А прямо под ней, на каменном полу, в пыли веков, лежало тело.

В отличие от мерцающих Теней, это тело было настоящим. Высохшая, почти скелетированная мумия в истлевших, но некогда богатых одеждах мага клана Черного Солнца. Тело было целым, без видимых ран. Словно его обладатель просто… выключился.

В своей костлявой руке он сжимал предмет. Небольшую, размером с ладонь, шестиугольную пластину из того же черного, как ночь, материала.

Кайен и Лира медленно подошли к телу. Они были первыми живыми существами, увидевшими его за тысячу лет. Они нашли одного из архитекторов этого безумия.

И в его мертвой руке, возможно, лежал ключ к разгадке того, что здесь произошло. Или же ловушка, куда более хитроумная, чем движущиеся стены.

Они не спешили. В этом зале, где время, казалось, застыло тысячу лет назад, спешка была синонимом смерти. Лира, двигаясь с грацией хищницы, обошла тело по широкой дуге, ее глаза сканировали пол на предмет нажимных плит, рунических ловушек или тончайших нитей. Кайен же стоял на месте, закрыв глаза и погрузившись в себя. Он «слушал» пространство своей душой.

От Эпитафий Райкера и Корвуса исходило глухое беспокойство, как от животных, почуявших близость сверхъестественного хищника. Но от самого тела не исходило ничего. Абсолютная, стерильная пустота. Это было не просто отсутствие жизни. Это было полное стирание. Словно кто-то вырвал страницу из Великого Текста, оставив после себя лишь безупречно чистый лист. Это пугало больше, чем любая аура ненависти.

Убедившись, что ловушек нет, они подошли ближе.

Тело было в идеальном состоянии для своего возраста. Тонкая, как пергамент, кожа обтягивала кости. Роскошные, хоть и истлевшие, одежды говорили о высоком статусе. Это был не просто маг, а один из лидеров. Архитектор этого безумия.

Его пальцы сжимали шестиугольную пластину с силой, не подвластной смерти. Кайену пришлось приложить усилие, чтобы разжать костяные фаланги. Раздался сухой, неприятный треск, эхом отразившийся в гулкой тишине. Пластина была у него в руке.

На ощупь она была холодной и гладкой, как речной камень. Поверхность казалась абсолютно черной, но когда Кайен сосредоточил на ней свое новое, «инженерное» зрение, он увидел то, что было скрыто от обычных глаз. Под поверхностью, в глубине камня, двигались и перестраивались мириады микроскопических узоров. Это не был камень. Это было устройство. Хранилище данных.

Но как его активировать? На нем не было ни кнопок, ни символов.

Кайен вспомнил, как он взаимодействовал с Эпитафиями в своей душе. Это была передача не энергии, а воли. Намерения.

Он зажал пластину в ладони и, сконцентрировавшись, послал в нее крошечный, вопросительный импульс своей воли. «Покажи».

Пластина отреагировала.

Она не засветилась и не загудела. Вместо этого она спроецировала изображение прямо в его разум, и одновременно в воздух перед ним, создавая полупрозрачную, мерцающую голограмму, которую могла видеть и Лира.

Это был чертеж. Трехмерная, анимированная схема гигантской модели вселенной, что парила над ними. Тонкие линии фиолетовой энергии текли от кристаллических планет к темному солнцу в центре. Все работало слаженно, как идеальный механизм.

Лира ахнула. Это была наглядная демонстрация богохульного замысла клана.

Затем изображение изменилось. Очевидно, мертвый архитектор запускал диагностику, пытаясь найти причину сбоя. В симуляции, над одной из планет — той самой, что в реальности была темной и треснувшей — вспыхнул красный предупреждающий символ.

И они увидели. Поток энергии от этой планеты внезапно потек в обратную сторону. Это была не фиолетовая энергия системы. Это была чужеродная, больная, чернильно-черная субстанция, которая поползла против течения, к центральному солнцу.

Когда она достигла его, симуляция показала катастрофу. Темное солнце в центре вспыхнуло один раз, выбросив во все стороны волну искаженной реальности. Затем голограмма погасла.

Пластина в руке Кайена снова стала просто куском холодного камня.

— Они не ошиблись в расчетах, — прошептала Лира, ее лицо было бледным. — Они открыли дверь. И оттуда что-то пришло.

Теперь все встало на свои места. Клан Черного Солнца пал не из-за собственного высокомерия. Они пали, потому что постучались не в ту дверь, и им ответили. Этот архитектор, вероятно, находился в этом зале, в своего рода защищенной диспетчерской, и был убит мгновенным психическим ударом, что пощадило его тело от трансформации, превратившей остальных в Тени.

И в тот момент, когда эта мысль оформилась в голове Кайена, мир вокруг них изменился.

Низкий гул, наполнявший зал, усилился. И он начал исходить из конкретной точки.

Из той самой темной, треснувшей кристаллической планеты в гигантской модели над их головами.

Она начала слабо пульсировать тусклым, гнилостным светом. Из ее трещин потянулись тонкие, как паутина, нити черной энергии.

А затем они услышали шепот. Он шел не от стен и не из их голов. Он шел оттуда, от темного кристалла. Он был низким, гортанным, состоящим из звуков, которые не мог бы воспроизвести человеческий голосовой аппарат. Это был язык, который был старше самих звезд. Древний, как голод.

Кайен понял, что они наделали. Активировав пластину, они послали сигнал. Они разбудили то, что дремало здесь тысячу лет. То самое «нечто», что пришло по энергетическому каналу и уничтожило целый клан богоподобных магов.

Весь зал начал вибрировать. Тени, до этого бездумно метавшиеся по периферии, замерли. Их беззвучные крики обрели фокус. Все до единой призрачные фигуры медленно повернулись в сторону Кайена и Лиры. Их пустые глазницы теперь горели тем же гнилостным светом, что и треснувшая планета.

Шепот из кристалла становился громче, обретая форму. Он превращался в слово. В имя.

Они разбудили не просто монстра. Они разбудили тюремщика, который теперь обратил внимание на новых заключенных в своей вечной тюрьме.

Шепот, исходивший из треснувшей планеты, становился все громче, превращаясь в физическое давление. Он был похож на скрежет камней, трущихся друг о друга в глубинах земли. Кайен чувствовал, как этот звук пытается проникнуть в его разум, найти в нем трещины, зацепиться и пустить корни.

Его собственная Эпитафия вспыхнула, создавая барьер. Но даже сквозь него он слышал отголоски. Он слышал не слова, а понятия: «…мясо… воля… порядок… моя…»

— Оно говорит с нами, — прохрипела Лира, прижимая руки к ушам, словно это могло помочь. Ее лицо было бледным, как мел. — Оно пробует нас на вкус.

Но настоящая угроза пришла не от кристалла. Она пришла от Теней.

Все призрачные фигуры в зале, от магов до стражников, медленно, с неестественной, дерганой грацией марионеток, двинулись к ним. Их движения были синхронны. Их пустые глаза, горевшие гнилостным светом, были сфокусированы на двух точках жизни в этом царстве смерти.

Они не были быстрыми. Но их было много. И они надвигались со всех сторон, отрезая пути к отступлению.

— Что будем делать? — крикнула Лира, ее голос едва пробивался сквозь нарастающий гул. Она наложила стрелу на тетиву, но ее руки дрожали. Как можно убить то, что уже мертво?

Кайен не ответил. Его разум работал на пределе. Райкер предлагал тактическое отступление, но отступать было некуда. Корвус требовал прорваться с боем, но это было самоубийством.

И тогда вмешалась его собственная, третья сила. Инженерия.

Он не был воином. Он не был магом. Он был тем, кто видит, как устроен механизм. И этот зал был механизмом. А у любого механизма есть источник питания.

— Не стреляй в них! — крикнул он Лире. — Цель не они! Цель — там!

Он указал черным мечом на треснувшую кристаллическую планету, парившую над их головами.

— Они лишь куклы. Он — кукловод. Нужно оборвать нити!