Но парням, похоже, мой ответ не особенно и нужен.

Они снова переглядываются, Лешка хмурится, а Лис усмехается.

— Правильное решение, малыш… — шепчет он. И тянется вниз, прикасаясь губами прямо там! Прямо в том месте, где все горит, все пылает от напряжения и взорвется, если, если…

— Ах-х-х… — я не могу себя контролировать, выгибаюсь в пояснице непроизвольно… Прямо в руки Лешки подаваясь.

Он рычит и оттягивает край простенького лифчика вниз, касается огненными твердыми губами груди.

Я закрываю глаза, умирая в этот момент. Просто умирая от жесткой, выносящей за пределы этого мира чувственности и, кажется, плачу. Потому что Камень скользит губами по щекам, слизывая влагу с них, бормочет что-то утешающее, а Лис властно и грубовато уже стягивает по ногам вниз белье, дышит возбужденно, и потом… Ох… То, что он там делает… У меня даже слов нет в голове, чтоб хоть как-то это обозначить!

Я прожила восемнадцать лет своей жизни, даже не предполагая, что парень может такое делать с девушкой! Он меня… Целует там? Нет… Нет… Он меня пробует на вкус. Словно какой-то фрукт, мягкий, нежный, текущий соком.

И Лис слизывает этот сок, упиваясь им, с каждым мгновением становясь все более несдержанным.

И в унисон ему — несдержанность Лешки, шумно дышащего, вылизывающего меня, словно зверь, словно самец свою самку. Его жесткий язык скользит по шее, по скулам, забирая дрожь стыда и рождая по коже мурашки возбуждения.

— Маленькая, нравится, нравится? — бормочет он, силой заставляя возвращаться в реальность, реагировать на происходящее, не то, что они, они оба, со мной делают!

— Ей нравится… — шепчет Лис, отрываясь на мгновение и затем снова опускаясь, чтоб прикусить кожу дрожащего от напряжения живота, — смотри, она охрененная… Дрожит вся… Блять… Я ее хочу…

— Я хочу… — перебивает его Камень, и кусает мою шею чуть больнее, чем до этого.

Я лишь вскрикиваю тихо и, чуть придя в себя, пытаюсь сжать ноги.

Но Лис не дает это сделать.

Он уже давно расположился на здоровенном диване между моих ног, стянул с себя футболку, и сейчас его расписной торс смотрится на редкость горячо и внушительно. Особенно в унисон с горящими возбуждением глазами.

Я моргаю, осознав, что жадно рассматриваю его, взлохмаченного, лениво-развратного, пошло облизывающего губы…

И, вздрогнув, перевожу взгляд на Лешку, по-прежнему стоящего на коленях передо мной. И понимаю, что не стоило мне этого делать. Не стоило смотреть.

Лешка тоже без футболки. Когда успел снять?

Его плечи, широченные, мощные, напряжены, а огромные руки с выпуклыми мышцами, белеют в полумраке комнаты. Цветные татуировки на них затейливы и пугающи.

Темные волосы взлохмачены, глаза горят безумно, губы блестят. И взгляд, жесткий, волчий.

Он настолько властный, что тянет склонить голову… Подставить горло. Тем более, что он так сладко, так больно кусает… Это невозможно выдерживать!

Этого невозможно не хотеть!

— Мы хотим, малыш, — шепчет развратно Лис и ведет двумя ладонями по моим бедрам, выше и выше, и я сжимаюсь невольно, ожидая прикосновения там, где все горит, жаждет взрыва, того, уже знакомого мне по нашему прошлому безумному разу. Но Лис, виртуозно задержавшись рядом на долгое жестокое мгновение, ведет пальцы выше, к животу, к ноющей от поцелуев Камня груди, мягко пощипывает соски, и я непроизвольно опять выгибаюсь.

Камень, не отводя взгляда от того, что со мной делает Лис, только дышит шумно, грудь его поднимается и опускается тяжело, а взгляд держит меня. Заставляет.

Лис заставляет ласками, развратными, пошлыми, такими правильными и опытными.

А Камень… Взглядом.

И я не могу никак избежать этого.

— Тебе будет хорошо, малыш, — продолжает ласкать словами и обещаниями Лис, а Камень только, чуть помедлив, кивает тяжело, — веришь? Тебе понравится…

Я так и не могу понять, о чем он, не хочу понимать, боюсь прониммать!

— Тебе понравится, — тяжело роняет Камень, ставя точку в нашем противостоянии. Решая все за нас. Троих.

Не отводя от меня взгляда, он протягивает ладони, ведет по груди и снимает уже давно расстегнутый лифчик с плеч, обнажая меня окончательно.

Выдыхает шумно, коротко переглядывается с Лисом, тоже жадно пожирающим меня глазами, и тот, порывшись, кидает на диван рядом с нами что-то.

Я не вижу, что именно, а в следующее мгновение и забываю вовсе, потому что Лис снова наклоняется и прижимается ко мне губами. Внизу.

И в этот раз все куда более жестко!

И грубо!

И так…

Так безумно хорошо, что я выгибаюсь в пояснице, позволяя Камню целовать себя снова, тоже грубее, значительно грубее, всасывать грудь по очереди, заставляя соски каменеть и ныть, а Лис внизу что-то такое делает, что-то такое, что я хочу умереть и сбежать одновременно, просто чтоб больше не испытывать ничего подобного! Потому что это слишком все! Слишком!

Но меня не пускают!

Меня опутывают своими руками, губами, ласками, горячими телами, ароматом возбужденной кожи, хриплыми голосами, приказами, просьбами, мольбами… Внутри что-то разрастается, такое напряженно-мощное, что я понимаю: еще чуть-чуть — и разорвет меня на части! Хочу сказать об этом мучающим меня парням, и не успеваю! Меня разрывает. На части. На маленькие осколочки.

Я, кажется, кричу.

И, кажется, скребу ногтями по спине склонившегося ко мне Камня.

Он замирает, жадно ловит мой взгляд, всплески огненных искр, разметавших меня… И целует, нежно и требовательно.

И Лис внизу целует.

И трогает, трогает, трогает, продлевая это безумие, продлевая дрожь моего ослабевшего тела… А потом его ласки, такие мягкие, такие изысканные, начинают причинять боль.

Сначал легкую, а затем острую! Невероятно острую!

Я взвизгиваю прямо в губы Камня, оторвавшегося от меня в это мгновение и жадно изучающего распахнувшиеся от шока глаза.

— Малыш… Пиздец… — шепот Лиса доносится словно издалека, а жесткая, разрывающая на части, обидная боль сменяется тугой, такой же жесткой наполненностью…

Меня разрывает снова, и я плачу.

Взахлеб, жалко кривя губы.

И Камень снова слизывает мои слезы.

— Посмотри на меня, маленькая… — бормочет он, — посмотри… Не будет больше больно, маленькая… Хорошо будет…

— Нет… — плачу я, ощущая, как Лис, мягко, враскачку, начинает двигаться. Во мне. Внутри!

И теперь происходящее, потеряв часть своего возбуждающего сладкого флера, становится тем, чем оно и являлось с самого начала: насилием.

Я задыхаюсь, не понимая, что происходит, настолько все страшно и странно. И больно! Так больно!

Зажмуриваюсь, непроизвольно царапая склонившегося ко мне Камня за загривок, и он снова вылизывает мою шею, шумно и тяжело дыша.

Лис двигается медленно, с оттяжкой, и уже не больно, просто… Странно. Неудобно. Стыдно.

Мне так стыдно от того, что они со мной делают сейчас!

А им?

Им не стыдно?

Судя по всему, вообще нет.

— Малыш, малыш… — запаленно дышит Лис, — охуенная, малыш… Посмотри на меня…

Но я не могу, отворачиваюсь, зажмурившись, и Камень ловит мои губы, накрывает своими, принуждая раскрыть рот.

Я чувствую, как его язык настойчиво проникает в меня, и это практически тот же ритм, что и у Лиса. Жаркий, жадный, бесстыдный такой.

Они не люди, боже… Звери…

Они не понимают, что творят со мной… И я не понимаю… Ничего не понимаю…

Покорившись напору, я позволяю целовать себя, позволяю брать себя так, как им двоим хочется. Слезы уже не катятся, а внутри становится жарко.

Не так, как до этого, когда на кусочки разлеталась от волшебных пальцев и губ Лиса, от властного подчиняющего взгляда Камня, а по-другому.

Боль, жестко перемешанная с наполненностью, тяжестью рук Лиса, мерно и быстро двигающего меня за бедра на себя, вкусом губ Камня, с рычанием истязающего мой рот, заставляет мое испуганно замершее сердце забиться в бешеном темпе. Настолько сильно, что дышать тяжело! Голова кружится, перед глазами мошки белые, я вообще не понимаю, сколько времени прошло, сколько это все продолжается.