— Завали, — лениво бубнит Лешка, мягко поглаживая меня по вороху растрепавшихся волос, — болтаешь много… Тебе бы вообще нихера не светило, если б не она…
— Не скажи… — смеется сыто Лис, — не скажи…
Меня кроет от такого количества кайфа, и удержаться на плаву тяжело. Да и не нужно. Ощущение безопасности, правильное, совершенно четкое сейчас, убаюкивает.
И голоса моих парней тоже… Парней? Надо же… Парни… Мои… Это удивление вялое, тоже сытое.
Я лежу щекой на мерно и спокойно поднимающейся и опускающейся груди Камня и закрываю глаза.
Мне хорошо. Так хорошо…
Пусть всегда так будет, пожалуйста, Создатель…
Я, конечно, грешница… Но можно мне хоть чуть-чуть радости?
Пожалуйста…
То, что Создатель не благоволит грешникам, известно всем. И то, что наказывает, тоже.
Но я, наивная, почему-то думала, что меня это все же не коснется…
Наивная…
68
— Что теперь будет? — шепчу я, когда, спустя долгое, очень долгое и очень сладкое время, снова прихожу в себя, возвращаюсь из чувственного безумного морока, в который погружает нас троих эта ужасная, неправильная, такая развратная ситуация.
На дворе — ориентировочно глубокая ночь, учитывая, что я забыла сотовый в общаге, то даже время не могу посмотреть.
Да и не до отслеживания времени мне.
Как и моим… парням (боже, парням)…
Завтра, верней, уже сегодня, новый учебный день, слава всем богам, без зачетов, но с важными парами, на которые надо явиться.
А в среду — новый концерт, и Сашка не простит, если я опять продинамлю репетиции. Конечно, сегодня с Ириной хорошо вышло, мне безумно понравилось, но это же — единичный случай. Так постоянно везти не будет…
А мне очень нужно место в группе, только оно обеспечит мне место под солнцем.
И в свете всего, то, что сейчас происходит — вообще не к месту. И безумно, просто невероятно отвлекает! Выкидывает из реальности настолько качественно, словно я — Алиса, и бесконечно проваливаюсь в проклятую кроличью нору. И лечу, лечу, лечу в темноте, поддерживаемая жесткими, надежными руками Камня и Лиса.
И да, это, конечно, все круто, но…
Что теперь будет?
Камень, на груди которого я так и прописываюсь, несмотря на все ревнивые попытки Лиса завладеть моим вниманием, лениво открывает один глаз, так же лениво, но очень обстоятельно мнет мой зад. И молчит.
Понятно, снова притворяется молчаливым привидением.
Знаем, плавали уже.
Лиса рядом нет, в ванной шумит вода.
Прямо даже жаль. Он бы точно с ответом не задержался. Да и Лешку бы растормошил, у него всегда удивительно умело получается выводить из себя эту холодную каменную глыбу.
А так придется самой.
— Леша! — приподнимаюсь на локтях и строго тычу пальцем прямо в центр мерно поднимающейся и опускающейся каменной груди.
Он вздыхает, снова тискает меня, уютно так, мягко, перехватывает второй рукой мой указующий палец и прижимает в губам.
— Маленькая… — бормочет он, — не кипишуй…
— Что значит, не кипишуй? — изумляюсь я ответу, стараясь не замечать волну сладкой дрожи, что ползет по телу от мягких, нежных скольжений губ по моей ладони. Боже, у меня там эрогенная зона, определенно. Каждый раз, когда меня так целуют, с ума схожу же… — То, что мы тут… Это неправильно! Ты же понимаешь! И я понимаю! И Лис…
— Лис нихрена не понимает, — раздается от двери веселый голос Лиса, а затем он, одним коротким броском шлепнувшись на кровать, оказывается совсем рядом и бесцеремонно вытаскивает меня из объятий Камня. — Ух, тепленькая малышка!
Он мокрый, прохладный после душа и такой вкусный, что я тут же теряю весь свой боевой запал и с писком пытаюсь ускользнуть из его объятий. Потому что зацелует сейчас, затискает опять!
А, учитывая, что Камень вообще не мешает, в очередной раз благосклонно позволяя Лису начать игру, то недолго мне бороться! Не успею ничего сказать и сделать!
— Лис! Ну Лис же!!! — он щекочет меня, фырчит, словно большой пес, играющий на пляже и поднимающий тучи песка носом, и вообще не обращает внимания на все слова и попытки в разговор.
Камень, не просто так, судя по всему, легко отпустивший меня в лапы соперника, поворачивается на бок, упирает кулак в висок, приподнимаясь на локте, и наблюдает за нашей возней.
— Лис… — я невероятным усилием умудряюсь соскочить с кровати и даже на пару метров отпрыгнуть в сторону окна.
Правда, тут же понимаю, что сделала это совершенно зря, потому что простынь, хотя бы немного драпировавшая мою наготу, осталась на кровати, а полумрак в комнате вообще не помогает спрятаться!
И две пары глаз с очевидным голодом принимаются изучать мою напряженную фигуру…
Ой…
Неловко прикрываю ладошками стратегически важные места, парни переглядываются с легким недоумением… А затем принимаются ржать.
Громко, взахлеб.
Я, постояв с открытым ртом и оценив степень своего идиотизма и комичность всей ситуации, тоже начинаю смеяться.
Боже, какая глупость!
Чего я прикрываюсь-то? Учитывая, что они не только все видели, но и трогали! И обоняли! И осязали!
Дебилизм!
Это, наверно, и называется: вытрахали все мозги…
Мы смеемся долго, пока парни не замолкают, снова переглядывась и явно что-то решая между собой.
А затем встают и слаженно двигаются в мою сторону. Молча.
Не пытаясь прикрыться.
И взгляды их становятся не просто голодными, а обжигающе-плотоядными.
Ой…
Осознав, что не просто так они идут ко мне, явно не для того, чтоб еще посмеяться душевно, я почему-то трепещу всем телом, словно былинка на ветру, и отступаю на шаг, и еще на шаг, к окну.
Упираюсь в подоконник и замираю, все так же нелепо прикрываясь двумя руками и затравленно глядя в жесткие, напряженные лица.
Они подходят совсем близко, смотрят сверху вниз. И кажутся огромными сейчас.
Я между ними, маленькая и худая, с растрепанными, спутанными волосами, вся измочаленная, покусанная и зацелованная, наверно, жутко смотрюсь. Жертвой за заклание.
Надо же… Еще недавно воображала себя богиней…
Камень мягко подцепляет меня пальцем за подбородок, смотрит в послушно запрокинувшееся лицо, и глаза его чернущие, как тот ад.
— Не надо так смотреть, маленькая, — шепчет он, — у меня дикое желание поставить тебя сейчас на колени… Понимаешь?
— Сука… — шипит Лис, — нахуя сказал? Я это прямо вживую представил! Малыш… Встанешь? А? Тебе понравилось сосать ему? Мне пососешь?
Я жмурюсь, ощущая, как стыд и страх приливают к щекам. Я не готова! Не готова еще! И не скажу ни за что, что мне… Понравилось. Не скажу! Это чересчур!
Камень, услышав воспрос Лиса, скрипит зубами и матерится настолько грязно и затейливо, что это даже на мат не похоже. Словно какой-то другой язык!
И столько страсти, столько плотского, грубого, чисто мужского желания в его тоне, в их взглядах, что мне становится страшно. Снова.
Они делали со мной все, что только могут опытные горячие парни сделать с девушкой. Они играли со мной в такие игры, названия которым я не знала никогда, да и не узнала бы… Если б не встреча с ними.
Но это все было в моменте. Страсть, безумие, которое они зажигали в моей крови, в моей голове, позволяли легко относиться к ситуации. Хотя, нет, не легко, но… Но хотя бы эту ситуацию принимать. И себя в ней.
А вот то, что они хотят сейчас, это… Это очень грязно. Это очень пошло. И грубо. И я боюсь! Они не причинят вреда, я уже знаю, но… Но пока не могу, не готова я к такому! И без того все чересчур, а тут… Тут просто чересчур-чересчур!
И я отчетливо понимаю, что они сейчас, возбужденные и грубые, могут просто не обратить внимание на мое нежелание и искренний страх. Могут просто… заставить. Зацеловать, затискать опять, но уже с вполне конкретными намерениями принудить меня сделать то, от чего сейчас срывает у них башни. То, что так хочется им.
И тогда наша полуигра-полуморок превратится в реальность. Ту самую, про которую Тошка говорил, неприглядную и грязную.