— Мне… было… приятно… — выдавливаю с трех попыток, ощущая, как голос садится от волнения и стыда. Краснею еще больше, отворачиваясь.
И пропускаю момент, когда дислокация меняется, и парни, словно акулы, снова берут меня в осаду с двух сторон.
— Малыш, малыш… — шепчет Лис, на мягких лапах скользнувший ко мне по периметру стола и усевшийся с другой стороны, отрезая таким образом путь отступления, — ты не представляешь, как может быть… Тебе с первого раза хорошо было… а потом… Потом будет круче! Веришь? Веришь?
Он говорит это все, прижимаясь все ближе и тяжело дыша, едва сдерживаясь, чтоб не начать целовать на глазах у всех.
С другой стороны однозначной нерушимой скалой прижимается Камень. Он ничего не говорит. Просто смотрит так, что этот гипноз посильнее, чем от горячего развратного шепота Лиса.
— Вы не понимаете меня… — пытаюсь объяснить я, в панике поглядывая на зал, полный народа. Вроде, никто не смотрит, но…
— Да понимаем мы, да, Камешек? — продолжает искушающе шептать Лис, ероша горячим дыханием волосы у виска. От него пахнет так знакомо-будоражаще, терпким парфюмом и табаком. А Камень — хвойный лес и морозная свежесть… Боже… У меня слюна набегает… — Понимаем все, ох, черт, малыш… Охуенно пахнешь… Сожрал бы…
— Не отвлекайся, — роняет тяжело Камень, и эти его сдавленные слова дают понять, что он на грани. И давно уже.
Я смотрю на здоровенные ладони, сжимающиеся в кулаки… Ох…
— Я просто к тому, что ты — хорошая девочка, это все понятно. И тебя не так воспитывали, ага… — тут же снова включется Лис, — но мы ничего плохого не делаем ведь… Вообще ничего! Если всем нам нравится, то кому от этого плохо? Тебе плохо было?
— Не-е-ет… — боже, да что с голосом у меня? Опять пропала ты, Вася… Знала же, что нельзя их… Так близко… Они — бесовские гипнотизеры…
— И мне хорошо было, пиздец, как хорошо. И Камешку тоже… Он не говорит, но он сто процентов так думает…
Я с трудом поднимаю взгляд от столешницы и смотрю на Камня, словно в поисках надежды. Вдруг скажет, что ему не надо это? Спасет меня от безумия?
Но Камень только обжигает запредельным голодом зрачков, настолько сумасшедшим, что я, вздрогнув, торопливо опускаю ресницы. Он не поможет мне.
Никто мне не поможет.
Глупая Вася, возомнившая себя бронепоездом…
Да я — вагонетка в метро, которую просто сметут и не заметят…
— Ну вот, малыш, ну вот… — а шепот все льется, все ввинчивается в сознание, гася последние рассудочные судороги, — а если всем хорошо, нахрена все портить? А? Не скрою, до сих пор тебя не хочу ему отдавать. И он — тоже не хочет. Но, блять… Так, как с тобой, у меня ни с кем, никогда… Это — в миллион раз сильнее всего, что было. Это такое, что я постоянно словно под градусом хожу. Ни о чем думать не могу, веришь? Если бы я раньше знал, что ты — такая, я бы…
— Тебе бы все равно нихуя не светило бы, — бурчит Камень и кладет тяжеленую ладонь передо мной на стол. Я завороженно смотрю на крупные длинные пальцы, разбитые костяшки. Рука воина. Собственника.
— Это он просто правильный тоже, — хрипло, заводяще смеется Лис, — как и ты. Но ему зашло, и вообще не меньше, чем мне. Такое редко бывает, малыш, но если есть, то… Нахрена отказываться?
— Да как вы себе это представляете? — не выдержав их напора, я откидываюсь на спинку дивана, совершая тем самым тактическую ошибку, потому что Лис тут же прижимается еще сильнее, а Камень садится так, чтоб закрыть своей спиной нас от взглядов всего зала.
— Хорошо представляем, малыш, — шепчет Лис и мягко прижимается к моей шее горячими губами. Я вздрагиваю, и он, дыша все тяжелее, стонет, — ох, блять… Ты не представляешь, как именно мы это себе представляем…
Я смотрю на Камня.
И понимаю, что да.
Не представляю. Боюсь просто представлять…
— Поехали, — снова принимает решение за нас троих Камень.
63
В полном молчании мы загружаемся в машину Лешки и едем.
Я, как и до этого, на пассажирском, Лис, как и до этого, на заднем. И с руками у меня на плечах и шее.
Он возбужденно дышит и постоянно трогает меня, гладит, гладит… А еще шепчет на ухо такие вещи, от которых мне становится одновременно горячо и холодно.
Я уже примирилась с тем, что сегодня произойдет. Еще раз произойдет. И теперь только пытаюсь держать себя в руках, потому что боюсь!
Очень боюсь того, что случится! И одновременно очень хочу этого!
Странная двойственность, уже привычная мне в последнее время, даже не напрягает. Похоже, я ловлю дзен во всем этом помешательстве. Психика защищается, да.
Камень молчит, не смотрит на меня, как по пути в кафе, не пытается ревниво окоротить Лиса или, наоборот, вступить в его горячую грязную игру.
Просто ведет машину, и только ладони, сжавшие руль, напрягаются до белых костяшек.
Меня эта его каменность пугает еще сильнее, чем то, что скоро нам предстоит снова оказаться наедине.
И в этот раз я уже немного представляю себе, на что парни способны.
На части меня разодрать, вот на что.
В противовес возможной угрозе боли, низ живота мерно и ритмично потягивает сладкими требовательными спазмами, вообще меня не удивляющими.
Ну вот такая я пропащая, что тут поделаешь? Ничего. Только принимать себя такой, какая я есть…
— Малыш, такая сладкая… — бормочет Лис, подаваясь вперед и зарываясь носом в мои волосы, — пахнешь… Чистый кайф… Хочу тебя…
От его хриплого обещающего шепота у меня все волоски на коже дыбом, а лютая тяжелая молчаливость Камня на этом сладком горячем фоне — жесткий контраст, от которого холодно до жжения.
И я уже не хочу никуда ехать с ними, я уже боюсь и тревожусь!
Тот дурман, в который они погрузили меня недавно, развеялся, и сейчас я в страхе и напряжении. А такое разное, контрастное поведение парней еще больше пугает.
Что, если они сделают больно? Опять? Если будет больнее? Надо остановить это все, пока не поздно!
Но, глядя искоса на жесткие пальцы Камня, сжатые на руле, я понимаю со всей очевидностью, что поздно…
Поздно, Вася, дурочка ты… Ты уже все им позволила, со всем согласилась. И теперь пойдешь в отказ?
Смешно же…
Не смешно! Не смешно!
Пальцы Лиса, скользящие по шее, ощущаются оковами. От Камня, молча ведущего машину, идет лютый холод…
Они не пожалеют меня.
Не остановятся.
Не для того уламывали.
Не для того везут сейчас с такой скоростью…
— Приехали, — Камень неожиданно заворачивает в проулок и останавливается… Возле общаги!
Я с недоумением моргаю, только теперь понимая, что ехали мы совсем не в сторону дома Лешки, а вообще в другом направлении!
Крыльцо моей общаги так близко!
И девчонки толкутся на нем, явно собираясь куда-то отчаливать в холодный зимний вечер.
Не понимая ничего, поворачиваюсь к Камню:
— Домой?
— Да, иди, маленькая, — спокойно говорит он, — тебе выспаться надо.
— Чё? — раздается позади безмерно удивленный голос Лиса, — ты ебанулся? Какое домой? Мы же к тебе ехали!
— Мы с тобой поедем ко мне, — так же спокойно отвечает Камень, — так и быть, переночуешь у меня, пока с папашей не помиришься. А Вася идет домой. Спать. У нее завтра зачет. И концерт.
— Ты охуел??? — еще громче и жестче рычит Лис, вообще не походя сейчас на себя самого, такого ласкового, такого сладкого со мной только что, — да я же сдохну!
— Не сдохнешь, — говорит Камень, — у меня вагон дел по дому, нехрен просто так нахлебничать. Вася, иди.
— Да погоди ты…
Камень, игнорируя вопли Лиса с заднего сиденья, наблюдает, как я торопливо отстегиваю ремень безопасности, затем тянет меня на себя, коротко и горячо целует в раскрытые в немом изумлении губы, смотрит в глаза:
— Маленькая… Не бойся ничего. Все будет так, как ты захочешь.
— Да брось, ну, Лех… — не замолкает Лис, — малыш, ну ты-то чего молчишь? Ты же хочешь!
— Мне… Мне домой, в самом деле… — бормочу я, — зачет… Концерт… Я же говорила…