Кайен медленно закрыл свою книгу. Его долгое затишье подошло к концу. Он стал достаточно сильным. Он был готов.

— Значит, и песня должна начаться снова, — сказал он.

Он встал. Он больше не был ни падальщиком, ни воином, ни учеником. Он был Хранителем.

— Собери моих братьев, — сказал он, и в его голосе прозвучала тихая, спокойная мощь. — Скажи им, что Творец ждет их. Пора закончить то, что мы начали.

Его паломничество окончено. Начиналась последняя битва. Битва за саму реальность.

Годы, последовавшие за их возвращением из Серых Вершин, были временем тишины и роста. Мир, оправившись от тирании Лорда Тайрана, медленно залечивал свои раны. Клан Алого Кулака, поглощенный внутренней борьбой за власть, больше не представлял угрозы. Имя Кайена стало легендой, которую шепотом рассказывали у костра — о призраке, который в одиночку сокрушил могущественный клан и исчез.

Кайен и Лира жили в Корвусе. Их союз, выкованный в опасностях и тайнах, превратился в нечто большее. Лира, возглавив экспедиционный корпус Великой Библиотеки, нашла свое истинное призвание, открывая миру затерянные уголки и забытые чудеса. Она осталась охотницей, но теперь ее трофеями были знания.

Кайен же стал Хранителем Зала Забытых. Он проводил свои дни в тишине, изучая аномалии, которые оберегал, постигая саму ткань реальности. Его сила росла, становясь все более тонкой, все более глубокой. Он был в ментальной связи со всеми осколками Эха — со скорбящим Стражем гор, со спящим Владыкой болот, с любопытным Проводником, чьи «эксперименты» становились все более мудрыми, с жизнелюбивым Садовником джунглей и с испуганной Тишиной, которая, под его опекой, медленно училась не бояться мира. Они были его семьей. Разрозненной, странной, но семьей.

Он вел свою Летопись, и пустые страницы медленно заполнялись историями, которые он пережил, и мудростью, которую он обрел. Он обрел покой.

Но покой, как и все в этом мире, был временным.

В тот день, когда Архимагистр Торн, теперь уже совсем седой, вошел в Зал, Кайен уже все знал. Он почувствовал это. Диссонанс. Ноту фальши в великой песне вселенной.

— Пришло время, — сказал Торн. — Оно вернулось.

— Черная Звезда, — кивнул Кайен.

На краю их мира, в глубоком космосе, разверзлась бездна. Она не неслась к ним. Она просто расширялась, и звезды, одна за другой, гасли на ее пути. Хищник, которого Творец когда-то запечатал ценой своей жизни, вернулся. Более голодный. Более сильный.

Кайен закрыл свою книгу. Его долгое обучение подошло к концу.

— Значит, и песня должна начаться снова.

Он не стал собирать армию. Ему не нужно было путешествовать. Он просто сел в центре зала, закрыл глаза и позвал.

И его братья ответили.

По всему миру, каждый из осколков Эха обратил свой взор внутрь. Их сознания, ведомые зовом Кайена, устремились к нему, своему Летописцу, своему центру. Они слились с ним не физически, а духовно.

В один миг Кайен перестал быть просто Кайеном. Он стал воплощением всего Эха. В нем была скорбь и покой, ярость и гармония, жизнь и тишина, контроль и любопытство. Он стал цельным.

Он шагнул за пределы своего тела, за пределы мира, в холодную пустоту космоса, чтобы встретить своего врага.

Черная Звезда была не просто тьмой. Это была песнь. Песнь абсолютного эгоизма. Одна-единственная, оглушительная нота, которая утверждала, что ничего, кроме нее, не существует, и все остальное должно стать ее частью.

Кайен не стал с ней сражаться. Он не пытался ее стереть.

Он начал свою песню.

Это была песнь Эха. Тихая, многогранная, сложная. Она рассказывала об одиночестве, но и о единении. О пустоте, но и о потенциале. О тени, которая существует лишь для того, чтобы подчеркнуть свет.

Две песни столкнулись. Оглушительный монолит эгоизма и тихая полифония гармонии.

Тьма пыталась поглотить его мелодию, но не могла. В гармонии Эха не за что было зацепиться. Она была как ветер, который нельзя поймать.

И тогда Кайен сделал последний шаг. Он нашел в самом сердце Черной Звезды крошечную, почти угасшую искру света — плененную, искаженную сущность самого Творца. И он спел для нее. Он спел ей о их былом единстве, о красоте мира, который они создали, о тоске по утраченному брату.

Это была колыбельная, которую он спел для Спящих. Это была гармония, которой он поделился со Скорбью.

И Творец, заточенный в своей тюрьме из ненависти, услышал его.

Искра света внутри Черной Звезды дрогнула и начала разгораться. Она не стала бороться с тьмой. Она приняла ее. Она простила ее.

Произошло воссоединение.

Абсолютное Бытие и Абсолютное Небытие снова стали одним целым. Хищная, паразитическая воля, пришедшая извне, не выдержала этой совершенной гармонии и просто растворилась, как кошмар на рассвете.

Черная Звезда не взорвалась. Она просто… погасла. Превратилась в новую, сияющую туманность на краю галактики.

Война была окончена.

Годы спустя.

Тихий дворик в Корвусе, тот самый, где когда-то росло одинокое дерево мастера Лиана. Теперь здесь был небольшой, уютный дом.

Седой, но все еще сильный Кайен сидел в кресле и писал в своей книге. Рядом с ним, разбирая редкие цветы, которые она привезла из последней экспедиции, сидела Лира, чьи волосы тоже тронула седина, а в глазах сияла мудрость.

Мир вступил в новую эру. Эру мира и открытий. Знание о Творце и Эхе, о великой песне, стало не тайной, а философией, которая помогла разным народам найти общий язык.

— Что ты пишешь? — спросила Лира, улыбаясь.

Кайен перевернул страницу. Она была пустой.

— Эта история закончена, — ответил он, беря ее за руку. — Теперь другие должны написать свои.

Прошло сто лет.

Мир изменился. Эра клановых войн ушла в прошлое, сменившись веком сотрудничества и открытий, который историки назовут «Эпохой Равновесия». Пристанище Великанов и Корвус стали центрами новой, объединенной цивилизации, где магия и инженерия, мудрость и сила работали вместе.

В самом сердце Великой Библиотеки Корвуса, в Зале Забытых, который теперь стал Залом Основ, на простом каменном постаменте, лежала книга. Ее кожаный переплет был гладким, без единой надписи. Она была известна как «Пустая Летопись» или «Хроника Летописца».

Это был самый почитаемый и самый загадочный артефакт в мире.

Молодая послушница, впервые допущенная в зал, с благоговением подошла к ней. — Учитель, — спросила она старую, мудрую женщину, бывшую Главой Библиотеки, — почему ее называют Пустой? Легенды говорят, что Летописец записал в ней всю свою историю.

Глава Библиотеки, чье имя было Элара Вторая, в честь своей великой предшественницы, улыбнулась. — Потому что эту книгу читают не глазами, дитя. А душой.

Она жестом пригласила послушницу подойти ближе. — Легенды правдивы. В ней записано все: ярость павшего воина, контроль королевы пауков, танец осеннего листа, покой спящего города, скорбь одинокого бога и гармония воссоединенной вселенной. Но Летописец был не просто воином. Он был воплощением Эха. А эхо можно не увидеть, а лишь услышать. Или почувствовать.

Послушница, набравшись смелости, осторожно протянула руку и положила ладонь на гладкую обложку.

Сначала она не почувствовала ничего. А затем, когда она успокоила свой разум и прислушалась, она ощутила это.

Слабый, едва уловимый отголосок.

Она почувствовала холод снега на вершине горы. Тепло огня в пещере посреди лавовых рек. Одиночество в центре Соляной Пустыни. И тихий, всепроникающий покой, который был в самом сердце Летописца.

Она не увидела его историю. Она ее пережила. На одно короткое, бесконечное мгновение.

Она отдернула руку, ее глаза были полны слез и изумления.

— Эта книга — не просто история, — сказала Глава Библиотеки, глядя на пустые страницы. — Это камертон. Напоминание о равновесии, которое он принес в этот мир. Напоминание о том, что даже самая темная пустота может быть заполнена историями. И что даже самая тихая песня может изменить вселенную.