Он сделал глубокий, хриплый вдох.

— Поглоти меня, Кайен. Забери мою Эпитафию. Стань не просто исполнителем «Танца Осеннего Листа». Стань им самим. Это мой последний урок. И моя последняя просьба.

Он закрыл глаза, его дыхание стало прерывистым. Он был готов. Он принял свою судьбу и хотел превратить ее в свое величайшее наследие.

Кайен смотрел на своего учителя, на человека, который отдал ему все, что у него было. Он пришел сюда как охотник, искавший жертву. А теперь эта «жертва» добровольно предлагала ему свою душу.

Он положил свою ладонь на грудь угасающего мастера. Он не чувствовал себя хищником. Он чувствовал себя преемником, принимающим последнюю волю.

Он закрыл глаза и позволил своей силе пробудиться.

В тот миг, как ладонь Кайена коснулась груди Лиана, мир замер. Не было ни боли, ни ментального шторма. Была лишь тишина.

Последний, слабый вздох сорвался с губ старого мастера, и вместе с ним его душа, его наследие, отделилось от измученного тела. Это не было похоже на вырванный с корнем кристалл или грубый комок ярости. Эпитафия Лиана была… изящной.

Она проявилась в воздухе над телом в виде одного-единственного, идеального осеннего листа. Он не был материальным, он был соткан из чистого, мягкого золотого света. Он медленно вращался в воздухе, и в каждом его движении была мудрость, покой и та самая неуловимая грация, которой Лиан посвятил всю свою жизнь.

Лист не рванулся к Кайену. Он плавно, словно подхваченный невидимым ветерком, опустился на него и безболезненно впитался в его душу.

Кайен не получил поток информации. Он получил ощущение.

Он почувствовал прохладу первого осеннего утра. Услышал шелест тысячи листьев в лесу своего детства. Ощутил спокойное принятие того, что все в этом мире временно — и жизнь, и боль, и даже сама сталь. Он ощутил не технику, а мировоззрение. Это была не инструкция по бою. Это была поэма о принятии и течении.

Он оказался в своей внутренней пустоте. Золотой лист медленно кружил в сером пространстве. Он не встал в один ряд с другими Эпитафиями. Вместо этого он занял орбиту вокруг прозрачного кристалла самого Кайена, начав свое медленное, бесконечное вращение, словно луна вокруг планеты.

И его мягкий, золотой свет омыл другие наследия. грубый железный комок Корвуса перестал вибрировать от подавленной ярости. Его острые грани сгладились. Обсидиановая паутина Королевы перестала казаться зловещей ловушкой, ее узоры теперь напоминали естественный рисунок инея на стекле. Наследие Лиана не просто добавилось к остальным. Оно принесло в этот хаотичный мир гармонию.

Кайен открыл глаза.

Он все еще сидел на коленях у лежанки. Лиан ушел. На его лице застыла слабая, умиротворенная улыбка. Его долгая битва с болезнью и временем была окончена. Он не проиграл. Он передал свое знамя.

Кайен почувствовал укол скорби — чистой и тихой. Этот человек, которого он пришел использовать, стал его учителем и отдал ему самое ценное. Он встал и с уважением, которого не чувствовал ни к кому прежде, склонил голову.

Он провел в доме учителя еще несколько дней. Он похоронил тело Лиана под старым деревом во дворе, как тот и хотел. Он привел в порядок его скромное жилище. В маленьком сундуке у кровати он нашел не деньги, а лишь одну вещь — настоящий меч Лиана, которым тот не пользовался уже много лет. Клинок был легким, идеально сбалансированным, а на его гарде было выгравировано изображение кружащихся листьев. К мечу прилагалась записка:

«Тому, кто танцует с ветром. Не дай этому клинку забыть мелодию».

Это было его завещание. И его благословение.

На третий день после смерти мастера Кайен вышел во двор. Ветер кружил в воздухе багряные листья. Он поднял руку и поймал один из них, зажав между пальцами.

Он закрыл глаза и позволил своему телу двигаться.

Это был «Танец Осеннего Листа». Но теперь это не было копией. Не было заученной формой. Движения рождались сами по себе, естественно и плавно. Он не думал. Он чувствовал. Он чувствовал ветер, чувствовал вес собственного тела, чувствовал намерение воображаемого противника. Он стал самим танцем.

Когда он закончил, он открыл глаза. Лист в его руке был все так же цел. Он выполнил последнюю волю своего учителя. Он стал живым воплощением его искусства.

Охота за душой для меча была окончена. И он нашел нечто гораздо большее.

Он знал, что не может оставаться здесь. Лира ждала его. Их общая миссия была еще не выполнена.

Он аккуратно завернул в ткань свой треснувший черный клинок и новый, унаследованный меч Лиана. Он бросил последний взгляд на могилу под старым деревом, безмолвно прощаясь.

Охота за душой была окончена. Теперь начиналась охота на пламя.

Он покинул тихий двор, выходя на шумные улицы Пристанища, и его шаги были бесшумны, как падающий лист. Он шел искать свою охотницу.

Пока Кайен постигал философию увядания, Лира спускалась в преисподнюю.

«Глотка Дракона», как называли эту систему пещер местные наемники, была самым глубоким и опасным подземельем под Пристанищем Великанов. Воздух здесь был горячим, сухим и пах серой. Стены были из черного базальта, и во многих местах сквозь трещины пробивалось зловещее оранжевое свечение.

Для Лиры это была чуждая, враждебная среда. Здесь не было ни растений, ни животных, за которыми можно было бы следить. Но она была охотницей до мозга костей, и она умела адаптироваться. Она научилась читать не следы, а температуру камня. Она научилась предсказывать выбросы ядовитого газа по цвету минеральных отложений на стенах. Она двигалась по этому огненному миру, как призрак, ее жаропрочный плащ, купленный у алхимиков, защищал ее от самого сильного жара.

Она искала не следы лап. Она искала следы огня. Оплавленные камни. Застывшие лужи обсидиана, которые не могли образоваться естественным путем. Она нашла останки других, менее удачливых обитателей этих пещер — обугленные панцири гигантских лавовых крабов, скелеты Огненных Гончих. Все они были разорваны на части с невероятной силой. Это укрепляло ее в мысли, что она на верном пути.

Через неделю поисков она нашла логово.

Это была колоссальная пещера, настолько огромная, что свод терялся во тьме. Посреди пещеры было озеро из жидкой, медленно текущей лавы, озарявшей все вокруг адским, пульсирующим светом. В центре лавового озера был скалистый остров из черного базальта. И на этом острове спала она.

Огненная Саламандра.

Это была не ящерица. Это было воплощение стихии. Ее тело, размером с осадную башню, было покрыто толстыми пластинами из застывшего обсидиана. Сквозь трещины в этой броне пробивалось нестерпимо яркое свечение, словно внутри нее бушевало солнце. Она дышала, и с каждым ее выдохом из ноздрей вырывались клубы раскаленного пара.

Лира, скрытая в тени у входа в пещеру, наблюдала за ней несколько часов. Она изучала ее. И чем дольше она смотрела, тем отчетливее понимала одну простую истину.

Она не сможет убить ее в одиночку.

Ее стрелы, даже самые лучшие, просто сгорят, не долетев до цели. Подойди она ближе — и жар испепелит ее. Эта тварь была не просто монстром. Она была частью горы. Частью этого огня. Попытка убить ее в одиночку была не храбростью, а глупостью.

Ее задачей была разведка. И она ее выполнила. Теперь нужно было вернуться и составить план вместе с Кайеном. Она осторожно, без единого звука, начала отступать.

— Впечатляет, не правда ли?

Голос за ее спиной был тихим, спокойным, но заставил Лиру подпрыгнуть от неожиданности. В одно мгновение она развернулась, наложив стрелу на тетиву, ее сердце бешено колотилось. Как? Как кто-то мог подкрасться к ней незамеченным?

В проходе, из которого она только что вышла, стоял Кайен.

Он изменился. Он стоял совершенно спокойно посреди этого ада, и казалось, что удушающий жар его совсем не беспокоит. Его движения стали плавными, текучими, а во взгляде появилась глубина и покой, которых раньше не было. Он не просто стал сильнее. Он стал... гармоничнее.