Женьшень и ятоба. Вместе они должны дать просто потрясающий эффект!

Размышления мои заняли всего несколько секунд. Я выпрямился.

— Капитан, я думаю, что смогу вам помочь. Но мне потребуется некоторое время. Нужно приготовить особое снадобье. Из редких ингредиентов.

Роджерс, который странно смотрел на меня, при этих словах буквально расцвел. На его лице появилась широченная улыбка, обнажившая неровные, пожелтевшие от табака зубы.

— Док! — воскликнул он. — Если ты сделаешь это… Если ты вернешь мне… кхм… былую силу… Я увеличу твою долю! До одной сто восьмидесятой!

Одна сто восьмидесятая? Скупердяй! Да на такой должности, как у меня, я должен получать не меньше, чем боцман! А у Бена наверняка доля не меньше одной сотой! Ну да ладно. Поторгуемся еще.

— Капитан, — ответил я с достоинством, — я сделаю все, что в моих силах. И даже больше. Можете на меня рассчитывать.

Роджерс, сияя от счастья, хлопнул меня по плечу (чуть не сбив с ног, старый хрыч) и, бормоча что-то о своей благодарности и о том, какой я замечательный доктор, удалился, оставив меня одного в моей новой каюте.

Итак, Роджерс ушел, а я остался один на один со своей новой жилплощадью. Нужно сделать себе пометку, мысленно доставая из кармана огрызок карандаша и клочок бумаги — «приготовить капитану эликсир мужественности». Но это потом. А для начала надо тут все прибрать. Не пристало доктору жить в свинарнике, даже если это пиратский доктор.

Я оглядел каюту более внимательно. По сравнению с моей прежней конурой, это были настоящие хоромы. Небольшая, но довольно уютная комнатка, обшитая темным деревом. Вдоль одной стены располагалась койка — широкая, с матрасом, набитым, судя по всему, соломой, и даже с подобием подушки. Покрывало, правда, было грязноватым и засаленным, но это, в конце концов, не королевская спальня.

Напротив койки — небольшой стол, привинченный к полу, и стул, тоже привинченный (видимо, чтобы не улетел во время качки). На столе — оловянная кружка, тарелка, ложка и нож — нехитрый столовый прибор старпома. В углу — сундук, скорее всего, для хранения личных вещей.

Но главное достоинство каюты — окно! Настоящее, хоть и небольшое, окно-иллюминатор. Через него в каюту проникал дневной свет, и это было просто великолепно. Можно было читать, писать, да и просто смотреть на море, не щурясь от темноты.

В целом, каюта производила впечатление жилища человека, который не слишком заботился о чистоте и порядке. На полу валялись какие-то тряпки, обрывки веревок, щепки. На столе — крошки, пятна от пролитого рома. В углу — паутина.

— Да, Люк, похоже, не был чистюлей, — хмыкнул я. — Придется приложить усилия, чтобы привести это место в божеский вид. А я ведь гонял команду, чтобы следили за гигиеной. Вот теперь — пропал человек. Все из-за этого.

Хорошая шутка, глупая, но хорошая. Зато у меня теперь было собственное, относительно комфортное пространство, где я мог спокойно заниматься своими делами, не опасаясь, что меня кто-нибудь потревожит. И окно! Это было просто бесценно.

Не успел я толком приступить к осмотру своего нового жилища, как в дверь постучали. На пороге появились двое матросов, ухмыляясь во весь рот.

— Здорово, Док! — пробасил один из них, здоровенный детина с рыжей бородой и шрамом на щеке. — Гляди-ка, а ты, похоже, теперь у нас вместо старпома будешь?

— С чего вы взяли? — удивился я.

— Да как же, — подхватил второй матрос, щуплый, с хитрыми глазками, — каюту-то тебе Люка отдали! А это, сам понимаешь, не хухры-мухры.

— Люк пропал, — пояснил я. — Капитан решил, что мне здесь будет удобнее.

— Оно и понятно, — хмыкнул рыжий. — Доктору-то завсегда почет и уважение. А Люк… Что Люк? Пропал и пропал. Туда ему и дорога.

С этими словами матросы, не церемонясь, вошли в каюту и направились к сундуку, стоявшему в углу.

— Эй, вы что делаете? — спросил я, пытаясь преградить им путь.

— Сундук забираем, — ответил рыжий. — Боцман велел. По пиратскому закону, личные вещи погибшего члена экипажа должны быть переданы его семье.

— А если семьи нет?

— Тогда братве, — пожал плечами щуплый матрос. — Но у Люка брат есть. В Порт-Рояле живет. Вот ему и отвезем.

Матросы, кряхтя, подняли сундук и, не обращая на меня больше никакого внимания, вынесли его из каюты.

Я с тоской смотрел им вслед. Вот так, прямо из-под носа, уплыла, возможно, единственная ниточка, которая могла бы привести меня к разгадке тайны Джима и карты сокровищ! Ведь в сундуке Люка могли быть какие-нибудь письма, записи, да мало ли что еще!

Надо было обыскать этот сундук, пока была возможность! А теперь уже поздно.

Я сделал себе еще одну пометку в своем импровизированном блокноте: «Узнать, где будут хранить сундук Люка». Нужно будет как-нибудь, при случае, разузнать у матросов, куда они его дели. Может быть у меня будет шанс заглянуть в него.

Проводив взглядом матросов с сундуком, я оглядел каюту.

Ну вот, только-только появилась надежда на то, что удастся разузнать что-то о Джиме и карте, и тут такой облом.

С этими невеселыми мыслями я опустился на койку. Упустил сундук — это, конечно, досадно, но не смертельно. В конце концов, у меня есть юнга Сэм, который, может и покопаться в этом сундуке.

Усевшись поудобнее, я оперся рукой о подушку. И тут же почувствовал, что под подушкой что-то есть. Что-то твердое, небольшое, прямоугольное.

Я привстал и приподнял подушку. Под ней лежал небольшой предмет, завернутый в промасленную тряпицу. Осторожно развернув тряпку, я увидел книжку. Маленькую, размером с ладонь, в потрепанном кожаном переплете.

Библия? Но нет, слишком уж маленькая и потрепанная для Священного Писания. Да и вряд ли Люк, этот прожженный пират, был таким уж набожным человеком. Но и в умении читать и писать были у меня сомнения. Но не будем плохо думать о бедолаге.

Личный дневник?

Бинго!

Я с замиранием сердца раскрыл книжицу. Обветшалые страницы, пожелтевшие от времени, пахли сыростью и чем-то еще. Ромом? Или, может быть, порохом?

Аккуратно перелистываю страницы. Пусто. Пусто… Пусто… Я разочарованно вздохнул. Неужели Люк был настолько безграмотным, что не мог даже пары строк чиркнуть? Или же он был настолько скрытным, что не доверял свои мысли даже бумаге?

Листаю дальше, уже без особой надежды. И на самой последней странице, в самом низу, мелким, едва разборчивым почерком, выведено на английском:

«В глазах святого Бернара».

Опять та самая фраза, которую прошептал умирающий пират на обломке мачты! И вот теперь она снова передо мной, на страницах дневника Люка!

Сомнений нет — это ключ к разгадке. Ключ к тайне карты сокровищ! Но что же это значит? Что за «глаза»?

Священник в деревне упоминал Бернара из Ментона, строителя приютов в Альпах. Но при чем тут Альпы? Мы же в Карибском море! Или же сокровища спрятаны не здесь, а где-то совсем в другом месте?

Может, это какой-то шифр? Кодовое слово? Или название места? Города? Острова? Горы?

Нужно будет расспросить Вежу. Может быть, у нее есть какая-нибудь информация об этом святом Бернаре и его «глазах». Хотя, зная эту хитрую нейросеть, она наверняка потребует за это кучу очков влияния. Или, что еще хуже, начнет морочить мне голову своими обычными отговорками про «недостаточный уровень доступа» и «необходимость достижения ранга 'Староста».

Я выглянул за дверь каюты. По палубе бегали матросы, что-то таскали, перекрикивались, спорили. Слышались команды боцмана, скрип снастей, плеск волн за бортом. Мы шли на всех парусах куда-то на восток.

— А куда плывем? — спросил я первого же пирата, выходя из каюты.

— На Сент-Китс, — ответил матрос, пожимая плечами.

Даже так. Это один из островов на северо-востоке Карибского моря.

— А зачем мы туда плывем?