Но, Николай Ростов не унимался. Опустошив очередной бокал, он продолжал произносить свои дерзкие речи.

— Сейчас все рассказывают, какие они герои! — громко проговорил Николай, бешеными глазами глядя на князя Андрея. — Особенно те стараются побольше о подвигах рассказать, кто в штабах штаны просиживали! Но, правду знают лишь те, кто бил врагов в первых рядах! Только наши рассказы правдивы, а вовсе не то, что говорят штабные протиратели штанов, получающие награды за это свое основное занятие!

— Что вы на меня так зло смотрите, граф? Будто бы я один из этих «протирателей штанов», как вы изволили выразиться. Вы считаете, что я из их числа? — прямо, но спокойно задал вопрос князь Андрей, глядя в глаза графу Николаю.

— Я говорю про некоторых штабных. Не знаю, относите ли вы себя к таковым или нет. Или вы хотите сказать, что я что-то выдумываю, и подобных «протирателей штанов», получающих награды вместо тех, кто умылся кровью, не бывает? — озлобленно вспылил молодой гусарский поручик.

— А теперь послушайте меня, граф, — спокойно произнес князь Андрей. — Во всех этих ваших изречениях я слышу попытки оскорбить меня. И, уверяю вас, вы наговорили уже достаточно для того, чтобы преуспеть в этом. Уж не знаю, чем я прогневал вас. Вот только, время и место весьма неподходящие для сведения счетов. Здесь общество собралось ради праздника в честь героев, а вовсе не ради того, чтобы некоторые люди, которые мнят себя самыми героическими, затевали ссоры. И я совсем не виноват в том, что мое лицо чем-то не понравилось вам. Впрочем, я все-таки не стану считать, что вы переступили грань приличий, если вы прекратите разговоры на эту тему немедленно. Пока еще ни вы меня, ни я вас не оскорбили по-настоящему, нам можно обойтись без последствий. Но, я предупреждаю вас при свидетелях, если вы изволите продолжать в том же духе, то придется решать это противоречие между нами дуэлью.

И, произнося эти слова, Андрей думал о том, с каким бы удовлетворением стал наблюдать за этим маленьким, но хвастливым и злобным гусаром, наводя на него ствол пистолета. Николай уже достаточно выпил и, опьянев, казалось, не замечал, что его слова вызвали уже начинающийся скандал. Он продолжал размахивать бокалом, словно это был его кавалерийский палаш, готовый сразить всех, кто осмеливался противостоять его ярости, встав на пути. В его глазах горело не только пламя озлобленности на весь мир, но и неосознанная потребность в признании со стороны общества. И он продолжал говорить.

— Я не собираюсь оскорблять вас, князь! — воскликнул Николай, и его звонкий голос становился все более пронзительным. — Я просто говорю правду! Разве не видно, как некоторые из адъютантов, сидя в штабах, только и делают, что составляют отчеты и пишут письма, в то время, как настоящие герои, такие как я, сражаются на передовой, рискуя жизнью?

Князь Андрей, наблюдая этот очередной натиск юношеской горячности, лишь покачал головой, как будто жалел о том, что Николай не понимал значения своих слов, ведущих прямиком к конфликту. Он не спешил отвечать, позволяя гусару выплескивать свои эмоции, как бурлящий поток, который, наконец, возможно, все-таки иссякнет.

— Вы не понимаете, граф, — произнес он уверенно, — что война — это не только столкновение с неприятелем нос к носу. Это стратегия и тактика, подкрепленная грамотным управлением и своевременным снабжением войск. Я скажу вам больше, что героизм возникает там, где допущены просчеты в штабах, которые планируют военные операции. И цена штабных ошибок всегда очень высока — это страдания раненых и большое число погибших. Я понимаю, что вы гордитесь своей храбростью, но истинная доблесть заключается в умении планировать сражения и грамотно управлять войсками.

Николай, слушая эти слова, ощущал, что доля истины в том, что говорит князь Андрей, все же присутствует. Но, гордость не позволяла ему сдаться в этом споре. Он сделал очередной большой глоток из хрустального бокала, надеясь, что алкоголь придаст ему смелости, но вместо этого в его сердце закралась неуверенность. Он вспомнил о своих товарищах, о тех, кто не вернулся с полей сражений, и вдруг осознал, что его слова могут ранить не только князя, но и самих героев, его соратников, о которых он так горячо говорил. Да и Федор, сидящий рядом, уже смотрел на него волком, поскольку князь Андрей был, оказывается, его командиром.

— Я не хотел вас оскорбить, князь, — произнес Николай, его голос стал тише, но в нем все еще звучала нотка вызова. — Просто я хочу, чтобы нас, тех, кто пережил Шенграбенскую битву и Аустерлицкое побоище, услышали. Чтобы справедливость в раздаче наград была восстановлена, и чтобы наши жертвы не были забыты.

Андрей, заметив изменение в настроении Николая, слегка расслабился. Он понимал, что за этой горячностью скрывается не просто юношеский максимализм, но и искреннее стремление быть понятым и оцененным.

— Я понимаю, граф, — ответил он, — и это ваше желание похвально. Но помните, что истинная слава приходит не от самовосхвалений и громких споров, а от тихого, но уверенного служения своему народу. Потому нам всем, ветеранам сражений, следует объединиться в «Союз Аустерлица», который я намерен создать. И вы вполне можете присоединиться…

В этот момент вновь заиграла музыка, поскольку в соседнем зале, свободном от мебели, предполагались танцы. И этот опасный разговор, который мог привести к дуэли, был прерван. Но в воздухе все еще витала напряженность, а Николай и Андрей, вставая из-за стола, обменялись взглядами, полными недосказанности. И в этот миг оба поняли, что их судьбы отныне переплетены не только на полях сражений, но и в мирной жизни.

— Пьер, друг любезный, пойдем танцевать, — сказал Андрей, выбравшись из-за стола и хлопнув толстяка по плечу ладонью.

Федор и Николай уже перешли в танцевальный зал, а Пьер все сидел на своем месте с хмурым видом и что-то жевал. Попаданцу казалось немного странным, что этот его толстый вечно голодный дружище даже ни одним словом не поучаствовал в недавней словесной перепалке между князем Андреем и графом Николаем, а только смотрел все время в свою тарелку. Но, встав и заглянув через плечо Пьеру, он понял причину. Граф Пьер, оказывается, внимательно читал письмо, написанное на французском языке.

— Ты только полюбуйся, что за послание я сейчас получил! Жена изменщица у меня! — воскликнул Пьер, вставая со своего места и протягивая письмо князю Андрею.

При этом, полное лицо графа побледнело, а глаза смотрели озабоченно поверх маленьких стеклышек очков. Пробежав глазами анонимное письмо, которое ему показал Пьер, Андрей понял, почему его друг так сильно расстроен. В письме какой-то проказник подробно расписывал в саркастической манере, как и в каких позах красотка Элен изменяет мужу с Федором. Но, Андрею это показалось не слишком вероятным, ведь он слышал от самого Пьера, что Федор добрался до столицы совсем недавно. Да и не хотелось Андрею верить в подобное. Еще не хватало ему конфликта из-за женщины между друзьями! Возможно, кто-то специально хотел подставить поручика в глазах Пьера? И потому Андрей, желая разобраться, произнес спокойным тоном:

— Пьер, не ты ли говорил мне, что Федор вернулся в столицу не далее, как неделю назад? Мало вероятно, что за столь короткое время твоя Элен могла сойтись с ним.

Но Пьер, не обращая внимания на слова князя, продолжал нервно теребить письмо, как будто оно могло дать ему ответы на мучившие его вопросы. В его голове крутились мысли, и каждая из них была тяжелее предыдущей. Он не мог поверить в то, что его жена, с которой он так недавно разделил свою судьбу, сочетавшись законным браком, могла предать его столь мерзким образом. Тоска и печаль, возникшие от ощущения, что его предали, сжимали его грудь, и он не знал, как лучше поступить в подобном случае.

— Но это письмо, Андрей! — воскликнул он, и его голос дрожал от волнения. — Оно ведь анонимное, но написано с такой уверенностью, словно тот, кто писал, точно знает всю правду. Словно он держал над ними свечку! Как я могу просто так отмахнуться от этого?