— Господин Сперанский, может всё же я сделаю вызов? Поверьте, я не последний фехтовальщик и умелый стрелок! — поручик Контаков сделал очередную попытку украсть у меня роль защитника невинных французских девиц.

Но не объяснять же ему, что в моём вызове на дуэль Карамзина кроется много подводных камней. Это продуманная операция с далеко идущими последствиями.

— Михаил Иванович, мы больше не возвращаемся к этому вопросу. Благодарю вас, что встретили в Москве и узнали, где нынче проживает господин Карамзин, — сказал я, стараясь не быть слишком грубым.

Две недели назад Аннета Мария Милле сбежала от своего ухажёра. Как сообщал бывший недалеко от агентессы Северин Цалко, с которым Аннета держала связь, к слову, не только, как с агентом, удалось долго «полоскать» мозги молодому Карамзину и не доводить дело до горизонтального положения. А потом уж Николай Михайлович сорвался.

Узнав обстоятельства реализации плана, я даже на момент засомневался, стоит ли топить Карамзина по жёсткому сценарию. Очень долго молодой, здоровый, страдающий от страсти мужчина смог оставаться джентльменом и не накидываться на сладкие формы бесстыдницы Аннеты. Дочь ювелира, в итоге, сама прибегла к средству, которое неизменно превращает мужчину в себя же, но того зверька или зверя, что кроется внутри и питается похотью. Аннета подпоила Карамзина. Вот у мужчины и сорвало планку. Он накинулся на Аннету, она даже сопротивлялась, но не так, чтобы сильно.

А поутру они проснулись… У Аннеты светится фингал под глазом, сильно поцарапано плечо, так, чтобы кровь саднила, вымазала платье, но без серьёзных последствий. Аннета дождалась, пока Карамзин проснётся, увидит её такой, и сбежала из своего же, то есть взятого мной в аренду, дома. Её ждал Северин, который и поставил синяк под глазом своей… Впрочем, я не знаю об уровне их отношений. Вдвоем они спешно покинули Москву, правда, Северин проводил Аннету только до Торжка, а после вернулся в Первопрестольную, чтобы следить за Карамзиным.

Так что Николай Михайлович видел дело рук своих, а плачь и истерика девушки не оставляли вариантов для оценки произошедшего. Мне достоверно известно, что после Карамзин искал Аннету, наверняка хотел извиниться, что-то предложить. Однако, конечно же, француженки и след простыл. Она вернулась в Охтинскую слободу, так как в моём доме в Петербурге пребывать ей сейчас тоже не нужно. Она после покажется и сыграет свою роль в информационной атаке на Карамзина.

— Этот дом? — спросил я у Северина.

Казачок появился столь неожиданно, что поручик Контаков вздрогнул и даже завернул красное словцо.

— Так точно, ваше высокоблагородие, и объект внутри. В дом приехала также Елизавета Ивановна Протасова, ейного невеста, — докладывал Северин.

— Господин Контаков, вы не станете рассказывать про моего человека! Я должен был убедиться, что господин Карамзин внутри, иначе наше посещение этого дома было бы неоправданным поступком, сулящим лишь ссору с хозяевами, — сказал я, обращаясь к поручику и настраиваясь сыграть одну из главных своих ролей, если не жизни, то этого года.

— Судари, чем могу быть полезен? — двери дома открыл лакей.

— Господин Николай Михайлович Карамзин нынче пребывает в доме? — решительно спросил я, всем своим видом показывая, что готов даже к штурму здания и не уйду без честного ответа.

— Прошу простить меня за неучтивость, но мне нужно уточнить. Как представить вас, господа? — хороший слуга, верный, хочет предупредить хозяев.

— Передайте Николаю Михайловичу, что я, Сперанский Михаил Михайлович, прибыл с вопросом чести, — сказал я.

После такого заявления ни один дворянин не сможет отсиживаться, тем более за спинами двух женщин, которые сейчас находятся в доме. Да, кроме женщин в доме был и Алексей Александрович Плещеев, в прошлом секунд-майор, а сейчас служащий казначейства, и не знать меня он не мог. О новом помощнике государственного казначея Алексея Ивановича Васильева знают во всём ведомстве. Пусть меня и здесь считают выскочкой, но кто же будет ссориться с тем, кто так высоко и быстро взлетает!

— Господа, вас ожидают, — сказал вернувшийся уже через минуту слуга.

Вообще, держать у порога — это моветон, впрочем, скорость, с которой слуга исполнял обязанности, и быстрое решение не позволили перейти рамки, определяющие правила хорошего тона.

Мы шли в комнату, где уже ждал Карамзин, делали это чинно, может даже несколько высокомерно. Но я же оскорблён, не могу иначе. Не приду же к Николаю Михайловичу с просьбой: давайте проведём дуэль, ну, пожалуйста⁈ Нет, тут уместны решительность и требовательность, иначе ещё до дуэли можно прослыть трусом, несмотря на то, что сам и бросаю вызов.

— Господа, — после нашего восшествия в большую комнату, где находились четыре человека: две женщины и двое мужчин, первым заговорил Алексей Александрович Плещеев. — Вы заявили о том, что пришли в мой дом с вопросом чести. Я слушаю.

— Моё имя Михаил Михайлович Сперанский. Господин Плещеев, был бы рад познакомится с вами при иных обстоятельствах, но, увы… — я посмотрел на Карамзина. — Господин Карамзин, имею честь вызвать вас на дуэль. Я требую сатисфакции. Не думаю, что причины, по коим я это делаю, стоит знать дамам.

— Отчего же, господин выскочка! — взъярился Карамзин. — Причиной может быть ваша зависть? Неужели моя статья про ваши скромные способности, как стихосложителя, подвигли вас бросить вызов?

Что? И такая статья есть? Не отследил, упущение. Ну же, гнида этот Карамзин! Он действительно дурак? Ну, не может же человек в здравом уме и доброй памяти критиковать гимн Российской империи, я не говорю о том, что «мои» стихи — это проверенные временем шедевры великих авторов. Или там, в статье, типа того, что всё дерьмо, и лишь гимн мне удался? Но сам напросился. Я ведь не хотел опорочить имя Карамзина перед его второй пассией, Елизаветой Протасовой. Думал, что она после всё узнает, а у Карамзина будет время задурить голову Лизоньке.

— За то, что вы меня оскорбили, да ещё и при дамах, наша дуэль не сможет обойтись без крови. Впрочем, об этом договариваться секундантам, — жёстко, со злым взглядом исподлобья, говорил я. — Речь идёт о чести дамы. Имя её Аннета Мария Милле, она дочь французского дворянина Каспара Милле, вынужденного заниматься ювелирным промыслом. Каспар — человек, который не может отстоять честь дочери, у него падучая, но я не потерплю насилия над дамой.

Карамзин поник головой. Было видно, что он переживает за то, что, якобы, изнасиловал и избил Аннету. Но после того, как этот деятель назвал меня «выскочкой», не оставалось сомнений и угрызений совести. Только топить Карамзина, жёстко, по уши в грязь! А после, может быть, я сам выйду на него и предложу написать Историю Государства Российского.

— Мы можем поговорить наедине? — спросил Карамзин.

— Не находите, сударь, что после всех слов мы более не можем ни о чём говорить. Я вынужден был вами объяснять причину вызова уважаемым мной господам и дамам, — сказал я, всё же желая рассказать суть обвинений.

А для этого нужно чрезмерное любопытство женщин.

— Вы пришли в наш дом, чтобы бросить вызов, — подала голос хозяйка дома. — Объяснитесь, сударь… Нет, Николай Михайлович, вы можете объяснить? Речь идёт о каком-то насилии? Разве вы можете это допустить?

— Я действительно обидел даму, имя которой произнёс господин Сперанский. И, да, я принимаю вызов! — сказал Карамзин и попросил хозяина дома быть его секундантом.

Лизонька ахнула. У них же любовь вроде бы как. Написанное Карамзиным сентиментальное произведение «Бедная Лиза», как некоторые утверждали, посвящено Елизавете Протасовой. И теперь её светлый человечек, литературный гений, оказывается обидел девушку, да так, что и сам признал, и вызов на дуэль принял. Тут, безусловно, было нечто ужасное.

— Вы уверены, Михаил Михайлович? — даже забывшись, что мы так и не перешли на разговор по имени-отчеству, спросил поручик Контаков, когда мы уже вышли из дома Протасовых-Плещеевых. — Мне господин Карамзин показался человеком чести.