— Да ты… Да ты… Сучка! — выдыхает Тошка и неожиданно принимается меня целовать! Это до такой степени вымораживает, что не могу терпеть, дергаюсь в его руках, отворачиваюсь, стремясь избавиться от слюнявых поцелуев, а Тошка словно с ума сходит, лижет мне шею, щеки, пытается поймать губы и бормочет при этом торопливо и жалко, — ну хватит уже, хватит… Ну ты же моя, понимаешь, моя! Я же тебя с детства… Я же за тебя…

— Да что за бред? — сатанею от злости я, — Тошка, пусти! Пусти! Я не хочу, не хочу!

Я борюсь с ним уже всерьез, понимая, что парень отчего-то совсем сошел с ума, а мы в самом низу лестницы, на первом этаже, и двери закрыты перед нами, и никто не увидит, не придет на помощь! Страх начинает дурить голову, я забываю о том, что могу позвать на помощь, просто слепо бьюсь в его лапах, словно пойманная рыба.

— Вась, я тебя заберу, слышишь? Заберу! — Тошка прижимает сильнее, оттесняет уже под лестницу, в темный уголок, и меня продирает дрожью, когда осознаю, куда он меня тащит, — у тебя все будет! Родаки все сделают, Вась! Уедем с тобой в Москву, будем жить вместе, учиться… Давай, Вась! Я дурак, зачем позволил тебе сюда… Дурак…

— Дурак, да! — мне удается наконец выпростать руку и с наслаждением ударить Тошку по щеке, а потом еще раз и еще, не жалея, с оттягом, до отбитой ладони. Он не отпускает, но хотя бы тормозит. Смотрит на меня, тяжело дыша, в глазах — дикость. Он совсем другой сейчас, мой бывший друг детства, я не знаю этого парня, чужого и жуткого! И не хочу знать!

— Ты все равно никуда не денешься, слышишь? — резко переклинивает его от мольбы к злобе, губы кривятся в оскале, — либо ко мне, либо родаки на хуй местного божка посадят!

— Чего?

Я не думала, что кто-то знает о планах родителей на мой счет, и сейчас это шокирует похлеще, чем случившееся буквально минуту назад.

— Того, — передразнивает Тошка, — думала, никто не в курсе? Дура ты! Я тебе вариант предлагаю! Нормальный! А ты все бегаешь, овца.

— То есть, ты просто так помочь мне не хочешь? Только через кровать? — шепчу я, отчего-то чувствуя острую боль в сердце. Странное ощущение: вроде бы, уже и отпустила нашу с Тошкой дружбу, перестрадала… А все равно больно, когда он вот так, каждым словом, все, что было светлого между нами безвозвратно уничтожает…

— А нахрена мне просто так помогать? — добивает меня Тошка.

Я стою, внезапно потеряв волю к борьбе, поникшая и раздавленная. Еще одно доказательство того, что я никому не нужна…

— Тогда, может, мне найти того, кто поможет на моих условиях? — эта мысль приходит в голову внезапно и прочно там укореняется.

Тошка стискивает зубы, и, видно, решив, что хватит со мной говорить, снова тянется к моей шее…

— Нет! Нет! — толкаю я его в грудь, бью по щекам.

— Да заткнись ты уже!

— Отвали, дурак!

— По-моему, она не хочет, чтоб ты ее трогал… — спокойный голос с ленивыми, вальяжными интонациями разбивает морок кошмара.

Тошка замирает, глядя за мою спину, на того, кто прервал нас. И бледнеет. Сильно, чуть ли не до синевы. Он явно испуган!

Я пользуюсь возможностью и резко дергаюсь, вырываясь из его рук, отшатываюсь спиной…

И тут же оказываюсь в других!

И куда более жестких и сильных!

Меня спиной прижимают к твердой груди, обволакивает терпковато-свежим запахом, смесью табака, мятной жвачки, холодного парфюма. Ошеломленно перевожу взгляд с напряженно-испуганного лица Тошки на татуированную по самые пальцы руку, удерживающую меня…

Лис! Боже, это же Лис!

Только его мне и не хватает для полного комплекта.

Обреченно дергаюсь, пытясь вырваться, но, конечно, моя попытка смешка и вряд ли заметна Лису.

Он легко удерживает меня, ловко перехватив поперек, чуть ниже груди, наклоняется, мягко вдыхает запах волос.

— Красивые волосы, малыш, — бормочет он, и я только отдуваюсь с досадой. Проклятые лохмы! Совсем растрепались за время борьбы с Тошкой!

— Пусти ее, — проявляется Тошка, но как-то неуверенно звучит его голос, и мне эти жалкие просящие интонации неожиданно доставляют удовольствие. Со мной он совсем по-другому говорил, изображал брутала и мачо! Конечно, легко это делать, когда противник заведомо слабее!

Правда, с Лисом ситуация у меня такая же, как и с Тошкой, и даже, пожалуй, безнадежней… Потому что мне иррационально нравится, как он меня держит. Крепко и в то же время бережно, аккуратно, чтоб не причинить боль.

Его крепкий собственнический хват так отличается от грубых тисканий Тошки! Чувствуется, что Лису не треубется причинять боль для того, чтоб сделать девушку покорной… Откуда во мне это знание — вообще непонятно, но оно есть. И именно оно помогает чуть-чуть расслабиться, самую малость.

Я прекрасно осознаю, что Лис не менее, а то и более опасен, чем Тошка, но почему-то в его руках мне спокойней. И безопасней.

— Зачем? — Лис, пока я прихожу в себя и разбираюсь в ощущениях, оказывается, разговаривает с Тошкой.

— Она — моя девушка!

Я открываю рот, чтоб в очередной раз окоротить этого наглеца, но Лис успевает раньше.

— Вот как? — хмыкает он, а затем мягко проводит губами по моей шее… Ой… Ежусь от неожиданно сладких мурашек, прерывисто вздыхаю, — а со стороны и не скажешь… К тому же, у нее жених имеется… Да, малыш?

— Ага… — мой хриплый голос удивляет даже меня саму. Что это нашло такое? Отходяк, что ли, после стресса?

— Жених? — Тошка удивленно таращится на меня, — ты согласилась?

— Не твое дело!

— Бля… Вась… Не надо, — Тошка забывает про Лиса, который все еще держит меня, зарываясь носом в распушившиеся волосы и дыша все возбужденней, смотрит только на меня. И глаза у него, словно у брошенного щенка, больные и жалкие, — Вась… Нахера он тебе? Я же все сделаю, слышишь?

Я молчу, не зная, что отвечать, опускаю взгляд.

Пусть думает, что хочет.

Может, отстанет от меня.

Правда, с Лисом и Камнем это, похоже, не совсем сработало…

Тошка, так и не дождавшись от меня ответа, кривится от злобы, сплевывает на пол:

— Ну и дура! Так тебе и надо, овце!

— Не надо девушке грубить, Весик, — угрожающе хрипит над моей макушкой Лис, но Тошка, больше не отвечая ничего, обходит нас по касательной и исчезает за дверью.

А мы с Лисом остаемся стоять в прежнем положении.

И с каждым мгновением мне это положение кажется все менее безопасным.

Повожу плечами, пытаясь высвободиться и с напряжением ожидая, что меня сейчас не отпустят…

Но Лис расслабляет объятия, позволяя мне выскользнуть. А затем легко теснит именно туда, куда не дотащил только что Тошка, под лестницу.

Отступаю, затравленно глядя в его серьезное лицо, прикидываю, как выбираться буду из очередной ловушки.

Боже, не универ, а полоса препятствий!

Моя спина упирается в стену, а татуированные ладони Лиса — по обе стороны от лица.

— Ну, а теперь серьезно, малыш, — говорит он, напряженно глядя на меня, — про жениха, выходит, правда была?

Я с недоумением смотрю в серьезные жесткие глаза Лиса, молчу. Надо же, каким разным он может быть! В последнюю нашу встречу, помнится, этот наглец изображал такого крутого бед-боя, настойчиво лапал меня, целовал, предлагал всякие гадости, покупал даже…

А сейчас требует отчета, словно он… Он имеет на это право!

Как же задолбали мужчитны, считающие, что имеют право на меня!

— А зачем мне врать?

— Например, чтоб набить себе цену… — усмехается он, и я тут же понимаю, что снова обманулась в оценке! Лис — по-прежнему невыносимый придурок, считающий, что весь мир крутится только вокруг него!

— Почему отпустил тогда? — удивляюсь я, решив не комментировать услышанный бред.

— Хотел посмотреть… — он внезапно наклоняется ниже и с шумом втягивает воздух у моего виска. Едва слышно рычит возбужденно.

Ах, да… Я же… Как это? “Невыносимо вкусно пахнущая дрянь”, кажется, именно так он сказал тогда…