Снаружи Лира и монахи, ослепленные сиянием, видели, как тьма, окутавшая Кайена, начала меняться. Она перестала быть агрессивной, рваной. Она становилась более плавной, более спокойной. Плачущее око в ее центре медленно закрылось. Вой прекратился.

Тьма и свет не уничтожили друг друга. Они начали сплетаться, образуя вокруг Кайена и дерева вихрь из серого, мерцающего тумана, в котором вспыхивали то золотые, то серебряные искры. Это была первозданная гармония, восстановленная на одно короткое, хрупкое мгновение.

Кайен был в эпицентре этого воссоединения. Он чувствовал, как его собственная душа меняется. Трещины на его кристалле затягивались, а сам он становился не просто прозрачным, а радужным, отражая в себе и свет, и тень. Он больше не был просто сосудом. Он был катализатором.

Но он также понимал, что это временно. Он и дерево были слишком малыми осколками, чтобы надолго удержать и утешить такую вселенскую скорбь. Он мог дать этому существу лишь мгновение покоя, но не исцеление.

Вихрь вокруг него начал замедляться. Сущность, Сердце Эха, насытилось этим мгновением гармонии. Оно успокоилось.

Туман снова собрался в одну фигуру, но на этот раз она была меньше, более определенной. Она все еще была соткана из тьмы, но теперь эта тьма была спокойной, как глубокая вода в безлунную ночь.

Оно стояло перед Кайеном. И он почувствовал его последнюю мысль, его решение.

Оно больше не будет бесцельно бродить, сея вокруг себя отчаяние. Оно нашло отголосок своего брата. Оно останется здесь, в этих горах, рядом с Сердце-Древом, черпая в нем покой. Оно станет безмолвным хранителем этой долины.

Но оно не могло уйти, не оставив дара.

Из его темной сущности отделился крошечный, мерцающий осколок, похожий на слезу из застывшего лунного света, и плавно опустился на клинок «Незапятнанный», лежавший перед Кайеном.

Осколок впитался в серую сталь. Меч не изменился внешне. Но Кайен почувствовал, как в нем появилась новая, невероятная глубина.

«Ты — Летописец», — прозвучала в его разуме прощальная мысль. «Ты собираешь истории. Но истории можно не только читать. Их можно рассказывать. Возьми мой голос. Голос тишины и скорби. Расскажи им мою историю. И, возможно, однажды Вселенная снова станет целой».

С этими словами сущность медленно растаяла, превратившись в обычный горный туман, который тихо осел на землю и впитался в корни белого дерева.

Осада Скорби была окончена.

Белый свет погас. Кайен сидел у подножия дерева, полностью истощенный, но невредимый. Лира и монахи медленно подходили к нему, их лица были полны благоговейного трепета.

Кайен поднял свой меч. Он чувствовал в нем новую силу. Это была не сила разрушения или созидания. Это была сила эмпатии. Способность коснуться души другого существа и заставить его почувствовать то, что чувствуешь ты. Он мог поделиться гармонией Лиана. Или он мог заставить врага пережить всю ту вселенскую скорбь, которую он только что испытал сам. Это было самое тонкое и самое страшное оружие, какое только можно было вообразить.

Он встал на ноги. Их миссия была выполнена. Они нашли источник аномалии и успокоили его.

— Пора уходить, — сказал он Лире.

Брат Малус поклонился ему до земли.

— Вы спасли нас, Летописец. Этот монастырь в вечном долгу перед вами.

Кайен посмотрел на белое дерево, которое, казалось, засияло новой, внутренней силой.

— Не я вас спас, — ответил он. — Вы спасли друг друга.

Они покинули монастырь на следующий день. Туман в горах рассеялся, и солнце впервые за долгие месяцы осветило Серые Вершины.

Они шли по тропе вниз, возвращаясь в мир людей. Кайен нес в себе новое знание о природе своей силы и новое, пугающее оружие. Он знал, что он — осколок Эха. Но он все еще не знал, почему он здесь, в этом мире, в этом теле.

И он знал, что клан Алого Кулака, даже напуганный, не будет молчать вечно. Рано или поздно они снова придут за ним.

Поиск истины привел его к самому краю вселенной и вернул обратно. Теперь начинался новый этап. Этап, в котором ему предстояло не просто искать, а действовать.

Путь вниз с Серых Вершин был похож на пробуждение ото сна. С каждым шагом вниз гнетущий туман редел, уступая место чистому, холодному горному воздуху. Тишина, прежде наполненная скорбью, теперь была наполнена звуками жизни — пением птиц, шумом ветра в соснах.

Они шли молча, каждый переваривая то, что произошло в монастыре. Лира то и дело бросала на Кайена взгляды, полные сложной смеси благоговения и беспокойства. Она была свидетельницей чуда, битвы, выигранной не сталью, а состраданием. Мир, который она знала, мир клыка и когтя, имел свои простые и жестокие законы. Но Кайен, казалось, существовал по другим, куда более древним и непонятным правилам.

Кайен же чувствовал себя одновременно опустошенным и цельным. Пережитая им вселенская скорбь оставила в его душе глубокий след, но гармония, рожденная от воссоединения двух первозданных сил, залечила его собственные трещины. Он коснулся эфеса «Незапятнанного». Клинок был холоден, но теперь, когда он брал его в руку, он чувствовал в нем не только сталь, но и тихий, печальный вздох. Он стал хранителем не просто силы, а целой истории.

Они разбили лагерь у подножия гор, когда пепельное небо уже окрасилось закатными лучами. Впервые за долгое время они были в полной безопасности.

— Что теперь, Летописец? — спросила Лира, глядя на огонь. — Мы знаем, что ты. Что это меняет?

— Все и ничего, — ответил Кайен, глядя в ту же точку. — Клан Алого Кулака все еще существует. Их Глава все еще жаждет власти. И теперь, когда они знают, что их гробница пуста, а секретное оружие уничтожено, они будут искать другие источники силы. Они будут искать… другие осколки.

Его осенило с холодной, пугающей ясностью. Его миссия не была окончена в монастыре. Она только началась. Он был не единственным осколком Эха. Был тот, что сбежал из библиотеки. Возможно, были и другие, разбросанные по миру, как потерянные дети.

— Мой поиск истины был эгоистичным, — продолжил он. — Я хотел понять себя. Но теперь это не только моя история. Если клан найдет другой осколок, они не будут пытаться его утешить. Они попытаются поработить его, превратить в оружие, как они сделали со своим Предком. Я не могу этого допустить.

Теперь у него была не просто цель. У него была ответственность.

— Мы должны их опередить, — сказала Лира, ее голос был тверд. Она приняла его новую миссию как свою собственную. — Но как? Мы не знаем, где искать.

— Нам нужна информация, — ответил Кайен. — Не древние легенды, а свежие донесения. Куда клан Алого Кулака направляет своих шпионов? Где они ведут раскопки? Какие аномальные явления привлекают их внимание? И есть только одно место, где можно получить такие сведения.

Они оба знали, о каком месте идет речь. Пристанище Великанов. Их статус «Друзей Горы» и поддержка Совета Магистров давали им доступ к ресурсам, о которых они и не мечтали.

Путь назад, на юг, был долгим, но спокойным. Они больше не прятались. Они шли уверенно, и амулет Совета, который Кайен теперь носил открыто, решал многие проблемы.

На границе северных земель они наткнулись на деревню, над которой развевались алые знамена клана. Патрули гвардейцев с суровыми лицами ходили по улицам, а местные жители смотрели на них со страхом и ненавистью.

Их остановил патруль.

— Кто такие? Что делаете в землях клана? — грубо спросил сержант.

Кайен молча показал ему амулет.

Лицо сержанта изменилось. Он не знал, что именно значит серебряная башня, но он узнал знак высшей магической власти. Он не посмел задавать больше вопросов. Скрипнув зубами, он отдал честь и приказал своим людям пропустить их.

Когда они покинули деревню, Лира сказала:

— Они стали смелее. Захватывают чужие земли.

— Они напуганы, — ответил Кайен. — Катастрофа в Орлином Покое сломила их дух. Теперь они пытаются доказать миру и самим себе свою силу через жестокость. Напуганный зверь — самый опасный.