Кеннер, скорее всего, имел в виду какого-то придурка-бывшего. Но я почему-то подумал, что все могло быть куда хуже. Я снова посмотрел на нее, будто мои глаза жили отдельной жизнью. Лука держал ее за руку, пока они направлялись к выходу из здания, а она несла огромную сумку с экипировкой так, словно это был пакет с хлебом.

Было ясно, что она привыкла нести на себе весь мир. И мне вдруг до абсурда захотелось подойти, вырвать эту сумку из ее рук и донести до ее гребаного внедорожника. Очень надеялся, что она уже поставила там новое колесо.

— Коуп? — окликнул меня Кеннер.

Я покачал головой:

— Нет, дело не в этом. Она просто напомнила мне кое-кого.

Какой идиотский ответ. Я знал ее всего десять минут, но уже понимал, что она ни на кого не похожа.

— Ой, извини, — пробормотал Кеннер. — Не хотел лезть не в свое дело.

Как бы не так. Он хотел обозначить территорию. Я знал таких типов. Они делают вид, что просто друзья, но всегда преследуют одну цель — затащить в постель.

Я скрипнул зубами, заставляя себя улыбнуться:

— Ничего страшного, мужик.

В это время кто-то выехал на лед, и я заметил ее движение — уверенное, отточенное. Она была как дома на этом катке. Фигуристка.

Она пересекла каток за шесть длинных шагов:

— Говорят, у нас тут легенда.

Ее взгляд скользнул по мне так, что я с трудом сдержался, чтобы не отступить назад. Господи. Девчонке, на вид, едва исполнилось восемнадцать. И это точно было не мое. Даже когда мне самому было восемнадцать. А с тех пор прошло уже двенадцать лет.

— Рэйвен, — сухо поприветствовал ее Кеннер.

Девушка сладко ему улыбнулась, накручивая на палец кончик черного как смоль хвоста:

— Тренер. А ты не представишь меня своему другу?

Блядь. Мне бы очень не хотелось знакомиться.

Губы Кеннера тронула усмешка:

— Судя по всему, вы уже знакомы.

Ее щеки порозовели:

— Ты же понял, о чем я.

— Приятно познакомиться, Рэйвен. Мне пора. Увидимся завтра, тренер. — Я оттолкнулся от бортика и быстро обогнул девчонку, направляясь к выходу, но стоило мне увидеть две фигуры у борта, как я почти готов был вернуться к этой акуле в обтягивающем трико.

Из всех моих братьев, конечно же, именно Трейс и Шеп пришли сюда. В нашей семье у каждого была своя роль. Трейс всегда следил за порядком, что неудивительно — он старший и по совместительству шериф округа Мерсер.

Шеп был заботливым, тем, кто всегда следил, чтобы с нами все было в порядке. Иногда его забота о других обходилась ему самому слишком дорого. Но с тех пор, как он встретил Тею, я замечал перемены. Он стал уравновешеннее. Хотя количество его проверок нас всех это не уменьшило.

Я натянул на лицо привычную легкую улыбку, подъезжая к выходу — ту самую, которую от меня ждали братья. Потому что у меня тоже была своя роль. Весельчак. Сорвиголова. Немного безрассудный. Так проще — не пускать никого глубже.

— Кто меня сдал? — спросил я, выходя с льда на резиновое покрытие.

— Спокойно, — сказал Шеп. — Никто тебя не сдавал. У Теи есть подруга, у которой ребенок в этом лагере. Она просто удивилась, что Тея не сказала, что ты здесь тренером.

Я поморщился, садясь на скамейку и развязывая шнурки на коньках. В словах Шепа скрывался вполне явный упрек. Ему явно не понравилось, что я не сказал об этом сам. А молчаливый взгляд Трейса только подчеркивал это.

Сняв один конек, я закинул его в сумку:

— Недавнее решение. Линк и тренер Филдер подумали, что это будет полезно.

Повисла долгая пауза, пока я снимал второй конек. Наконец заговорил Трейс:

— Из-за всей этой шумихи в прессе?

В его голосе не было осуждения, но я все равно почувствовал его. Потому что знал — он следил за мной. Иногда Трейс казался больше надзирателем, чем братом.

Я закинул коньки в сумку и натянул кроссовки:

— Знаете же, как пресса любит падаль.

Опять молчание. Теперь уже заговорил Шеп. Словно они специально разыгрывали спектакль в духе «плохой полицейский — хороший полицейский».

— Что происходит? В сети полно видео, где ты бьешь Маркуса Уорнера без всякой причины. Это не похоже на тебя.

Я сжал лямку сумки до побелевших костяшек. Нет, это действительно был не я. И в этом должна была быть первая подсказка, что история не так проста. Но Шеп даже не оставил мне шанса объясниться.

И в какой-то степени я его понимал. Недаром же меня прозвали Жнецом. Потому что я славился своей жесткостью на льду. Если ты тронул моего напарника, я трону тебя.

Именно это и произошло в той игре против Далласа. С самого выхода на лед это была кровавая бойня. Но я почувствовал неладное еще до начала — тревога буквально искрилась в воздухе.

Наш левый нападающий Луи получил удар клюшкой под ребра, и я не мог оставить это просто так. Я пошел на игрока Далласа, который в этом замешан, но этим открыл зону для атаки. Два соперника сразу же налетели на Тедди, и он получил глубокий порез на предплечье, из-за которого выбыл из игры на несколько матчей.

Я до сих пор слышал, как на следующей тренировке Маркус язвительно бросил:

— Наш капитан просто обязан был сыграть героя, да, Колсон? Но все же прекрасно знают правду. Ты заботишься только о себе. И из-за тебя остальные могут погибнуть.

— Коуп, — надавил Шеп. — Расскажи, что происходит на самом деле.

Я резко поднялся на ноги:

— Ничего. Я в порядке. Просто пресса вечно на хвосте висит. Было бы неплохо, если бы братья поддержали, а не думали, что я вот-вот сорвусь с катушек.

Это было подло сказано, но я не стал извиняться. Просто развернулся и вышел наружу, в летнюю жару. Только вот жара не смогла растопить тот холод, который сковал меня изнутри. Холод, шепчущий, что я гораздо хуже, чем просто неуправляемая мина. И врезать кого-нибудь в бортик уже не помогало сдержать ярость, как раньше.

5

Саттон

Глаза жгло, пока я подъезжала к парковке у катка. Эти чертовски ранние утра явно пытались меня доконать. Сегодняшний дополнительный заказ капкейков был для вечеринки по случаю помолвки. К счастью, невеста решила отказаться от банального белого оформления в пользу чего-то более веселого. Она попросила сделать капкейки, отражающие важные моменты их с женихом истории.

Это был по-настоящему интересный проект, и я с удовольствием слушала, как она рассказывала о их пути друг к другу. Мы выбрали символ их колледжа — милейшего бобра, фрисби для их любимого занятия — соревнований по фрисби-гольфу, закат над горами, где он сделал ей предложение, и, мой любимый вариант, фигурку их любимого шнауцера по кличке Сэмсон.

Но такая кропотливая работа отнимала в три раза больше времени, чем мои обычные заказы. Я была вымотана, спина болела, а зрение, кажется, так и не восстановилось после всех этих часов напряженного разглядывания мелочей. Но оно того стоило. Потому что все больше людей из города советовали мою пекарню друзьям и знакомым. А может, если так пойдет и дальше, я найду способ сохранить и пекарню, и квартиру.

— Тренер Жнец говорит, что в конце недели мы сами себе выберем прозвища, — сказал Лука, пока я парковалась.

Я все еще невольно морщилась от этого ужасного прозвища. Жнец? Ну кто вообще выбирает себе такое имя для всей карьеры?

— Я бы выбрала «Суперзвезда», — сказала я, заглушив двигатель.

Лука закатил глаза, выглядя намного старше своих семи лет:

— Маам, ну это же глупо.

Я театрально схватилась за сердце:

— Ах, удар в самое сердце. Тебе не нравится мое прозвище?

Лука хихикнул, снова став похожим на ребенка:

— Оно звучит так, как будто я хвастаюсь.

В этом он был прав. Я повернулась к нему на сиденье:

— Знаешь, мне нравится, что ты думаешь о том, как твое прозвище может повлиять на других. Это говорит о том, какой ты добрый.

Щеки Луки порозовели: