— Да что за бля! — прыгает на водительское Камень, оборачивается назад, видит нас с Лисом и ругается долго, от души, рассказывая “обнаглевшему в край” Лису, что он неправильно поступает, и вообще “сучара сивый”.
— Не тормози, — рычит на него Лис, не отрывая взгляда от моего лица, — погнали, бля! До пар еще полчаса.
— Нихуя не успеем! — Камень с психом выруливает со стоянки у общаги.
— Ну, ты, может, и нет, а вот мы… — шепчет Лис и приникает ко мне в сладком поцелуе, от которого отключаются все ненужные сейчас мысли.
Мы — точно успеем, да-а-а…
72
— Малыш, вообще не думай про это, — Лис лениво и сыто целует меня, урчит в ухо на мягких оборотах, с сексуальным похрипыванием, — это наши проблемы.
— Ну как это? — удивляюсь я, не желая очаровываться и успокаиваться, смотрю на Камня, медленными задумчивыми движениями наглаживающего мои ступни, — это же… и из-за меня в том числе!
Мы прогуливаем первую пару, если что.
Верней, я прогуливаю, а парни, оказывается, изначально не планировали на нее идти.
Почаса никому ни на что не хватило.
Камень, выведенный до предела “беспределом сивого придурка”, резко свернул с привычной дороги, вырулил к набережной, в закуток, который в нашем городе был всем знаком под названием “тупичок любви”.
Туда по ночам приезжали люди, желающие уединиться для вполне понятных вещей. Я, правда, бы не в курсе такого интересного места… До некоторых пор.
А теперь очень даже в курсе.
Днем, тем более в такое раннее время, ни одной машины там не было, и никто не мог помешать.
Камень, матерно рыча, затормозил, выбрался из-за руля, открыл заднюю дверь, плюхнулся на сиденье и бесцеремонно вытянул меня из-под Лиса.
Я лишь ахнуть успела, а Лис — хлопнуть ушами.
Камень впился в мои испуганные губы жадным поцелуем, попутно лапая везде, где мог достать, зарычал еще сильнее, сладко сжав голые ягодицы, потому что Лис тоже времени не терял, успел раздеть. Камень, обрадованный этим открытием, чуть приподнял меня, оттягивая резинку спортивных штанов вниз, а в следующее мгновение я взвизгнула от неожиданной обжигающей наполненности.
— Ох…уеть… — в два приема выдохнул Камень, не отрывая бешеного взгляда от моего изумленного лица, затормозил, не обращая внимания на пришедшего в себя Лиса, матерящегося громко и с душой, протянул ладонь к моему лицу, неожиданно мягко привлек ближе к себе, поцеловал… Нет, не поцеловал, а погрузился в меня, медленно, жарко, плотно так, что никакой возможности шевельнуться не было.
Я застонала, вцепилась в его мощную шею ногтями, умирая от потребности в движении. Горячем, тяжелом, таком нужном сейчас.
Он приучил к этому сказочному ощущению себя глубоко внутри моего тела.
Показал, как это невероятно, как это вкусно до слюноотделения.
Как небоходимо.
— Камень, сука! — высказывался рядом Лис, тяжело дыша и глядя на меня воспаленными блестящими глазами, — я ее для себя грел! А ты!.. Малыш… Малыш, я тоже хочу…
Камень не отпускал меня, пеленая своими лапами, целуя, целуя, целуя и двигаясь. Медленно, сильно, коротко, практически не выходя. На заднем сиденье машины было довольно просторно, но все равно не выпрямиться, и дышать тяжело, больно!
Лис отцепил мою ладонь от шеи Камня, укусил в запястье от избытка чувств, затем поцеловал туда же, а потом устроил пальцы себе на горячий, твердый член, сжал, не желая ждать, пока Камень меня отпустит.
— Малыш, малыш… — запаленно шептал он, — потом в рот возьмешь? Да? Да?
Камень положил тяжелые лапы на мои бедра, все сильнее двигаясь, горячо дыша мне в губы.
Лис, придвинувшись ближе, повернул меня к себе за подбородок и тоже поцеловал.
Так обиженно-грубо, по-собственнически, сжимая мою ладонь на члене и все быстрее двигая ею по стволу.
И я привычно уплыла в свой кайф, так остро-нежно, мощно и неконтролируемо, что глаза закатились от наслаждения.
Меня трясло, выкручивало, казалось, все суставы сладкой болью, и момент, когда Камень снял меня с члена, передавая в жаждущие руки Лиса, не осознался.
Лис, радостно выдохнув, надавил мне на затылок, безмолвно прося ласки.
И зарычал довольно, когда я легко коснулась губами его напряженного члена.
— Малыш, блять…
Он не умел молчать во время секса, неугомонный.
А Камень умел.
Их запах, смешавшийся в ограниченном пространстве салона, вывел мои эмоции на новый уровень, и я застонала от второй волны наслаждения, выпуская изо рта член Лиса и глядя, как он, не тормозя, перехватывает себя и доводит двумя движениями до финала.
Как часто с ними бывало, от запредельной чувственности, откровенности и безумной наполненности эмоциями, я чуть-чуть потерялась во времени, и пришла в себя уже в их руках.
Там же, на заднем сиденье машины, лежа щекой на груди Лиса, а ногами — на коленях Камня.
Они быстро и методично убрали с себя и меня следы нашего общего безумия, а потом передали из рук в руки бутылку с водой.
— Ко второй пойдешь, малыш, — рассмеялся Лис, поймав мой взгляд на панели машины.
— Боже… — пробормотала я, приходя в себя, — вы невыносимы… Мы же договаривались…
— Сама виновата, малыш, — вздохнул Лис, — какого хера такая сладкая? Нельзя же так. Одни нервы же…
Камень ничего не сказал, но ноги мои потискал со значением. Поддержал, то есть, приятеля.
Я выдохнула расстроенно и решила, раз уж у нас внезапно время образовалось свободное, уточнить по поводу общего бизнеса, про который меня почему-то забыли поставить в известность.
Спросила.
И вот теперь перевожу возмущенно взгляд с одной сытой физиономии на другую, пытаясь понять: они так издеваются надо мной, что ли? Или вообще ни во что не ставят?
Судя по всему, второе, да…
Становится обидно, особенно, учитывая, что они только что со мной делали.
Это такое ужасное ощущение, когда в процессе тебе все нравится, потому что невероятно же! И горячо, и остро, и так, что просто сносит голову напрочь, ни одной мысли разумной не остается в голове!
Словно опьянение.
После которого наступает похмелье.
Горькое.
И все произошедшее кажется уже чем-то пошлым, неправильным. И свои эмоции тоже неправильные.
Они… Они играют со мной, как с куклой.
Как с комнатной собачкой, которую, конечно, гладят, усипуськают, и, наверно, даже любят… По-своему.
Но вот объяснять ей что-то, принимать всерьез…
Медленно убираю ноги с коленей Камня, отталкиваюсь ладонями от груди Лиса, сажусь ровнее, поправляю волосы, ищу взглядом свои джинсы.
И все это — в полном молчании.
Парни настороженно наблюдают за мной, видно, осознав, что что-то не понравилось в их ответах.
Нахожу джинсы, неловко пытаюсь натянуть их, что в ограниченном двумя здоровенными парнями пространстве заднего сиденья очень непросто сделать. Но я стараюсь. Молча.
Застегиваю пуговку на поясе, потом рубашку, тянусь к пуховику.
И на этом моменте парни приходят в себя.
— Эй, малыш! — Лис аккуратно помогает накинуть на плечи пуховичок, заглядывает в глаза, — ты чего, обиделась, что ли?
— А я имею право обижаться? — сухо спрашиваю я.
— Малыш, ну хватит… — он улыбается, очаровательно-весело, привычно пуская в ход все свои хулиганские чары, — просто мы еще сами не особо…
— Я узнаю о том, что вы мутите что-то, от Маринки, — прерываю я его, — а она — от Тигра. То есть, все вокруг в курсе.
Камень тяжело и злобно матерится рядом, проклиная длинный язык “сивого придурка”.
— А чего это я? — тут же переключается на него Лис, — это твой дружбан язык распускает, а не мои! Так что это с тебя спрашивать надо!
— Да я, блять, вообще никому ничего!
— Можно подумать, я чего!
— А откуда тогда?
— Потому что морду надо попроще делать!
— Да кто бы про морду!
— Дайте мне выйти и потом ругайтесь! — рычу, не выдерживая перепалки, парни замолкают, а я, пользуясь их легкой оторопью, пробиваю себе дорогу к свободе, используя более слабое звено. То есть, пиная Лиса ногами, чтоб выпустил.