Как бы то ни было, но с родитльским контролем вопрос был решен. А вот со всем остальным…

Я очень сильно переживала из-за Тошки и его неожиданных и совершенно не нужных мне признаний.

Плакала, пытаясь придумать, как все вернуть назад, нашу дружбу, наши хорошие отношения. С горечью понимала, что это невозможно. От этого еще больше расстраивалась и плакала.

На этом фоне забыла совсем про Лиса и Камня, просто из головы они выветрились.

И очень даже напрасно, как оказалось.

Потому что прямо утром, на пороге универа, увидела и одного, и второго.

И, вишенкой на торте — Тошку!

Тошка с Лисом стояли вместе и, лениво перебрасываясь словами, синхронно шарили по толпе поднимающихся студентов взглядами.

А Камень просиживал зад на капоте своей черной машины, весь такой буртальный, в авиаторах, кожаной куртке и сногсшибательной ауре бедбоя. Неподалеку от него прыгали несколько уже основательно ушибленных поклонниц, возбужденно покусывали акриловые ноготки и бессмысленно улыбались, но Камню, как обычно, было на всех пофиг.

Очки не давали понять, смотрит ли он на кого-то конкретно, но вот чувствовала я, что запросто и этот товарищ по мою душу может тут отираться.

Преставив себе экшн-сцену с тремя известными мне величинами, я затормозила, а затем и вовсе, развернувшись, рванула прочь от крыльца, пока меня не заметили. Что-то подсказывало, что парни не в курсе о том, что их интересы ко мне не эксклюзивны, и могут сильно удивиться.

Я, конечно, не стадала манией величия, но вдруг еще начнут разбираться? Со мной, в первую очередь. Ославят на весь универ…

Чур меня!

На пары я опоздала, конечно, потому что пошла другим путем, через соседний корпус по крытой галерее, но зато и проблем не поимела.

В коматозе отсидев три пары, спокойно собиралась домой, и тут меня словила Маринка.

И вот я смотрю на нее в недоумении, и все понять не могу, чего она хочет от меня?

— Я говорю, пошли с нами! Прослушивание в группу будет!

— Какую группу еще? — вздыхаю я, уяснив, наконец, суть просьбы. И хочу добавить, что с меня и хора два раза в неделю вполне достаточно, но одногруппница перебивает:

— Как какую? — подпрыгивает Маринка от возбуждения, — ты не в курсе, что ли, что университетская группа занимает первые места на всяких фестивалях, в конкурсах? Если попадем туда, то это гарантия повышенной степухи! И всякие бонусы, типа общаги и оплачиваемой дороги.

— А ты петь умеешь? — спрашиваю я удивленно. Не замечала за ней таких талантов.

— Нет, но ты тоже не умеешь же! Но попробовать надо. Пошли для массовки! Вдруг повезет.

Вздыхаю, прикидывая, что у меня до допов есть еще два часа. Поспать бы… Но дома мне никто не даст, а тут где-то прятаться и кемарить… Ну… Такое…

— Ладно, — вздыхаю я, — пошли.

— О, круто! — воодушевляется Маринка, — двигаем тогда, а то там сейчас первые курсы набегут еще.

Мы идем по крытой галерее в сторону актового зала, я слушаю треп Маринки о том, что, даже если не умеешь петь, то можно прорваться, главное, быть активной и круто выглядеть. Слушаю и молчу, не желая говорить одногруппнице, как сильно она заблуждается. И насчет прорваться, если не умеешь петь. И насчет меня. Потому что, в отличие от Маринки, я петь умею.

О том, что в группе, куда идет набор бэк-вокалисток, одни парни, узнаю, так сказать, в процессе.

Пару минут с изумлением смотрю на скучающе рассевшихся старшекурсников, очень симпатичных, кстати, тут же одергиваю себя: нашла время, чтоб парней разглядывать! Мало мне проблем в жизни!

— Марин, а они вообще о чем поют-то? — поворачиваюсь к взволнованно ерзающей на сиденье рядом одногруппнице.

— Ой, ну ты вообще! — закатывает она глаза, — их песни все знают! Та-а-кие крутые! Я специально выучила самую топовую, “Я тебя хочу”.

— Что, так и поют?

Черт, если родители хотя бы краем уха услышат, что я пою такие песни, меня точно запрут дома и заставят наизусть всю книгу молитв выучить!

— Ну да, — Маринка явно не понимает моего замешательства и не оценивает степень шока, — ой, все! Не отвлекай, а то не услышим, как нас вызывать будут!

— А нас вместе вызывать будут?

Так, мне надо под любым предлогом отсюда убраться…

— Конечно, — фыркает Маринка, — ты видела, сколько народу? Если по одиночке, то они нас так неделю будут слушать!

— Но я не учила ничего… И слов не знаю.

И не хочу знать, кстати…

— Ну и ладно! Я же говорю, со мной просто постоишь, рот пооткрываешь.

Так и не поняв, зачем я нужна Маринке, если тут и без того массовка плотная, я замолкаю и снова оглядываюсь, пытаясь определить, в какую сторону ближе выходить.

Вокруг нас полно народу, все галдят, перешушукиваются, смотрят друг на друга недобро. Конечно, все друг другу соперницы. Пока еще просто нежными словами обмениваются. Кто-то кого-то назвал неправильно, кто-то на кого-то посмотрел…

Но, судя по накалу страстей, до физической агрессии недалеко.

Хм… Если Маринка надеется, что я буду от нее конкуренток отгонять, то совершенно зря. Я — вообще не боец. С Лисом и Тошкой это чисто случайность была.

Принимать участие в крысиных бегах я резко передумываю, потому что возможность получения бонусов и преференций от участия в группе пока под большим вопросом, а вот звездюли от родителей, если они узнают, что именно я пою на своих дополнительных занятиях, вполне реальны.

Нет уж, слишком велик риск…

— Марин, я вспомнила, что мне надо…

Я поднимаюсь с места, чтоб протиснуться между рядами к выходу, и в этот момент парень с переднего ряда, один из музыкантов группы, высокий, худой и симпатичный, встает и начинает говорить:

— Так, сейчас первый ряд…

Он говорит негромко, все настороженно прислушиваются, а я испуганно замираю в самой неудобной из возможных поз: сусликом перед фарами автомобиля.

И глаза, наверно, такие же дурные.

Из-за того, что я стою, девчонка позади не видит своего кумира и злится.

— Да сядь ты, корова! — шипит она и дергает меня за и без того неплотный хвост.

Резинка с треском лопается, мои лохмы, которые я так и не сумела за весь день привести в божеский вид, рассыпаются по плечам и лезут в лицо, а парень внезапно обращает на меня внимание:

— О, стоп! Это кто еще?

Он смотрит на меня, но в то, что реально заметил, верится с трудом, потому я оглядываюсь по сторонам, искренне надеясь, что не объект его внимания, а затем, поняв, что чуда не произошло таки, неуверенно пищу:

— Я?

— Ты! Рапунцель! Дуй сюда!

— Эм-м-м… Но я…

— Ну быстрее, чего застыла?

— Вот кор-р-рова, — злобно рычит девчонка, которая превратила меня в посмешище сейчас.

Похоже, она совсем не рада тому, что невольно сыграла против себя, не устранив, а, наоборот, выделив конкурентку.

— Ну ты чего? — шипит Маринка, а затем кричит весело парню, который позвал меня, — Саш, возьми меня лучше! Она петь не умеет!

Но Саша задумчиво осматривает меня, затем снова кивает, приглашая на сцену и бормоча что-то себе под нос.

Слышу только “нахрена петь, если такой рот”.

Не понимаю, о чем он, да и не особо стремлюсь.

И на сцену выходить тоже не стремлюсь.

Еще раз смотрю в сторону входа, наплевав уже на то, как это будет выглядеть со стороны. Пусть бегство, вообще пофиг.

И в дверях вижу Тошку! Он смотрит на меня, всем своим видом выражая неодобрение. И мне даже на расстоянии заметно, насколько Тошка зол и раздражен. Почему-то именно этот невыносимо дурацкий собственнический взгляд выводит невероятно!

Весь день Тошки и близко не было, и я, честно говоря, немного успокоилась. В конце концов, в том, что он внезапно сошел с ума и решил, что может начать ко мне приставать, моей вины нет. Я повода не давала.

Конечно, дружбе нашей конец, и это больно и жестоко, но что поделать? Ответить на его чувства я не могу, Тошка навсегда для меня — друг детства. А с друзьями не спят.