Он ткнул мечом в пустоту.

Вместо ожидаемого свиста воздуха раздался звук, похожий на треск ломающегося льда. Пронзительный, высокий визг, который прозвучал не в ушах, а прямо в голове.

Неестественный холод резко отступил. Пятно в его душе сократилось, отпрянув от проецируемой им жизненной силы.

Лира, стоявшая позади, смотрела на это с широко раскрытыми глазами. Она видела, как мальчишка ткнул мечом в пустоту, и видела, как иней на стенах мгновенно отступил на несколько дюймов. Она видела слабую красную ауру вокруг его меча и чувствовала, как удушающее давление на ее собственную жизнь ослабло.

Призрачный Охотник не ушел. Он затаился, удивленный тем, что эта добыча может дать сдачи. Холод снова начал медленно наступать.

Кайен стиснул зубы. Ярости Корвуса было недостаточно. Она была слишком нестабильной. Нужна была точность.

Тогда он обратился к Райкеру. Он не стал гасить ярость Корвуса, а наложил на нее холодный, острый, как скальпель, интеллект капитана. Две воли, два наследия, слились воедино под контролем его собственной, крепнущей сущности.

Красная аура меча стала ярче, но в то же время стабильнее. Теперь это была не просто слепая ярость. Это была сфокусированная, направленная воля к битве.

— Оно прямо перед нами, — сказал он Лире, не оборачиваясь. — Я могу его сдержать, но не могу прогнать.

Он снова нанес удар в пустоту, и снова раздался ментальный визг, и холод отступил. Но это была патовая ситуация. Он не мог делать это вечно. Каждое такое действие истощало его ментально.

Лира поняла. Она не могла навредить твари, но, возможно, ей это было и не нужно.

Она подскочила к костру и бросила в него несколько сухих, пропитанных смолой веток, которые хранила на крайний случай. Затем она достала из своего мешка небольшой глиняный горшочек.

— Отойди! — крикнула она.

Кайен отпрыгнул в сторону. Лира швырнула горшочек в костер.

Раздался глухой хлопок, и костер взорвался столбом яркого, ревущего пламени, которое взметнулось до самого потолка их укрытия. Горшочек был наполнен высококонцентрированным животным жиром.

Жар был невыносимым. Но вместе с ним пришел и результат.

Раздался оглушительный, полный агонии ментальный вой. Призрачный Охотник, сущность чистого холода, не выдержал этого внезапного, яростного взрыва тепла и энергии. Темное пятно в душе Кайена исчезло, разорванное на куски. Угроза миновала.

Пламя костра медленно опало до нормальных размеров. Холод ушел.

Кайен рухнул на колени, тяжело дыша. Черный меч выпал из его руки. Ментальное истощение было в десять раз хуже физического. Он чувствовал себя выжатым до последней капли.

Лира подбежала к нему. В ее глазах больше не было ни подозрительности, ни холодной отстраненности. Лишь чистое, незамутненное изумление и что-то еще… уважение. Он спас их от того, от чего спастись было невозможно.

Она посмотрела на него, затем на его меч, который все еще, казалось, хранил остаточное тепло. Наконец, она задала вопрос, который мучил ее с самого начала, но теперь он звучал совершенно иначе.

— Что ты такое, Кайен?

Вопрос Лиры повис в раскаленном воздухе укрытия. Он был прямым, как ее стрела, и увернуться от него было невозможно.

Кайен медленно поднял голову. Он посмотрел в ее глаза, ожидая увидеть в них страх или отвращение. Но он видел лишь напряженное, острое любопытство. Она не боялась его. Она хотела понять.

И в этот момент он принял решение. Он устал лгать. Устал скрываться. В этом проклятом мире, где все пытались его убить, эта девушка, которая еще вчера хотела того же самого, только что спасла ему жизнь, доверившись его странным способностям. Возможно, она заслуживала правды. Или, по крайней мере, ее части.

— Я не знаю, — честно ответил он, и его голос был тихим и хриплым от усталости. — Раньше я был падальщиком. Тем, кто обчищает трупы после битв. Я был никем.

Он сделал паузу, собираясь с мыслями, решая, сколько он может и должен рассказать.

— Во время одной из таких вылазок я нашел этот меч, — он кивнул на черный клинок, лежавший на полу. — Он принадлежал капитану клана Алого Кулака. Когда я взял его, что-то изменилось. Я... поглотил его.

Лира нахмурилась, пытаясь осмыслить сказанное.

— Поглотил? Как это?

— Не знаю, как это работает, — продолжал Кайен, впервые пытаясь облечь в слова то, что происходило в его душе. — Его наследие. Его знания, его боевые навыки, даже часть его личности... они оказались внутри меня. Запечатаны в моей душе. Я могу использовать их. Тот язык, на котором я говорю с тобой... это его язык.

Он посмотрел на свои руки.

— А потом... когда на меня напали его товарищи, я убил одного из них. И то же самое случилось снова. Я поглотил и его наследие. Та ярость, которую ты чувствовала... она принадлежала ему.

Лицо Лиры было непроницаемым, но ее глаза внимательно изучали его, сопоставляя его слова с тем, что она видела. Красная аура меча. Его странные, нечеловеческие боевые навыки. Его знание древнего языка. Все сходилось.

— Ты... ходячая гробница, — наконец произнесла она, и это было не обвинение, а констатация факта. — Ты носишь в себе души мертвецов.

— Не души, — поправил ее Кайен. — Лишь их эхо. Их Эпитафии. И они не управляют мной. Я управляю ими.

Это было небольшое преувеличение, учитывая, как он сам чуть не потерял контроль, но сейчас ему было важно утвердить это. Для нее. И для себя.

Лира молчала долго, глядя на огонь. Она переваривала услышанное. Легенды ее народа рассказывали о духах, вселяющихся в живых, о проклятых артефактах, несущих волю своих прежних владельцев. Но то, что описывал Кайен, было чем-то иным. Более фундаментальным. Более хищническим.

— Вот почему они охотятся за тобой, — наконец сказала она. — Дело не в чести. И не только в мече. Они знают о твоей способности. Такая сила... любой клан захочет заполучить ее. Или уничтожить, чтобы она не досталась другим.

Она была права. Это было самое логичное объяснение. Его существование было угрозой для установленного порядка, где сила передавалась по крови или через десятилетия изнурительных тренировок. Он же был аномалией, которая могла украсть все это в одно мгновение.

— А что насчет той твари... Костяного Жнеца? — спросила Лира, ее взгляд стал еще острее. — Ты поглотил и его?

Кайен покачал головой.

— Я пытался. Но его наследие... оно было другим. Чистый голод. Оно бы уничтожило меня. Я оставил его там.

Это признание, как ни странно, оказало на Лиру большее влияние, чем все остальное. То, что он не просто бездумно поглощал все подряд, а мог оценивать, выбирать и отказываться от силы, которая была слишком опасной, говорило о наличии у него воли и разума. Он не был просто монстром.

Она встала и подошла к нему. Кайен инстинктивно напрягся, но она не выказывала враждебности. Она присела рядом и протянула ему флягу с водой.

— Пей. Ты истощен.

Он с благодарностью принял флягу. Пока он пил, она заговорила снова, ее голос был тише, почти доверительным.

— Мой народ тоже обладал силой, связанной с мертвыми. Мы не поглощали. Мы просили. Мы просили у костей павших предков дать нам силу, просили у земли дать нам мудрость. Костяной Отец, что лежит в гробнице, был первым, кто услышал ответ. Он научил нас создавать из кости оружие, доспехи, дома. Мы жили в гармонии с циклом жизни и смерти.

Она горько усмехнулась.

— А потом пришли люди. Они не просили. Они брали. Они рубили наши священные рощи, дробили кости наших предков, чтобы строить свои крепости. Они называли нашу силу "некромантией" и "скверной". Они не понимали, что брать, не отдавая ничего взамен — вот истинная скверна.

Она посмотрела на Кайена.

— Твоя сила... она похожа на их путь. Ты берешь. Но я видела, как ты сражался. Ты не упиваешься разрушением. Ты просто... выживаешь.