А затем меня словно распирает изнутри! Больно!

Задыхаюсь, снова выгибаясь и ахая от боли и страха!

— Малыш, малыш… Потерпи, малыш… — горячий шепот Лиса у уха вообще не помогает, — сейчас хорошо будет, малыш… Веришь?

Нет! Нет! Не верю! Не верю…

— Дай мне! — рычит Камень и вытаскивает меня из объятий Лиса, прижимает к себе теснее, и я вскрикиваю, потому что так он ощущается еще острее!

Словно на раскаленный прут насадили! Все горит внутри!

Камень перехватывает меня за шею, смотрит в глаза жестко и повелительно.

— Сама давай, слышишь? Сама. Хочешь? Мы поможем. Давай сама.

Я завороженно смотрю в его каменное лицо с горящими углями глаз и чувствую, как Лис обманчиво мягко перехватывает меня сзади за волосы, наматывает себе на кулак.

— Малыш, попрыгай на этом каменном придурке, — шепчет Лис и горячо лижет мне шею у основания, под волосами, — попрыгай… Тебе понравится…

Я, жалко выдохнув, все же решаюсь неловко ерзнуть по длинному раскаленному стволу. И замираю, пораженная своими ощущениями. Их новизной.

Их откровенностью.

Запредельной какой-то животностью.

— Охуеть… — снова делится впечатлениями Камень, а Лис, мягко проведя по моей спине длинными музыкальными пальцами, по позвонкам, словно по клавишам, вторит ему:

— Не то слово… Меня разорвет сейчас…

— Потерпишь. Меня в прошлый раз не разорвало.

— Ну так ты каменный… — от его теплой усмешки и ободряющих ласк, я решаюсь еще раз двинуться.

Камень тут же прекращает разговаривать и впивается в меня взглядом.

Таким жаждущим, что я невольно снова подаюсь вверх и вниз…

— Бля-а-а-а… — хрипит он, — маленькая, ты меня, блять, убьешь…

Это звучит настолько беззащитно, что я ощущаю себя снова не просто хозяйкой положения, а той самой жрицей, в чьей крови есть частичка божественной сущности. Щедрой, дарящей наслаждение.

Я дарю наслаждение.

Им, обоим.

Снова подняться и опуститься уже легко. Скользко. Сладко.

Неожиданно сладко.

Настолько, что я, не выдержав, прогибаюсь в пояснице и тихо ахаю от переполняющих через край эмоций.

— Малыш… — потерянно шепчет Лис, снова тянет меня на себя, заставляя откинуться назад, и целует. В этот раз аккуратно, нежно-нежно. Запредельно нежно.

Камень, видно, потеряв терпение окончательно, принимается двигаться сам, сначала мягко, затем все сильнее и жестче.

Для меня каждый его толчок, каждое скользящее плотное движение ощущаются ритмичным танцем, жертвоприношением.

И жертву приносят мне.

И меня — в жертву.

Боже…

Мне уже не больно, хотя все еще невозможно туго и грубовато.

Но, видимо, тело мое выделяет столько влаги, что всякие неприятные ощущения пропадают окончательно.

А в низу живота, от каждого движения Камня, нарастает и нарастает нечто острое, запредельно безумное, то, что я уже ловила когда-то, с ними двумя, с этими сумасшедшими парнями. Но в этот раз, кажется, я просто умру от переизбытка чувств и ощущений.

Не вынесу их.

Я уже давно ничем не управляю, растерянно цепляюсь за шею Лиса, отдаваясь во власть его порочных, постянно что-то шепчущих губ, и ловлю, ловлю, ловлю в жестком, грубом ритме, с которым двигается Камень, свое наслаждение. Оно есть, оно уже со мной! Это уже настолько невероятно, то, что происходит, то, что они оба со мной делают, что большего и невозможно даже представить!

И когда это большее случается, я просто слепну на мгновение.

Перед глазами буквально взрыв сверхновой, полное отключение от реальности!

Меня трясет с такой силой, что, если бы не жесткий захват каменных ладоней на бедрах и мягкие, по-удавьи ласковые и неотвратимые объятия Лиса, то меня бы на куски разметало!

Сквозь безумие в голове слышу грубое рычание Камня, вбивающегося в меня уже совершенно неласково, жестко, и полный надежды голос Лиса:

— Малыш… Малыш… Мне дашь сейчас? Дай, малыш… Мне не надо много, чуть-чуть совсем…

Я не могу ничего сказать, просто послушно подставляю губы под нежный поцелуй каменных губ, безвольной куклой раскидываюсь на покрывале, радуясь, что спину холодит, настолько горячая я сейчас.

И Лис, обнимающий меня, тоже горячий. Его огонь плавит.

Его поцелуи, набирающие откровенность и жадность, заводят, разжигают то, что, кажется, уже неспособно загореться, настолько меня Камень опустошил только что.

Но, оказывается, не до конца, потому что Лис своей просящей нежностью снова заводит, и я послушно развожу ноги.

Его скольжение внутрь ощущается нежным.

И очень-очень твердым.

Я закидываю руки за голову, наслаждаясь тем, что происходит, мягкими откатами после полученного удовольствия, такими же мягкими наплывами от сладкого, длинного вторжения Лиса, и ладони тут же попадают в плен тяжелых грубых лап.

Открываю глаза и вижу, что Камень лежит рядом и смотрит в мое лицо. И на дне его зрачков разгорвается голодный, жуткий огонь.

Язычники иногда жгли жриц на кострах… Приносили их в жертву богине.

Меня тоже сожгут.

— Малыш, охереть… — Лис садится, подхватывает меня под колени, делая проникновение еще плотнее и сильнее, и ускоряется, смотря то на меня, то на место, где наши тела соединяются в бешеном уже темпе.

Камень смотрит только мне в глаза.

Только туда.

Меня начинает топить таким знакомым, самым сладким в мире пожарищем, безвольно раскрываю губы, выпрашивая без слов помощь.

И Камень помогает.

Наклоняется и снова целует.

Его язык, жесткий и напористый, сладко вылизывает меня, запуская импульсы такого необходимого сейчас наслаждения по телу.

Я снова лечу в страсферу.

И думаю, что сгорать в жертвенном огне не страшно.

Особенно, если ты не одна.

— А это всегда так? — шепчу я, задумчиво водя пальцем по рисункам на груди Лиса. Они такие затейливые, сразу и не разберешься в этом лабиринте. Цветы, геометрия, потом что-то с буквами, кажется, арабская вязь. Часть тату уходит на шею, закрывая полностью кадык и перекидываясь назад, к затылку.

Лис отслеживает мой чисто эстетический интерес, щурится от удовольствия.

— Что именно, малыш? — хрипит он ласково, и глаза его, обычно хитрые и жадные, сейчас сыто и спокойно поблескивают.

— Ну… Вот это… — мне не хватает запаса слов, чтоб обозначить то, что хочу сказать. Как-то раньше такие темы обсуждать даже в голову не приходило. Стыдно же! И грех! Но сейчас, после того, что произошло в этой комнате, после того, что они со мной делали вдвоем, как-то глупо стыдиться. А насчет греха… Ну что теперь? Значит, грех. Я уже столько всего сотворила с тех пор, как от родителей съехала, что смысла переживать по поводу новых прегрешений нет.

Надо получать удовольствие, ха-ха…

— Секс? — еще более низко и интимно хрипит Лис, и я вижу, как широченная спина Лешки, молча курящего у окна, чуть вздрагивает.

Словно само слово доставляет странное, будоражащее удовольствие, отзвуки которого все еще гуляют здесь, в этой красивой безликой комнате.

— Да, — признаюсь я, вздыхаю, пальцы замирают где-то в центре груди Лиса. Он тут же их ловит и тянет к себе, мягко и нежно целует каждый пальчик.

Завороженно наблюдаю, как приоткрываются его губы, аккуратно захватывают подушечку пальца, острый шершавый язык трогает лишь кончиком кожи… А меня словно микротоки прошибают от каждого касания.

Щекотно и сладко.

— Это обычно еще круче, малыш, — шепчет Лис, а Камень поворачивается, не глядя, тушит сигарету в кулаке. Наблюдает за нами. И глаза его в полумраке комнаты — темные.

Мне безумно хочется добиться от него… чего-то. Какой-то реакции.

Мне мало Лиса и его сладкого будоражащего касания. Мне надо, чтоб и Камень тоже… Участвовал.

Едва успеваю осознать всю запредельную развратность моего эгоистического желания, и, кажется, успеваю еще ужаснуться этому, когда Камень, в два широких шага преодолев расстояние от окна до кровати, просто подхватывает меня под мышки, стаскивая с Лиса и поднимая на руки.