И теперь, даже если он сам захочет все вернуть на прежние рельсы, я не смогу. Просто потому, что буду каждую минуту рядом с ним думать, а не прокручивает ли мой друг в голове порно-картинки с моим участием? Так и с ума сойти недолго…
Тошка открывает рот, он явно намерен что-то сказать сейчас, может, во всеуслышанье заявить, что я — его девушка, или еще какую-то такую же невыносимую глупость, и я, пытаясь опередить его, торопливо говорю Сашке:
— Сейчас, одну минуту.
И, не глядя больше на своего бывшего друга, иду по проходу к сцене.
Поднимаюсь, немного робея перед залом, хотя эти эмоции мне знакомы, в хоре пою ведь, да и на отчетных концертах по классу фортепиано в музыкальной школе приходилось выступать.
Но там я готовилась, точно знала, чего ждать, а здесь…
Я смотрю на сидящих в первом ряду троих парней, участников группы, названия которой я до сих пор не знаю, кстати, и робко улыбаюсь.
Дурацкие волосы, волнами падающие ниже бедер, жутко мешают, но второй резинки у меня нет, и времени воевать с прической при помощи шпилек, тоже. Обычно я убираю все в тугой пучок, делаю хвост или банально косу плету. Но сегодня все против меня. И волосы тоже!
— Рапунцель, блять, — задумчиво говорит один из парней, затем поворачивается к Саше, — и нахера нам эта ромашка?
— Ты не понимаешь, — отвечает Саша, явно лидер в команде, рассматривая меня с интересом энтомолога, поймавшего необычную букашку, — на контрасте будет охуенно. Кость, ты как думаешь?
— Надо глянуть, — басит третий из парней, — фактура норм.
— Давай, Рапунцель, — командует Саша, — что-то из нашего.
— Эм-м-м… — я кидаю короткий взгляд на Маринку, сделавшую только что рука-лицо, на злобно фыркающую девчонку, что так опозорила меня, на Тошку, соляным столбом застывшего у дверей зала. Все они ждут моего провала.
Осознаю это очень отчетливо. И злюсь. Снова.
Ну уж нет!
— Я не слышала ваших песен, — обращаюсь к парням, выпрямляясь и отфыркивая волосы, — но я могу спеть что-то другое. Не важно же, что, главное голос?
— Да в твоем случае… — снова бормочет Саша, проглатывая окончание фразы, но его перебивает второй парень, имени которого я не знаю.
— А зачем ты пришла тогда, если песен не знаешь наших?
— Не думала, что это — обязательное условие, — пожимаю я плечами, — хотя… Нет, так нет.
Делаю шаг к выходу, старательно не глядя на ликующую злопыхательницу, сожалеющую Маринку и торжествующего Тошку, но тут Сашка останавливает меня:
— Погоди. Давай, что знаешь, спой.
— Хорошо.
Я пару секунд раздумываю, прикидывая, что петь, и настраиваясь, а затем начинаю:
— Луч солнца золотого туч скрыла пелена…
Мне эта песня всегда нравилась, она хорошо получается и подходит для исполнения а-капелла.
В зале неплохая акустика, и мой голос звучит выигрышно, красиво и ярко.
Закрываю глаза, чтоб отрешиться от лишнего, не замечать устремленных на меня взглядов, погружаюсь в мелодию.
И прихожу в себя, только когда песня завершается. Открываю глаза, удивленно осматриваясь.
Я что, всю песню спела? Почему никто не остановил? Странно для прослушивания…
И почему все молчат? Так всё плохо?
Моргаю, снова привыкая к свету, щурюсь, рассматривая лица слушателей, в первую очередь, парней из группы.
И, надо сказать, физиономии у них сложные. Что не так-то? Что за молчание такое?
И тут, в полной тишине, раздается обиженный голос Маринки:
— А говорила, петь не умеешь…
25
Я только моргаю в ответ на такую явную нелепицу. Вроде бы, нигде не упоминала, что петь не умею…
Но да ладно.
Судя по молчанию, ребята очень даже впечатлились моим пением, причем, вообще не понятно, с каким знаком, положительным или отрицательным. Не то, чтоб я не была в себе уверена, пою я неплохо, мой преподаватель по хору и сольфеджио всегда хвалила и даже предлагала перейти на хоровое отделение с фортепиано. Но тут просто наши с ребятами из группы взгляды на музыку могут не совпасть.
Молчу, смотрю на парней.
Они смотрят на меня.
И тоже молчат.
Отлично просто, блин.
Поняв, что, похоже, знак минусовый, я пожимаю плечами и иду к выходу со сцены, по пути машинально перехватывая копну волос в жгут, чтоб хоть чуть-чуть привести их к единому знаменателю. Особого разочарования нет. Не больно-то и хотелось, на самом деле. У меня и без того вагонище допов, только музыкальной группы для полного счастья не хватало. Не спорю, бонусы хорошие, но…
— Эй, ты куда? — вопрос меня догоняет уже внизу, возле лесенки, ведущей на сцену. Я, наладившись по боковому проходу к выходу из зала, удивленно поворачиваюсь.
— На занятия, — отвечаю спокойно, — у меня еще допы.
— Какие, к херам, допы? — Сашка, мельком переглянувшись с другими парнями, встает и поспешно идет в мою сторону, — Рапунцель, ты чего? Иди сюда!
Я, крайне сильно занятая в этот момент переплетением дурацкой косы, потому что достала до невозможности, отфыркиваюсь удивленно:
— Зачем? Мне пора уже.
— Будем разговаривать потому что, — терпеливо отвечает Сашка, — обсуждать.
— Эй, а мы? — обиженно подает голос кто-то из девчонок.
— Просмотр закончен, все свободны, — вспоминает про них Сашка, и, не слушая больше возмущенных и завистливых выкриков, подхватывает меня за локоть, тащит к ребятам.
— Ну, если только на пятнадцать минут, — бормочу я, шустро перебирая ногами, чтоб успеть за высоким и резким парнем. И чего меня в последнее время все таскают-то? Неужели произвожу впечатление тряпки?
Кошмар, конечно…
Зрительницы с негодующим ворчанием тянутся к выходу из зала, и в этот момент раздается злой голос Тошки:
— Куда ты ее прешь, Колесник? Она не будет с вами по сцене прыгать!
Все, словно по команде, поворачиваются и смотрят на моего бывшего друга детства, так и стоящего столбом у выхода из зала.
Я, пораженная до глубины души наглостью Тошки, которому я уже, вроде, все давно сказала и в самых неприятных выражениях, буквально немею.
Сашка, к этому времени успевший дотащить меня до парней, переглядывается с ними, затем смотрит на меня вопросительно:
— Твой парень, что ли?
Голос ко мне не возвращается пока, и потому только мотаю отрицательно головой. Проклятая коса, не иначе, решившая доконать меня сегодня, тут же разматывается, и волосы снова рассыпаются.
— Охренеть, ты Рапунцель… — тут же бормочет один из парней, невысокий, очень широкоплечий брюнет с немного хищным разрезом глаз. То ли татарин, то ли бурят, я не особенно разбираюсь. — Сах, у меня идея — охуеть!
— Погоди с идеей, у нас тут небольшая проблема… — цедит Сашка, сурово изучая Тошку, шустро сбегающего по ступенькам вниз. К нам.
— Васька, домой быстро! — рявкает Тошка, не обращая внимания больше на парней.
Не знаю, на что он рассчитывал, отдавая этот идиотский приказ, но результата желаемого не получает, естественно.
Я остаюсь на месте, Саша хмурится, еще один парень из команды, симпатичный блондинчик в очках, поднимается с места и изучает Тошку с таким выражением на надменной холеной физиономии, словно перед ним что-то не особо привлекательное, а то и мерзкое. Таракан, например.
И только татарин не обращает ни на кого внимания, занятый исключительно набиванием какого-то текста у себя в смартфоне.
Правда, при этом на меня периодически поглядывает.
— Весик, ты какого хрена здесь? — неласково здоровается с Тошкой Саша.
— За девочкой своей пришел, — давит на него наглым тоном бывший друг, и я начинаю раздуваться от нахальства и беспардонности. И все это — молча, потому что дар речи так и не проявился пока! Беда! Как я петь-то буду?
— А она говорит, что не твоя, — все так же хладнокровно говорит Сашка и чуть выступает вперед, словно хочет меня заслонить от Тошки!
— Да она с головой не дружит! — еще больше наглеет Тошка, — у нее бывает иногда. Перезанималась. У нас свадьба летом!