Лира остановилась в отчаянии. Это был конец.

Но Кайен даже не замедлил шаг. Он вытащил свой черный меч. Он не стал вливать в него ярость или тактику. Он влил в него частичку своей новой пустоты.

На одно мгновение клинок перестал быть черным. Он стал похож на дыру в реальности, на вырезку из ночного неба, в котором не было звезд.

Он нанес удар.

Он не рубил кабель. Он просто провел по нему своим «пустым» клинком.

И там, где прошел меч, металл просто исчез. Не было ни разреза, ни оплавленных краев. Просто идеально ровная пустота. Огромный кабель был перерезан, словно был сделан из бумаги.

Кайен прошел через образовавшийся проем. Лира, ошеломленная, последовала за ним.

Они достигли лестницы и начали свой безумный подъем наверх, в то время как самые глубокие уровни зиккурата за их спинами коллапсировали, превращаясь в могилу для секретов клана Черного Солнца.

Когда они, изможденные, наконец выбрались на поверхность, под багровое небо Сердца Пустоши, и обернулись, они увидели, как гигантский зиккурат содрогается. Из его вершины, из черного солнца, вырвался последний, беззвучный импульс пустоты, который стер его из реальности. Огромное строение просто исчезло, оставив после себя лишь идеально гладкую, стекловидную воронку в земле.

Проклятие было снято. Ад, созданный кланом, поглотил сам себя.

Кайен и Лира стояли на краю этой воронки, двое выживших на пепелище чужих амбиций.

Лира посмотрела на Кайена. На его спокойное лицо. На его глаза, в глубине которых теперь, казалось, отражалась сама бесконечность. Он изменился. Он больше не был просто падальщиком. Он больше не был просто летописцем.

— Кто ты теперь? — спросила она, и в ее голосе был трепет.

Кайен посмотрел на свои руки, затем на горизонт, где за пределами этой мертвой земли его ждал мир, который все еще хотел его уничтожить.

— Я — Эпитафия, которая еще не написана, — ответил он. — И теперь… я сам буду ее автором.

Их путешествие в Сердце Пустоши закончилось. Но его собственная, настоящая история только начиналась.

Когда последний отголосок падения зиккурата затих, наступила тишина. Но это была не та мертвая, гнетущая тишина, что царила здесь прежде. Впервые за тысячи лет Кайен услышал звук ветра.

Он поднял голову. Фиолетовая, больная дымка в небе редела. Сквозь нее пробивались лучи чистого, белого света. Проклятие, державшее в плену эту землю, рассеивалось. Сердце Пустоши медленно, мучительно начинало дышать снова.

Лира смотрела на Кайена, и в ее взгляде смешались благоговейный трепет и глубокая настороженность. Мальчишка, которого она вела через пустоши, исчез. На его месте стоял кто-то — или что-то — иное. Его глаза были спокойны, но в их глубине таилась бездна. Вся его фигура излучала ауру завершенности и пугающего контроля.

— Ты в порядке? — спросила она, и вопрос прозвучал глупо даже для нее самой.

Кайен посмотрел на свои руки. Он чувствовал себя странно. Пустым. В его голове больше не было чужих голосов. Ярость Корвуса, интеллект Райкера — они не исчезли, но теперь были не гостями, а просто инструментами в ящике. Аккуратно сложенными, безмолвными. А в центре его души царила спокойная, могучая тишина. Это была сила Пустоты, которую он впитал.

Он посмотрел на свою ногу, на уродливый шрам, оставшийся от когтей Жнеца. Это был знак его прошлого, его слабости. Теперь он казался чужеродным.

Он сосредоточился. Он не стал призывать свою Эпитафию Выживания. Вместо этого он обратился к новой силе. Он представил себе концепцию шрама — память о ране, записанную на его коже. И он, словно редактор, вычеркивающий строку, просто… стер ее.

Лира ахнула. На ее глазах шрам не зажил. Он исчез. Кожа под ним стала гладкой и чистой, какой была до ранения. Не осталось и следа. Это было не исцеление. Это было переписывание прошлого.

Кайен почувствовал легкую, но отчетливую усталость. Не физическую, а иную. Словно он потратил крошечную частичку своего собственного бытия, чтобы отменить бытие шрама. У этой силы была своя цена. Экзистенциальная.

Они нашли укрытие среди скал, чтобы отдохнуть и осмыслить произошедшее. Мир менялся на глазах. Ветер принес первые семена каких-то растений, и на черном, стекловидном песке появились крошечные зеленые ростки. Жизнь возвращалась.

— Твой враг… клан Алого Кулака, — нарушила молчание Лира, глядя на оживающую пустыню. — Ты все еще хочешь бежать от них?

Вопрос был ключевым. Прежний Кайен, падальщик, выживший, без колебаний ответил бы «да». Но тот Кайен умер в зиккурате.

— Бежать некуда, — ответил он, его голос был спокоен. — Они — шрам на моей истории. А я не хочу больше носить чужие шрамы.

Он встретился с ней взглядом.

— Я вернусь. Но не как беглец. А как тот, кто пришел забрать долг.

Лира долго смотрела на него, а затем кивнула, словно приняв важное решение.

— Мой народ пал, потому что мы только и делали, что охраняли прошлое. Мы прятались от мира. Я хочу увидеть, что будет, если пойти навстречу своей судьбе. И… — она позволила себе легкую, едва заметную усмешку, — я хочу посмотреть, какую историю ты напишешь, Летописец. Я иду с тобой.

Их союз был заключен заново. Не на основе общей угрозы, а на основе общей цели.

Путь назад был другим. Земля все еще была опасной, но уже не такой враждебной. Они шли несколько дней, и Кайен практиковался в своей новой силе. Он учился не только стирать, но и «редактировать». Он мог коснуться камня и сделать его хрупким, как стекло, «стерев» концепцию его прочности. Он мог коснуться воды и сделать ее густой, как сироп, временно «отредактировав» ее вязкость.

Его сила была тонкой, требующей невероятной концентрации и расходующей его экзистенциальную энергию. Но она была абсолютной.

На пятый день пути они столкнулись со стаей Скальных Дьяволов — мускулистых, похожих на гиен тварей с каменными наростами на спинах. Раньше им пришлось бы либо бежать, либо вступать в тяжелый бой.

Но Кайен просто вышел им навстречу.

Лира вскинула лук, но он остановил ее жестом.

Он посмотрел на вожака стаи, на его оскаленную, рычащую пасть. Он не стал стирать саму тварь. Это было бы слишком энергозатратно. Он сосредоточился на ее разуме. Нашел там простую, первобытную концепцию. «Враждебность к чужаку».

И он поставил в ней крошечную, как укол иглы, дыру. Он стер ее.

Эффект был поразительным. Вожак стаи резко замолчал. Он тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. Его рычание сменилось недоуменным поскуливанием. Он посмотрел на Кайена и Лиру, но не видел в них больше ни угрозы, ни добычи. Он видел просто… два объекта. Неинтересных.

Он развернулся и, что-то рявкнув своим сородичам, повел стаю прочь, искать другую, более понятную цель.

Лира медленно опустила лук. Ее руки дрожали. Она видела, как он исцелил шрам, как он перерезал кабель. Но это… это было нечто иное. Он не победил врага. Он отменил само понятие «враг».

Она посмотрела на спокойное лицо Кайена. Он больше не был ни падальщиком, ни воином, ни инженером. Он становился силой, способной изменять саму природу реальности.

И теперь эта сила возвращалась в мир людей. В мир, где амбиции, ненависть и жадность были высечены на камне. Мир, который был совершенно не готов к появлению своего нового, незваного редактора.

Край Диких Земель встретил их тишиной и запахом молодой травы. Небо над головой было почти голубым. Стоя на последнем холме, Кайен и Лира смотрели назад, на тот мир из костей и кошмаров, что стал для них домом, горнилом и святилищем. Он изменил их навсегда.

Они тоже изменились. Исчезла загнанность из их глаз. Лира двигалась с уверенностью хищницы, знающей свою силу. Кайен же изменился сильнее. Он стал выше, его тело, получавшее наконец достаточно пищи, окрепло. Но главное было во взгляде — спокойном, глубоком и пугающе проницательном. Он нес в себе тишину Пустоты, и эта тишина была громче любого боевого клича.