Но Кайен не чувствовал ужаса. Он чувствовал узнавание.

Он подошел ближе. Теперь он понимал. Это существо было похоже на него. Но если он был осколком, эхом, то оно было оригиналом. Первоисточником. Он поглощал готовые, сформированные Эпитафии мертвых. А это существо… было пустой, «нулевой» Эпитафией. Чистым листом с безграничным потенциалом к адаптации и поглощению.

Клан Черного Солнца нашел не бога и не демона. Они нашли первозданную пустоту в живой форме и попытались превратить ее в источник энергии для своих амбиций. Катастрофа, уничтожившая их, была лишь естественной реакцией этой сущности на попытку ее «форматирования».

Кайен подошел к одному из потухших кристаллических мониторов и стер с него пыль. Под ней проступили руны. Знание Райкера сложило их в текст:

«Объект Ноль. Экзистенциальная матрица нестабильна. Зафиксирована способность к безграничной мимикрии и адаптации. Попытка интеграции в энергосеть зиккурата… провалена. Зафиксирован обратный поток неизвестной энергии. Структурная целостность реальности под угрозой. Активация протокола «Карантин Омега»…»

Они не просто заперли монстра. Они запечатали здесь свою главную ошибку.

В тот момент, когда Кайен дочитал последнюю руну, резонанс между ним и существом достиг своего пика. Прозрачный кристалл в его душе вспыхнул так ярко, что на мгновение затмил свет от рубина и железа.

Парящая фигура дрогнула.

Ее гладкая, безликая голова медленно, с легким скрипом органических кабелей, повернулась в его сторону. У нее не было глаз, но Кайен почувствовал на себе ее взгляд — всеобъемлющий, изучающий, древний, как сама вселенная.

Оно просыпалось. Его пробуждало присутствие родственной души.

— Кайен, не надо! Уходим! — закричала Лира, отступая к двери.

Но Кайен не слышал ее. Он был заворожен. Зов, который он чувствовал, был не просто приглашением. Это было предложением. Предложением воссоединения.

Он медленно поднял руку. Он не знал, что делает, он просто подчинялся инстинкту, который был глубже, чем инстинкт выживания.

— Что ты такое? — прошептал он.

Существо не ответило. Но в разуме Кайена раздался не голос, а чистое, ясное чувство. Одиночество. Бесконечное, вселенское одиночество. И узнавание.

Кабели, удерживавшие фигуру, запульсировали быстрее, их свечение стало почти ослепительным.

— Кайен! — истошный крик Лиры был полон ужаса.

Он шагнул вперед, протягивая руку к светящейся, жемчужной коже.

В тот миг, когда его пальцы были в сантиметре от того, чтобы коснуться Нулевого Пациента, все кабели, удерживавшие его, с оглушительным треском лопнули.

Фигура, освобожденная от своих оков, медленно опустилась на пол. И протянула свою гладкую, безликую руку навстречу руке Кайена.

Это был момент истины. Момент, который мог даровать ему божественную силу или стереть его из реальности. И он, не колеблясь, сделал свой выбор.

Его пальцы коснулись ее.

Не было ни вспышки света, ни взрыва энергии. Не было ничего.

В тот миг, когда их пальцы соприкоснулись, мир для Кайена просто исчез. Он не чувствовал ни своего тела, ни присутствия Лиры, ни холода лаборатории. Он оказался в абсолютной, бесконечной пустоте. Не в серой, знакомой пустоте своей души, а в первозданной, чернильной пустоте, что была до сотворения миров.

Он был один.

И в то же время, он не был один. Он чувствовал Его. Другого. Существо, которое он освободил. Оно было здесь, везде, оно было самой этой пустотой.

У него не было ни голоса, ни мыслей, но Кайен понимал его. Это было общение на уровне чистой концепции.

«Кто ты?» — спросил Кайен, его вопрос был не звуком, а формой, которую приняла его воля.

«Я — Начало», — ответила Пустота. «Я — возможность. Я — чистый лист, на котором мир написал себя. Они нашли меня. Пытались прочитать. Пытались написать на мне свою историю. Но они были плохими авторами. Их чернила были ядовиты. Я заболел от их слов».

Кайен понял. Клан Черного Солнца не просто пытался использовать его как батарейку. Они пытались перепрограммировать его, навязать ему свои законы, свою волю. Но первозданная пустота не может иметь законов. Попытка навязать их привела к катастрофическому сбою — к «болезни», которая и уничтожила их цивилизацию.

«Ты другой», — продолжала Пустота. «Ты не пишешь. Ты читаешь. Ты собираешь истории, что уже написаны. Ты — Летописец. Ты носишь в себе шрамы чужих историй. Ты похож на меня. Ты тоже исписан».

В пустоте перед Кайеном возникли три световых пятна. Рубиновый кристалл Райкера. Железный комок Корвуса. И его собственный, крошечный прозрачный кристалл.

Пустота коснулась их.

Она коснулась Эпитафии Корвуса, и Кайен почувствовал, как грубая, бычья ярость внутри него не исчезла, а была… очищена. Словно из руды извлекли чистый металл. Осталась лишь концепция силы, воли к битве, без личности и ненависти.

Затем она коснулась рубинового кристалла Райкера. И произошло то же самое. Сложные, высокомерные слои личности капитана, его страхи и амбиции — все это было стерто, как пыль. Осталась лишь чистая, идеальная концепция тактики, стратегии и смертоносной точности.

Два чужих наследия перестали быть чужими. Они стали просто инструментами. Чистыми, без примесей.

Наконец, Пустота коснулась его собственного кристалла. И они слились. Прозрачный кристалл Кайена впитал в себя часть этой бесконечной, первозданной пустоты. Он не стал черным. Он остался прозрачным, но теперь в его глубине, как зрачок в глазу, плавала крошечная точка абсолютной тьмы.

«Ты был страницей. Теперь ты — часть книги», — прозвучала последняя мысль в его голове. «Ты не просто читаешь истории. Теперь ты можешь их стирать. И писать свои. Но помни: у каждой истории есть цена. А у пустой страницы — самая высокая цена из всех».

Мир вернулся.

Кайен стоял на коленях посреди лаборатории. Его рука все еще была вытянута, но он никого не касался. Безликая, светящаяся фигура исчезла. Она не умерла. Она не ушла. Она стала частью него.

Он поднял руку и посмотрел на свою ладонь. Он чувствовал себя… пустым. И полным одновременно. Ярость Корвуса и интеллект Райкера больше не были голосами в его голове. Они были просто навыками, лежавшими в его арсенале, как меч или нож. А в центре его существа была тишина. Спокойная, могущественная тишина.

— Кайен!

Крик Лиры вырвал его из транса. Он обернулся.

Она стояла у закрытой двери, отчаянно пытаясь ее открыть. Но дверь не поддавалась.

— Мы в ловушке! Оно исчезло, и теперь это место… оно умирает!

Она была права. Белое свечение стен начало меркнуть, сменяясь тревожным, красным аварийным светом. Пульсирующие вены на стенах начали усыхать и крошиться. Это место питалось жизненной силой своего пленника. Теперь, когда пленник был свободен, комплекс умирал. И он собирался похоронить их под тоннами камня.

Кайен встал. Он чувствовал себя другим. Сильнее. Спокойнее.

Он подошел к гигантской круглой двери. Он приложил к ней ладонь. Он не искал протоколов, не пытался взломать механизм. Он просто… пожелал.

Он представил себе, как атомы в запирающем механизме перестают взаимодействовать друг с другом. На одно короткое, неуловимое мгновение он «стер» концепцию замка.

Раздался оглушительный щелчок, и гигантская дверь, весившая сотни тонн, с легкостью отъехала в сторону.

Лира смотрела на это с открытым ртом. Это была не сила. Это была не магия. Это было нечто иное.

— Не отставай, — сказал Кайен, его голос был ровным и глубоким, лишенным прежней неуверенности.

Они выбежали из угасающего святилища в машинное отделение. Здесь тоже все рушилось. Магические кораллы трескались, выбрасывая снопы нестабильной энергии. С потолка падали камни.

Они бросились к шахте аварийного выхода. Но путь был прегражден. Массивный силовой кабель, сорвавшись с креплений, рухнул вниз, полностью перекрыв проход. Он весил десятки тонн.