Однажды утром они проснулись и увидели, что вокруг их лагеря вырос идеальный круг из белых «лунных шипов» — тех самых редких цветов, что вели Кайена к гробнице Предка. Это был знак. «Я знаю, где ты был».

В другой раз они нашли на своем пути искусно вырезанную из камня фигурку Лиры, натягивающей лук. Это было предупреждение. «Я знаю, кто с тобой».

Лира была на взводе. Быть под постоянным, невидимым наблюдением существа, способного изменять мир по своей прихоти, было хуже любой открытой угрозы.

— Почему он просто не покажется? — спросила она. — Чего он хочет?

— Он хочет понять, — ответил Кайен. Он был спокоен. Он чувствовал не злобу, а лишь бесконечное, почти научное любопытство. — Он хочет понять, кто я. Почему я — это я. Почему я не просто сгусток одиночества, как он. Он чувствует во мне другие наследия — Райкера, Корвуса, Лиана. Он чувствует сложность. И это его завораживает.

Эта игра в кошки-мышки достигла своей кульминации на седьмой день их путешествия.

Они вошли в самый глубокий и самый странный каньон. Здесь законы реальности были нарушены окончательно. Земля под ногами плавно переходила в небо, заставляя их идти по внутренней поверхности гигантской, невидимой петли.

А в центре этой петли, в точке, где не было ни верха, ни низа, парил он.

Он не был ни человеком, ни туманной фигурой. Он был похож на статую, вырезанную из чистого, прозрачного кристалла, внутри которого медленно вращались захваченные им образы — звезда, лист, капля воды. Его форма была гуманоидной, но текучей, постоянно меняющейся. И у него было лицо. Спокойное, безмятежное, безэмоциональное. И на этом лице были глаза. Два плачущих ока, из которых вместо слез медленно сочился чистый, жидкий свет.

Он не говорил. Он просто смотрел на них.

— Это ловушка? — мысленно спросила Лира.

— Это приглашение, — ответил Кайен.

Он оставил Лиру на безопасном расстоянии и один шагнул вперед, в центр искаженного пространства. Он остановился перед кристальной фигурой.

«Ты сложный», — прозвучал в его голове голос, который был не голосом, а чистой мыслью. — «Ты состоишь из многих. А я — один. Почему?»

— Потому что я жил, — ответил Кайен. — Я страдал. Я сражался. Я учился. А ты — спал.

«Жизнь. Страдание. Учеба. Интересные концепции. Я хочу их понять».

В тот же миг мир вокруг Кайена изменился.

Он снова оказался в Каньонах Теней. Перед ним стоял не кристальный бог, а Хо Цзянь, его лицо было искажено яростью берсерка. Он занес свой зазубренный меч.

Кайен инстинктивно уклонился, используя «Танец Осеннего Листа».

«Интересно», — прозвучал голос в его голове. — «Принятие. Уклонение. Гармония. Это наследие листа».

Картина сменилась. Теперь он был в тронном зале клана Алого Кулака. Десятки воинов окружали его.

«А это — наследие кулака. Ярость. Сила. Сопротивление».

Картины менялись с калейдоскопической скоростью. Он снова и снова переживал ключевые моменты своей жизни, но не как воспоминания, а как реальность. Осколок не просто читал его память. Он заставлял его сражаться с его собственными призраками, чтобы понять природу его наследий.

Это было не нападение. Это было самое странное и самое опасное исследование, какое только можно было вообразить. И Кайен был подопытным кроликом.

Кайен оказался в ловушке внутри своей собственной истории. Он снова и снова сражался с призраками своего прошлого, но теперь это была не битва за жизнь, а экзамен.

Он сражался с Костяным Жнецом, но на этот раз он не обрушивал на него камни. Он использовал «Танец Осеннего Листа», чтобы уклоняться от его атак, и свою Пустоту, чтобы стирать прочность в его костяных суставах, разбирая монстра на части без единого прямого удара.

«Эффективность. Точность. Понимание структуры. Наследие инженера», — комментировал безэмоциональный голос в его голове.

Он снова стоял перед командиром Цзяо. Но вместо того, чтобы пробуждать наследие Райкера, он использовал «Голос Эха», транслируя не скорбь, а абсолютный, непоколебимый покой Стазиса. Ярость командира разбилась об эту невидимую стену, и он замер, сбитый с толку, его атака захлебнулась.

«Контроль. Подавление. Ментальное доминирование. Наследие паука и наследие тишины».

Осколок, который Кайен назвал Проводником, прогонял его через десятки симуляций, изучая каждую грань его души. Он не пытался навредить. Он учился. Он был как гениальный, но абсолютно лишенный эмпатии ребенок, который с восторгом разбирал на части невероятно сложный механизм, чтобы понять, как он устроен.

Лира, оставшаяся снаружи, с ужасом наблюдала. Она видела, как Кайен стоит в центре каньона с закрытыми глазами, его тело то дергается в беззвучном бою, то замирает в медитации. Она видела, как кристальная фигура перед ним меняет формы, отражая его воспоминания. Она ничего не могла сделать, лишь стоять на страже.

Прошли часы. Кайен был на грани истощения. Не физического, а ментального. Он снова и снова переживал свои самые тяжелые битвы, но теперь ему приходилось не просто выживать, а демонстрировать совершенство.

Наконец, последняя симуляция закончилась. Он снова стоял в пустом, искаженном пространстве, лицом к лицу с кристальной фигурой Проводника.

«Я понял», — прозвучала мысль. — «Твоя сложность — результат твоего опыта. Твои наследия — это шрамы, оставленные на твоей душе миром. Чтобы стать таким, как ты, я должен… испытать».

Кайен почувствовал, как изменилась аура существа. Бесстрастное любопытство сменилось чем-то иным. Решимостью.

«Спасибо за урок, Летописец», — сказала фигура. — «Теперь начнется мой собственный. Я покину это уединенное место. Я пойду в твой мир. Я буду жить. Я буду страдать. Я буду учиться».

Кристальная фигура начала растворяться, превращаясь в поток чистого света.

— Стой! — крикнул Кайен. — Мир не готов к тебе! Твои «уроки» могут уничтожить целые города!

«Разрушение — тоже часть опыта», — ответила угасающая мысль. — «Не волнуйся. Я буду осторожен. Я начну с малого».

Поток света устремился в небо и исчез.

Искаженное пространство каньона выпрямилось. Небо и земля вернулись на свои места. Левитирующие камни с грохотом упали на землю. Все стало нормальным. Пугающе нормальным.

Кайен рухнул на колени, тяжело дыша. Он выжил. Но он только что совершил свою самую большую ошибку.

Он не просто нашел осколок. Он не просто поговорил с ним.

Он выпустил его в мир. Он дал божественному, любопытному ребенку с силой изменять реальность самую опасную идею во вселенной: идею о том, что нужно «набираться опыта».

Лира подбежала к нему.

— Что случилось? Куда он делся?

Кайен поднял на нее взгляд, и в его глазах был страх, которого она никогда раньше не видела.

— Я только что показал богу, как стать человеком, — сказал он. — И я понятия не имею, чему он научится в первую очередь.

Их паломничество закончилось. Но теперь начиналась новая, куда более страшная миссия. Они должны были найти этого «студента» и остановить его, прежде чем его «учеба» сожжет мир дотла.

Тишина, оставшаяся после ухода Проводника, была тяжелее и страшнее любого шторма. Кайен еще долго стоял на коленях, пытаясь осознать всю чудовищность своей ошибки. Он пришел сюда, чтобы найти и, возможно, успокоить заблудшую душу. А вместо этого он дал ей цель и направление, превратив пассивную аномалию в активную, непредсказуемую силу.

— Мы должны найти его, — сказала Лира, ее голос вернул его в реальность. Она подошла и помогла ему подняться. — Пока он не решил «поэкспериментировать» с целым городом.

— Но как? — спросил Кайен. Он протянул свое восприятие, пытаясь уловить резонанс, который привел их сюда. Но он исчез. Проводник больше не был стационарным, одиноким осколком. Он двигался, учился, менялся. Он научился скрывать свой след.