В коридоре перед кабинетом истории пусто и тихо.
Опираюсь спиной о подоконник, складываю руки на груди, смотрю на Тошку вопросительно. Облегчать ему задачу, начиная разговор, не собираюсь.
Он ставит ладонь рядом со мной на подоконник, потом убирает, засовывает руки в карманы.
— Блин… Не знаю, с чего начать… — признается он, наконец, — готовился, ждал тебя, караулил… И речь готовил. А тут все забыл.
— Не надо речей, Тош, — отвечаю я, — давай просто скажи, чего хотел, и все.
— Короче… Вась, я еще раз прошу прощения у тебя! Я зря эти слова… — выдыхает он, словно в прорубь ныряет, — я просто расстроился, понимаешь? Я тебя люблю, Вась!
— Так, на этом стоп, — прерываю я решительно, — я про это не хочу!
— Но надо, Вась! — настаивает он, снова упирая ладонь в подоконник рядом со мной и чуть нависая. Не давя еще, но что-то около. Смотрит воспаленным тяжелым взглядом, — ты должна понять! Я не говорю, что тебе надо что-то с этим делать! Не надо! Но просто, чтоб понять, почему я так… Это не оправдывает, нет! Но ради нашего детства…
Молчу, переваривая его слова, их горячность, их тяжелый смысл.
— И давно ты?.. — мне это надо знать, чтоб понять, с какого момента я стала слепой.
— Ты в средней школе была еще… — признается Тошка, отворачиваясь.
Теперь молчу оглушенно, в панике соотнося его слова с его поведением в то время. Не помню ничего такого! Вообще! Правда, мы не то, чтоб сильно общались тогда. Он был в выпускном классе, а потом поступал… Как-то отдалились, так, переписывались, перезванивались, встречались пару раз в месяц… Мои родители не особо Тошку жаловали, мама хмурилась и рассказывала мне, что с мальчиками надо осторожней.
— Но ты же… Ничего не говорил! — вырывается у меня обвиняюще.
— Конечно, не говорил, — усмехается он печально, — ты еще девчонка совсем была. Я ждал. Надо было, чтоб ты школу окончила, потом совершеннолетие. Чтоб предки твои ничего не могли сделать. Я с родаками говорил, насчет квартиры отдельной… Они обещали. Я хотел все правильно сделать. Кто же знал, что эти… — он тормозит, отчетливо скипит зубами, отводит взгляд, переживая приступ ярости. Пальцы на подоконнике белеют. — Я думал, что успею. Что ты никуда не денешься. А ты…
— Тош, но даже если бы ты мне сказал до всего… этого, — пытаюсь я его приземлить, — то ничего бы не было у нас!
— Почему? — выдыхает он обиженно, — не нравлюсь тебе совсем?
— Тош, — я ищу правильные слова, способные донести до него истину, — я тебя никогда, как парня не рассматривала! Ты мне словно брат, пойми! Мне даже в голову никогда не приходило… Если бы я знала, что ты ко мне так… Я бы…
— Все могло бы поменяться, — сквозь зубы выдает он, — я бы тебе сказал, и ты бы посмотрела…
— Нет, Тош!
— В любом случае, теперь мы этого не узнаем, Вась. Я проебал время, безвозвратно. Наделал херни. На эмоциях, понимаешь? Я просил Лиса, предупреждал, что ты — моя! А он, сучара…
— Да причем тут Лис? — я решаю поддержать свою легенду, — то, что ты видел, это… Ерунда, ошибка. Я с Камнем.
— Вась, — снисходительно скалится Тошка, — дури голову кому другому. Я вас видел. И я все понял правильно. Я не собираюсь тебя осуждать, вообще не мое дело это… теперь, — добавляет он с явным трудом, — просто не хочу, чтоб ты меня ненавидела. И чтоб мимо проходила с таким лицом, словно мы незнакомы.
— Думать надо было, когда болтал, — бормочу я, уже внутри отпуская ситуацию. И с облегчением выдыхая.
Как это, все же, давило.
— Я разозлился. И на этих уродов, в первую очередь. И на тебя. Мне казалось, что ты… Короче, что ты меня предала.
— А мне — что ты меня. Нашу дружбу.
— Да какая, нахуй, дружба… — с тоской отворачивается он.
— Не начинай! — строго прерываю я его.
— Все, прости, — натужно улыбается Тошка, — не начинаю. Больше ничего не будет такого. Все, закончили.
— Ну отлично, — выдыхаю я, — знаешь, я рада, что мы поговорили…
— Я тоже, — серьезно кивает он, — может, получится общаться…
— Не уверена, что…
— Ну да… — усмехается грустно Тошка, — я бы тоже не позволил…
— Да причем тут это? — хмурюсь я, — просто я теперь все время буду знать, что ты… Еще со школы… Мне это странно, Тош. И неприятно.
— Ну, тут я ничего не могу сделать, — пожимает он плечами, — я правду сказал.
— Иногда этого не хочется знать… — бормочу я, — ладно, мне пора. Пока, Тош.
— Подожди, — он тормозит меня за локоть, но сразу же убирает пальцы, — я хотел… Я просто предостеречь… Я понимаю, что ты меня сейчас можешь неправильно понять, но не погружайся в этих уродов.
— Ты прав, я не хочу этого слышать, — хмурюсь я, — и понимать. И не надо так называть их.
— Вась, ты просто совсем наивная, — настойчиво продолжает Тошка, — а они… Они поиграют и все, понимаешь? Ты для них — сладкий кусочек, думаешь, ты первая такая?
— Мне плевать, — решительно прерываю его, — и, если ты не остановишься сейчас, то весь наш разговор будет впустую.
— Все, Вась, больше ни слова. — Тут же идет на попятную Тошка, — просто знай, что я в любой момент помогу. Просто, как друг. Без всяких надежд и прочего дерьма. Просто потому, что мы с детства дружи…ли… И ты — мой самый близкий человек.
Моргаю удивленно в ответ на это признание.
Не знаю, что сказать в ответ, потому просто киваю и ухожу.
Спиной чувствую напряженный Тошкин взгляд, ежусь непроизвольно.
Наш разговор оставляет странное ощущение, двоякое.
С одной стороны, мне определенно становится легче, все же, ситуация эта мучила. А с другой… Ощущение, что чего-то не понимаю, не замечаю…
Хотя, я, как выясняется, вообще на редкость невнимательная.
Со школы… Боже… Как я не замечала-то?
74
На паре снимаю блок с Тошкиного номера. Просто так, давая ему еще один шанс. Потому что то общее, что у нас было, все же, никуда не делось. И мне кажется, что он тоже про него помнит и думает. Иначе, не пересилил бы себя, свой гнев и обиду, не подошел бы первый извиняться и мириться.
Сыплются мемы и смешные сообщения от Лиса, улыбаюсь невольно. Какой он, все же… От Камня не дождешься лишних слов и сообщений, а этот хитрюга не дает о себе забыть.
“После пар заберем тебя, малыш”
“У меня репетиция”
Злой смайлик.
От меня — поцелуйчик.
“Наш большой друг нихрена не доволен”
Звонок.
От Камня.
Стыдливо поднимаю руку, отпрашиваясь выйти. Препод, недовольно хмурясь, кивает.
Под внимательными взглядами однокурсников бегу к выходу.
— Маленькая, до которого часа репетиция? — рычание Камня разносится по всей пустой рекреации, и я поспешно приглушаю звук динамика.
— До вечера самого, точнее не скажу.
Камень молчит. Слышу, как на заднем плане у него витиевато матерится Лис, с кем-то общаясь. Мужские голоса с легким эхом, словно они в спортивном зале где-то.
— Ладно, — наконец, тяжело роняет он, — позвони, как завершишь.
— А вы не на парах? — уточняю я, помня, что, вроде бы, у старших курсов сейчас практика должна быть преддипломная.
Мои парни ни слова про нее не говорили, а вот Маринка обмолвилась, что Тигр ее будет занят после Нового года. Потому они так наверстывали все праздники. Наедались впрок, как говорится.
— Нет, у нас дела, — коротко отвечает Камень, — набери, как завершишь, понятно? И скажи Колеснику, что у тебя дела вечером. Чтоб не гонял.
— Угу… — бормочу я и не отключаюсь. Очень хочется, чтоб Лешка что-то сказал. Такое… Душевное. Может, что скучает, что хочет увидеть… Мне кажется, я становлюсь зависимой от этого.
Но Камень отключается, не проронив больше ни звука.
И я только вздыхаю. Ну, а чего ждала-то?
Он и тогда, осенью, когда уехал на сборы свои какие-то, тоже так себя вел. Писал и звонил, но никогда ничего лишнего. По видео связи больше смотрел, чем говорил…
И сейчас ничего не поменялось, конечно же.
Вот Лис бы уже миллион нежностей наговорил, а Лешка… В самом деле, каменный.