лежит только на нем.

Челюсть Коупа сжалась, но он больше не пытался меня перебить.