Спокойней. Хочется прижаться, в немой просьбе защиты. От всего мира. Камень бы еще позади встал, чтоб точно я, как в коконе… Ловлю себя на этом желании, на странном ощущении нехватки еще одного компонента нашей устойчивой треугольной фигуры, и вздрагиваю от осознания происходящего. Это же неправильно! Неверно! Но почему-то кажется логичным. И надежным.
— Где болит? — тревожно уточняет Лис, напрягаясь и отрываясь от моей макушки, чтоб в глаза заглянуть, — внизу? Сильно? Кровь идет? Поехали к врачу.
— Нет! — тут же обретаю я полноту голоса, — нет! Просто… Неудобно. И стыдно… И вообще… Мне надо в универ. Колесник…
— Нахуй Колесника, — морщится Лис, — малыш, точно крови нет? Мы вытирали, я не видел там особо много… Ты прости нас, при дураков… Рядом с тобой реально башню срывает…
Вытирали? Там? Ох, господи…
Мне так стыдно, что щеки пунцовеют, смотреть в глаза Лису не могу, отворачиваюсь и всхлипываю.
— Ну ты чего? — тут же пугается он, — малыш… Блять, Камень, сучара… Оставил меня тут одного… А я еще порадовался, думаю, пока тебя потискаю немного, поцелую… А ты плачешь… Не плачь, малыш… Не плачь…
Он говорит это все, а сам… Целует. И трогает. И гладит. И снова целует… Руки его на моей талии тяжелеют, переползают на бедра, обстоятельно и жестковато ощупывая ягодицы. Голос хрипнет, и вот Лис уже не утешает, а уговаривает…
— Малыш… Сладкая такая… Блять, не могу, башню рвет… Не могу… Хочу тебя опять…
Его шепот, такой развратный, безумный, горячит кровь, но последние слова заставляют замереть в испуге, словно зайчика в кольцах удава.
Хочет… Опять? Опять?
Низ живота активно ноет и даже, кажется, болью простреливает, словно огненным протуберанцем насквозь прошивает, и я, опомнившись от гипноза, принимаюсь активно отталкивать Лиса от себя, бормоча нечленораздельно, но однозначно отрицательно:
— Нет… Нет… Мне идти… Нет… Нет!
Последнее “нет” удается практически выкрикнуть, и Лис застывает. Он по-прежнему обнимает меня, и руки его — каменные совершенно, не вырваться, но… Но дальше ничего не делает. Стоит, прижимается губами к моей шее, дышит тяжело, горячо.
А затем с видимым усилием отстраняется.
Приподнимает меня за подбородок, выдыхает обреченно:
— Прости, малыш. Реально, словно в мороке каком-то с тобой. Думал… Думал, что чуть остыну, когда… А получилось вообще наоборот…
Я не особенно вслушиваюсь в его бормотание, слишком уж меня от него растаскивает, аккуратно выбираюсь из горячих рук.
— Мне надо в универ, — как можно тверже заявляю я, — ты мой пуховик не прихватил, случайно?
— Нет, блять… — сокрушенно кривит Лис губы, — забыл! Этот твой… урод отвлек!
Боже, он же Тошку остался бить!
Понимание, что напрочь забыла о судьбе бывшего, но все-таки друга детства, будит совестливые позывы, и я спрашиваю растерянно:
— С Тошкой все нормально?
— А чего такой интерес? — к Лису возвращается его обычная манера разговора, он настороженно и с легким раздражением смотрит на меня, словно выискивая в лице признаки слишком уж сильного интереса к Тошке, — после того, что он нес, ему надо было зубы в глотку вколотить… Что я и сделал.
— Ох…
— И хорошо, что я, Камешек бы не стал церемониться, он же отбитый на всю башню…
— Но Тошка живой?
— Да не волнуйся ты за своего задохлика! В больничку сгоняет, челюсть вправит, и дальше будет хуйню про тебя нести!
— Это он просто расстроился…
Сама не понимаю, зачем защищаю Тошку, после всего, что он говорил, это по меньшей мере глупо… Но я не могу по-другому. Память о нашем детстве никуда не делась, несмотря на то, какой он стал сейчас…
— Да хер с ним, — решительно заканчивает тему Лис и снова обнимает меня, — давай, присядешь. Я там сок нашел. И еще немного жратвы. Хочешь поесть?
— Нет, — я стою на месте, не позволяя увлечь себя на диван, где, судя по хитрому выражению физиономии Лиса, меня ждет еще один раунд обнимашек и тисканий.
И вот не уверена я, после всего, что произошло, что устою.
Один раз я Лиса затормозила, да. И слово “нет” он знает и реагирует на него. Но где гарантия, что это не разовая акция?
А мне надо выбраться отсюда… И, наверно, сейчас, пока Лис один, сделать это будет легче. Потому что, когда парни вдвоем… Я просто теряю все свои позиции, с таким трудом отвоеванные!
И кстати…
— А где Лешка?
— Да его срочно тренер вызвонил, — морщится Лис при упоминании о своем сопернике, — малыш… Давай сядем, поговорим, а? Ты должна понять, что…
— Нет-нет-нет!
Я вырываюсь, отступаю чуть-чуть и показательно зажимаю уши.
— Не хочу слышать! Не сейчас! Мне надо на репетицию! Сашка и так в бешенстве…
— Да похер на Колесника! — взрывается Лис, снова подступая ко мне, — сейчас не о нем речь!
— А о том, о чем ты хочешь говорить, я не хочу! — прерываю я его, снова отступая на шаг, готовая уже нестись прочь отсюда, хоть и без верхней одежды. — Не хочу! Пока! Мне надо обдумать… Одной…
— Да чего тут думать?
— Это тебе нечего! У тебя это, наверно, не первый раз даже? — снисходит на меня озарение, — вот так… Втроем?
И, по чуть стрельнувшему в сторону взгляду Лиса, понимаю, что права! Права в своих подозрениях!
Конечно!
Слишком уж слаженно действовали они, слишком раскованно… Развратники! Точно знали, что делать надо, чтоб я… Чтоб я совершенно сошла с ума! Конечно, я тоже хороша, что вообще до такого довела. И потом не остановила. Но они… Они имели существенное преимущество! Опыт!
— Малыш, это вообще не важно… — начинает Лис, но я снова прерываю:
— Для меня — важно. И у меня сейчас нет сил… И желания… И мне надо в универ! А потом домой! Отдохнуть!
Лис молчит, сверля меня напряженным взглядом и явно что-то решая, а затем кивает:
— Поехали, малыш.
Я пару секунд немо открываю рот, не веря в такой быстрый успех, а затем решительно поворачиваюсь и, прихватив по пути сумку, иду к двери. Пока никто не передумал.
Лис догоняет в сенях и опускает на плечи мне свою куртку, легкую и теплую. Она мгновенно обволакивает меня его свежим, с терпкими нотами, ароматом и согревает.
Непроизвольно глажу нежную дорогую кожу, поворачиваюсь к Лису:
— А ты? Холодно же…
— Ты не представляешь, насколько горячо мне сейчас, малыш… — хрипло отвечает Лис, притягивает меня за ворот куртки к себе и коротко, невыносимо сладко целует в ноющие губы, отрывается и договаривает, — пиздец, горячо… Пошли, пока я не передумал…
Смущенно опускаю ресницы и, прихватив полы куртки, чтоб не распахивалась, иду к двери.
Мне одновременно жарко и морозно. И непонятно, что дальше делать, как быть.
Понятно только одно: что вообще ничего не закончилось.
Почему-то это понимание наполняет меня тревогой и радостью…
58
Мне нужен рядом только ты…
Мне нужен взгляд твой и улыбка
И в море черной черноты
Лишь только ты — мой лучик зыбкий
Мне нужен рядом только ты
И только ты — мой космос дальний
Туман из вечной мерзлоты
С тобою без следа растает…
— Стоп, Вась, — Колесник резко прерывает мое неуверенное блеяние, взмахивает рукой, чтоб тормознуть увлекшегося Артема, как раз пытающегося выдать какое-то дикое соло на гитаре.
Я послушно останавливаюсь, пью из протянутой Рафиком бутылки воду. И обессиленно сажусь на низенькую табуреточку, куда обычно складывают всякие необходимые для музыкантов девайсы.
Перед глазами все слегка плывет, а в горле сухо.
Пожалуй, переоценила я все-таки свое желание не подводить ребят в такой сложный момент предновогоднего чеса. Устала, плохо соображаю. И пою плохо, в итоге.
Или просто навалилось все одно на другое?
Навалилось… М-да… И на меня… Навалились… Ох, я даже в мыслях пошлячка стала! Как, однако, быстро перенимается это все!
— Вась, — Сашка садится передо мной на корточки, берет из рук бутылку с водой, смотрит в лицо внимательно и тревожно, — ты как вообще? Плохо тебе?
