Наступила внезапная, оглушающая тишина.

Поле боя было неузнаваемо. Из всей элитной группы командира Цзяо остались лишь он сам и один-единственный гвардеец, который стоял на дрожащих ногах, глядя на тела своих настоящих и призрачных братьев. Его воля была сломлена.

Кайен тяжело рухнул на землю, выронив треснувший меч. Он сделал все, что мог. Теперь его жизнь была в руках Лиры и его собственной, тающей на глазах, удачи.

Командир Цзяо медленно обвел взглядом поле бойни. Его лицо было подобно грозовой туче. Жадное желание обладать даром Кайена сгорело, оставив после себя лишь пепел чистой, незамутненной ненависти. Этот артефакт был слишком опасен. Его нужно было уничтожить. Вместе с носителем.

— Ты... заплатишь за это, — прорычал он, и каждое слово было наполнено ядом.

Он проигнорировал Лиру, которая уже нацелила на него новую стрелу. Он проигнорировал своего последнего, трясущегося от ужаса солдата. Вся его колоссальная, убийственная аура, сравнимая с аурой горного обвала, сфокусировалась на одной цели.

На изможденной, окровавленной фигуре Кайена, лежащей на земле.

Командир сделал шаг вперед, его драконий клинок, даже с зазубриной, казалось, вибрировал от жажды крови.

Битва отрядов закончилась. Начиналась казнь.

Командир Цзяо медленно, с неотвратимостью надвигающейся лавины, шел к неподвижному телу Кайена. Каждый его шаг отдавался гулким эхом в наступившей тишине. Он поднял свой драконий клинок.

В этот момент Лира снова стала тенью. Ее стрела, быстрая и беззвучная, пересекла поле боя, целясь прямо в незащищенное горло командира.

Цзяо даже не повернул головы. Он просто поднял свободную руку, и перед ним вспыхнул вихрь алой энергии. Стрела, попав в этот вихрь, мгновенно испепелилась, не оставив даже следа.

— Твои игрушки здесь бесполезны, дикарка, — прорычал он, не отрывая своего полного ненависти взгляда от Кайена. — Сначала я прикончу это отродье. Потом придет твой черед.

Он занес меч для последнего, сокрушительного удара.

Кайен, лежа на земле, смотрел в глаза своей смерти. Он был пуст. Физические силы покинули его. Ментальная энергия была выжжена дотла. Он больше не мог сражаться. Он больше не мог даже двигаться.

Но в самой глубине его опустошенной души еще тлел один-единственный, последний уголек. Воля к выживанию.

Он посмотрел в глаза Цзяо. Он не мог стереть его силу. Не мог сломать его меч. Но, возможно, он мог сломать нечто иное.

Собрав последние крупицы своей экзистенциальной энергии, он нанес удар. Не физический. Ментальный. Он не целился в разум или душу командира. Он нацелился на его уверенность. На саму концепцию его неминуемой победы.

Командир Цзяо на мгновение замер. Его идеальный, смертоносный замах дрогнул. В его голове промелькнула тень сомнения. «Что, если я промахнусь? Что, если он не так прост?» Это была лишь доля секунды необъяснимой, чужеродной неуверенности. Но в битве такого уровня доля секунды — это вечность.

И Кайен использовал ее.

Его истинная цель была не в командире. Его взгляд, его воля, все его существо было приковано к другому объекту. К его собственному черному мечу, лежавшему в пыли в нескольких метрах от него.

Цзяо, стряхнув наваждение, с яростью опустил свой клинок. Но было уже поздно.

Кайен не пытался притянуть к себе меч. Он сделал нечто немыслимое. Он соединил свою душу с Эпитафией капитана Райкера, что спала внутри него, и через нее — с ее бывшим оружием, черным клинком. Он не стал заимствовать технику. Он не стал просить о силе.

Он отдал приказ.

Он, как Летописец, как новый хозяин этого наследия, приказал Эпитафии Райкера исполнить себя в последний раз. Исполнить свое предназначение. Высвободить всю свою суть, всю свою мощь, всю свою сорокалетнюю историю в одном, последнем, идеальном ударе.

«Пробудись».

Черный меч на земле взорвался светом.

Из него вырвалась ослепительная, багровая аура. Она не рассеялась, а собралась в человеческую фигуру. Призрачный, полупрозрачный силуэт капитана Райкера, каким он был в расцвете сил, восстал из своего собственного клинка. Это был не жалкий призрак, а полное, концентрированное воплощение воли и мастерства великого воина.

Призрачный Райкер не смотрел на Кайена. Его призрачные глаза были устремлены на того, кто запятнал его честь и привел к его гибели — на командира Цзяо.

И он нанес удар.

Это была техника, которую Кайен лишь видел в своем сознании. Путь Алого Клинка: Затмение.

Пространство, казалось, исказилось. Призрачный клинок нанес не один, а тринадцать ударов одновременно. Они летели со всех сторон, игнорируя расстояние, обходя защиту, нацеленные на невидимые бреши в ауре и стойке Цзяо.

Командир, застигнутый врасплох этой невозможной атакой, взревел и попытался защититься. Его драконий клинок заметался, блокируя первые удары. Звон призрачной стали о настоящую был единственным звуком в каньоне. Он отбил пять ударов. Десять. Двенадцать.

Тринадцатый удар прошел сквозь его защиту, как игла сквозь ткань, и коснулся его груди.

Багровое сияние погасло. Призрачная фигура Райкера растворилась в воздухе. Черный меч с тихим стуком упал на землю, теперь он выглядел как обычный, хоть и треснувший, кусок металла. Вся его сила, все его наследие было истрачено в этом последнем, прощальном салюте.

Командир Цзяо стоял неподвижно. Он опустил взгляд на свою грудь. На его великолепных алых доспехах не было ни царапины. Но его глаза были широко раскрыты от ужаса.

Он медленно поднял голову и посмотрел на Кайена.

— Ты… не просто украл… ты… стал… им… — прохрипел он.

Затем его тело обмякло, и он рухнул на землю. Без единой раны. Но его душа, его жизненная сила, его воля — все это было стерто последней Эпитафией капитана Райкера.

Последний оставшийся в живых гвардеец, видевший это, издал тонкий, полный ужаса визг, бросил свое оружие и, спотыкаясь, побежал прочь из этого проклятого каньона, не оглядываясь.

Битва была окончена.

Наступила тишина, нарушаемая лишь стонами ветра.

Лира подбежала к Кайену. Он лежал без сознания, его лицо было смертельно бледным, а тело покрыто ранами. Но он дышал. Он был жив.

Она посмотрела на поле боя. На тела двадцати элитных воинов. На бездыханного командира. Двое. Двое против целой армии. Они победили.

Стиснув зубы, она взвалила на себя непосильную ношу. Она соорудила из плащей и сломанных копий некое подобие волокуши. Она уложила на нее бесчувственное тело Кайена. Собрала их скудные пожитки и два меча — его треснувший черный клинок и великолепный драконий клинок Цзяо.

Она обвела прощальным взглядом Театр Теней, где они поставили свое кровавое представление.

Битва была выиграна. Но война только начиналась. И теперь весь мир будет знать, что в нем ходит монстр, способный заставить мертвецов сражаться за него.

Она впряглась в волокушу и медленно, шаг за шагом, начала свой долгий путь, уводя единственного своего союзника прочь из каньона, навстречу новому, еще более опасному будущему.

Лира тащила волокушу сквозь ночь. За ее спиной Каньоны Теней превратились в темный, безмолвный шрам на теле земли. Впереди простирались холмы, залитые холодным светом луны. Она не знала, куда идет, знала лишь, что нужно уходить как можно дальше.

Она не чувствовала усталости. Адреналин и шок от пережитого все еще горели в ее крови. Она снова и снова прокручивала в голове последнюю сцену битвы: призрачный капитан, возникающий из меча, и командир Цзяо, падающий замертво без единой раны.

Она смотрела на неподвижное тело Кайена. Кто он? Мальчишка-падальщик, которого она встретила в гробнице, умер. Тот, кто лежал перед ней, был чем-то иным. Сосудом для мертвых. Оружием, страшнее любого клинка. И он был ее единственным союзником. Ее единственным... другом? Это слово казалось странным и неуместным.