Это была его Эпитафия.

Он приблизился к ней, рассматривая единственную, первую гравировку на ее поверхности. Простое слово. Его первая истина. Выживание.

Что оно значит? Что оно дает? Это не было техникой, не было оружием.

Он сосредоточился на своем кристалле, и в ответ тот слабо пульсировал. Кайен почувствовал, как тонкий, едва заметный поток энергии исходит от него. Эта энергия не была направлена наружу. Она текла внутрь, в саму ткань его души. Она была как бальзам, успокаивающий хаотичные вибрации двух других Эпитафий. Она укрепляла его собственную волю, делая ее стержнем, вокруг которого вращались чужие наследия. С ее помощью подавлять ярость Корвуса стало легче. Анализировать знания Райкера, не рискуя потерять себя, стало проще.

Это был фундамент. Основа, на которой он мог строить все остальное.

И это было не все.

Поток энергии, исходящий от его кристалла, начал просачиваться за пределы души, в его физическое тело. В своем трансе Кайен смог «увидеть» свою раненую ногу. Он увидел рваные ткани, воспаленные мышцы, инородные швы из сухожилий. И он увидел, как его собственная, внутренняя сила окутывает рану. Она не творила чудес, не заживляла ее мгновенно. Она делала нечто более тонкое. Она ускоряла естественные процессы. Клетки делились быстрее. Кровь эффективнее боролась с заражением. Ткани медленно, но верно начинали срастаться.

Его Эпитафия была инструментом не разрушения, а сохранения. Сохранения его собственной жизни.

Он не знал, сколько спал. Когда сознание вернулось, мир за пределами его убежища уже успел дважды погрузиться во тьму и дважды встретить рассвет.

Первое, что он почувствовал — тупую, ноющую боль в ноге вместо той острой агонии, с которой он отключился. Он осторожно приподнялся и размотал повязку. Зрелище было все еще отвратительным, но он сразу заметил разницу. Опухоль спала. Покраснение вокруг швов уменьшилось. Рана затягивалась с неестественной скоростью.

Его сила работала.

Второе, что он почувствовал — это голод. Хищный, всепоглощающий. Его тело, ускоряя регенерацию, сожгло все до последней калории. Ему срочно нужна была еда и вода, иначе он умрет не от ран, а от истощения.

Собравшись с силами, он подполз к выходу и осторожно отодвинул камни.

Дикие Земли встретили его все той же тишиной и запахом пыли. Солнце, тусклое и белое, висело в пепельном небе. Опасность никуда не делась, она лишь затаилась.

Он не мог оставаться здесь.

Нужно было охотиться. Но как? Он падальщик, а не следопыт. Он привык иметь дело с мертвыми, а не с живыми.

Он на мгновение закрыл глаза, погружаясь в себя. Ярость Корвуса была бесполезна. А вот разум Райкера... Он был не только воином, но и командиром, который водил отряды по диким местностям. Он должен был знать.

Кайен начал вспоминать. Не боевые техники, а другие знания, погребенные в рубиновом кристалле. Как находить следы. Как определять съедобные корни по форме листьев. Как искать воду, следуя за полетом определенных насекомых.

Знание было там. Разрозненное, неполное, но оно было.

Он встал, опираясь на стену рога. Он больше не был просто падальщиком с ворованной силой. Он был симбиозом. Он был выжившим, использующим аналитический ум мертвого капитана.

Закинув за спину свой черный меч, Кайен шагнул из своего временного убежища. Он больше не был жертвой, убегающей от хищников.

Он сам становился хищником. И его первая охота начиналась.

Дикие Земли были обманчиво пусты. На первый взгляд, здесь не было ничего, кроме пыли, ветра и гигантских костей. Но наследие Райкера учило Кайена видеть скрытую жизнь.

Он двигался медленно, его хромота заставляла его быть осторожным. Каждый шаг был выверен. Его взгляд, направляемый памятью капитана, больше не скользил по поверхности. Он искал детали. Потревоженный камешек. Сломанная ветка иссохшего кустарника. Почти невидимый след на спрессованной пыли.

Через час поисков он нашел то, что искал. Цепочка трехпалых следов, оставленных существом размером с крупную собаку. Райкер в его голове мгновенно идентифицировал их. «Песчаный Бегун. Быстрый, стайный. Мясо жесткое, но съедобное. Опасен только в группе».

Кайен пошел по следу. Он двигался против ветра, как учил его мертвый капитан, чтобы его запах не спугнул добычу. Он научился ступать на пятку, а не на носок, чтобы шаги были тише. Он чувствовал себя чужаком в собственном теле, выполняющим незнакомые, но интуитивно понятные действия.

След привел его к зарослям колючего, почти черного кустарника, росшего у подножия массивной костяной гряды. И там он их увидел.

Стая из пяти Песчаных Бегунов. Это были поджарые, ящероподобные твари с чешуей цвета пыли, что делало их почти невидимыми на фоне ландшафта. Они что-то грызли. Подойдя ближе, Кайен понял, что это было — труп другого Бегуна, очевидно, проигравшего в борьбе за доминирование.

Закон Диких Земель во всей своей красе.

Пять против одного. Даже здоровый, Кайен не рискнул бы напасть. А в его нынешнем состоянии это было чистое самоубийство. Ярость Корвуса в его душе требовала броситься в бой, но Кайен с легкостью подавил этот безрассудный импульс. Ему нужна была одна особь. Изолированная от стаи.

Он начал наблюдать, используя терпение, которому его научили годы, проведенные в ожидании конца битв. Он изучал их повадки, иерархию. Был явный вожак — самый крупный и агрессивный, который отгонял остальных от лучших кусков. Были и подчиненные особи. И был один, самый маленький и худой, которого постоянно отталкивали. Он держался на периферии, выжидая момент, чтобы урвать хоть крошечный кусок.

Это была его цель.

Кайен медленно, бесшумно начал отступать, заходя за костяную гряду. Он не собирался нападать здесь. Он собирался устроить ловушку.

Он нашел идеальное место — узкое ущелье между двумя скалами, заваленное с одной стороны валунами. Естественный тупик. Теперь нужна была приманка.

Он вернулся к месту, где оставил Костяного Жнеца. Зрелище было отвратительным. Мелкие падальщики, похожие на многоногих насекомых, уже копошились в останках. Серая Эпитафия Голода все еще висела в воздухе, но казалась более тусклой, словно медленно рассеиваясь.

Игнорируя ее, Кайен отрубил черным мечом один из костяных клинков Жнеца. Затем он вернулся к своей ловушке. Он положил клинок в самый конец ущелья. Он не был едой, но от него исходил слабый, остаточный запах энергии смерти, который мог привлечь любопытного хищника.

Затем он занял позицию. Он затаился на вершине одной из скал, нависавшей над ущельем. Он лежал на животе, сливаясь с камнями, его черный меч был наготове.

Началось ожидание. Час сменялся другим. Солнце начало клониться к закату, окрашивая кости в кровавые тона. Нога Кайена ныла. Голод сводил желудок. Он боролся со сном.

Именно в тот момент, когда он уже был готов отказаться от своей затеи, он увидел движение.

Из-за угла показался тот самый, самый маленький Песчаный Бегун. Очевидно, его окончательно прогнали от добычи, и он отправился на поиски чего-то другого. Его голова подергивалась, он принюхивался к воздуху.

Он учуял запах. Запах смерти, исходивший от костяного клинка.

Любопытство пересилило осторожность. Тварь медленно, озираясь по сторонам, вошла в ущелье. Она подошла к клинку, ткнулась в него носом.

Это был момент.

Кайен не стал медлить. Он не спрыгнул вниз. Он сделал то, чему его научила битва со Жнецом. Он использовал окружение.

Он уперся ногами и со всей силы толкнул большой, неустойчивый валун, лежавший на краю скалы.

Камень с грохотом сорвался вниз.

Бегун, услышав шум, поднял голову. Но было уже поздно. Валун обрушился прямо на него, прижав заднюю часть его тела к земле. Раздался пронзительный, полный боли визг. Тварь была не убита, но обездвижена, заперта в ловушке.

Кайен спрыгнул со скалы, приземлившись на раненую ногу и едва не вскрикнув от боли. Он быстро подковылял к извивающейся твари. Бегун щелкал зубами, пытаясь дотянуться до него, его маленькие, черные глаза горели ненавистью.