Верю: несмотря ни на что, фашисты снаружи и изнутри нашей страны будут разбиты, а нормальные люди по обеим сторонам фронта, наконец, смогут жить спокойно.

А.Н. — бечено.

«Что ни говори, а правильное освещение своих действий перед, хм, публикой — штука полезная, — подумала я, глядя на репортёра, который стал втрое активнее черкать у себя в блокноте. — Даже журналисты — по идее, те ещё прожжённые, изрядно циничные типы — и те, хм, воспылали».

Конечно, можно щедрее заплатить или надавить на репортёров, дабы мотивировать их сделать максимально качественную статью. Но из-под палки люди работают хуже, чем из собственного вдохновения (подкреплённого материальными выгодами, разумеется).

Да и горизонтальные связи налаживать нужно. Пусть егеря делятся информацией, распространяя нужные слухи в среде других вояк. А то чувствую я, что с местными элитами у нас подружиться вряд ли получится. В отличие от наместника северо-востока, эти живут в каком-то своём отдельном мире, где не существует ни войны, ни связанных с ней проблем. Те ещё чудаки, по сравнению с которыми дворяне и чиновники северо-восточного региона — постоянно бурлящего и не дающего расслабиться — выглядят вполне деятельными и компетентными.

Да… а ведь когда-то я их ругала. Всё познаётся в сравнении, однако!

Касаемо журналистов: это лишь кажется, что они и испытываемые ими чувства мало что значат; на самом деле у них есть своя аудитория, а у той — знакомые, знакомые знакомых и так далее. И, естественно, я пусть и торопилась, но постаралась найти достаточно приличных людей, в ком идея донесения истины превалирует над жаждой наживы. Да и не на них одних я хочу сделать ставку. Впрочем, последнее и так очевидно.

— Надеюсь, вы процитируете именно мои слова, а не искажённый пересказ, — взглянув на увлечённо черкающего мужчину, произношу с вежливым предупреждением в голосе. — Я знаю, ваша братия частенько грешит искажением фактов в угоду красоте подачи. Вы ведь не обманете доверие скромной разведчицы и не станете так делать? — дополняю для совсем уж непонятливых. — А если кто-то попросит так поступить — не стесняйтесь обращаться к любому из моей команды. Они мне передадут, а я уже разберусь с тем, кто и для чего пытался на вас давить.

Зачем эти завуалированные угрозы, если я сама только что хвалилась, будто подбирала нужных людей и воздействовала на них через эмпатию-деэмпатию? Ну, помимо вспышки подозрительности, то есть? Всё просто: это сейчас наши гости из местных СМИ настроены донести до читателей правду, а вот после разговора с коллегами, начальством или заинтересованными людьми со стороны — могут и передумать, даже несмотря на полученное от нас материальное вознаграждение.

Почему-то многие считают, будто заранее оплаченная услуга становится необязательной к исполнению. Или полагают, что если заказчик не пригрозил отдельно, то в случае чего и наказывать не станет. Возиться с авансом, основной оплатой по выходу издания и, возможно, премией, как и заморачиваться каким-либо дополнительным контролем, мне не слишком хотелось — и другие дела найдутся.

Дополнительная проверка для исполнителей, опять же. Окажутся столь же хороши, как я надеюсь? Отлично. Обманут? Тоже ничего — станут уроком для следующих.

На этом, успокоив зашевелившуюся паранойю — и с чего бы вдруг она активизировалась? — я перенаправила основное внимания вовне.

— Эт вы всё хорошо говорите, уважаемые, — перебил начавшего клясться в своей неполживости журналиста один из сержантов. — Ток даж если то зверьё нас страшится, что с того? Чем оно поможет тем, кого тати уже умучили, — движение головой в сторону оставшегося с нами отделения бойцов, которые, взяв в руки топоры и пилы, занялись тем, что снимали трупы с деревьев и готовили их к захоронению. — А тем, кого умучают после? Чем пособит, ежели они от страха злее ток?

— Слова и буквы в газетах им, конечно, не помогут, — с готовностью поддержала я поддавшегося влиянию деэмпатии военного. — Они для горожан и военнослужащих отдалённых гарнизонов и грамотных жителей дальних деревень. Дабы они поняли, что не нужно паниковать — ведь зверства той стороны признак страха. Не нужно надеяться на милость врага: только не с теми союзниками, каковых он привлекает на свою сторону. Необходимо вооружаться и готовиться дать отпор, тогда духовно нестойкий противник неизбежно дрогнет. А если нет духу или сил, чтобы сражаться, но есть возможность переехать — стоит перебираться вглубь Империи или региона. Работа в тылу тоже важна.

Сержант нахмурился, очевидно, собираясь что-то возразить на мой явно пропагандистский оборот. И это даже несмотря на лейтенанта, который исподтишка показал ему кулак! Видно, что у простого — но отнюдь не глупого — деревенского мужика давно сформировалась стойкая аллергия на красивые и пустые слова вышестоящих, поэтому он, наплевав на риски, собирался спросить: а что конкретно такая красивая и красноречивая госпожа офицер собирается сделать? Или как всегда, обойдётся сотрясанием воздуха и писулькой в газете? Но я опередила этот вопрос, что без всякой эмпатии легко читался на задубевшем от солнца, ветра и мороза лице:

— Что касается тех, кого эти уроды замучают и убьют в будущем, то их не будет. Потому что не будет самих уродов, — жёстко припечатала я.

— Ура, резня! — словно маленькая девочка, радостно запрыгала Сена. — Устроим гадам кровавую бойню!

— Наша Куроме-чи покажет этим дикарям, как зверствовать! — поддержал свою сестру по разуму Кей. И почему я слышу в словах шутника не «накажет, потому что так делать нельзя», а «покажет жалким дилетантам мастер-класс ультранасилия и запредельной жестокости»? — Да-да, она научит их строить трупную многоножку! На их собственном примере, ха-ха-ха!

А, теперь понятно.

Этот засранец так и не забыл ту мою попытку попробовать себя в плетении душ и плоти. Да, признаю, получилось не очень хорошо: не новая сущность, что на порядок превзойдёт сумму всех частей, её составляющих, а вопяще-содрогающееся агонизирующее нечто, на взгляд постороннего скорее жуткое и мерзкое, чем опасное (хотя с моей тогдашней точки зрения «танец» смотрелся забавно, да и орали трупы по-своему музыкально). Но я ведь это делала не для того чтобы развлечься (тут я отчасти лгала, так как в то время была не совсем адекватна, находясь под влиянием негативной энергии Яцуфусы). И даже не из желания поиздеваться, воздавая «грешникам» по заслугам (хотя нехорошие личности, послужившие неудавшемуся творению материалом, вполне такого заслуживали).

Нет, основной причиной стало желание познать пределы своих сил и по возможности их расширить.

Например, теперь я знаю, что кучка испытывающих страдания полупробуждённых немёртвых плохо поддаётся контролю. Чтобы следующий соборный конструкт нормально работал, в него нужно внедрить «погонщика» — правильно подготовленную сильную душу или подчинённую тёмную сущность. Обитатель моего кинжала, он же демонический плеер, вполне сгодится. Таким образом, раба даже можно усилить: не скармливая ему души целиком, но питая «бульончиком» из страданий и ненависти составных частей конструкта, а также жизни и боли его жертв.

Да, пожалуй, я не стану ругать Кей Ли за эту его подколку. Всё же идею он мне подал неплохую. Хотя, конечно, портить впечатление о себе и заниматься изысканиями прямо сейчас, практикуясь на виновниках разыгравшейся в деревне трагедии, я не стану. В конце концов, война закончится не завтра, а на Севере ещё много солдат и дикарских племён. Что до «возмездия злодеям», то пусть этим занимаются хозяева нематериальных планов; с меня достаточно и того, что человеческого мусора станет меньше. Всё равно он не переведётся, и материала для бесчеловечных экспериментов у меня в ближайшие десятки лет будет вдосталь.

С данной мыслью я весело улыбнулась и подмигнула шутнику. Правда, тот подобной моей реакции отчего-то не обрадовался, а, наоборот, поёжился.