Вне зависимости от того, кто победит: имперцы ли, северяне ли.
Касаемо возможных планов наших врагов, то, если действовать достаточно продуманно, а также правильно всё подать, войска северян на этом даже сумеют заработать очки репутации: «Империя не смогла справиться с бесчинствами разбойников, а Сейка пришёл и навёл порядок», — и так далее.
Стоит подумать, как разбить данный временный союз пораньше и на наших условиях.
Пока я предавалась размышлениям насчёт будущих шагов, мой собеседник залез рукой за отворот куртки и, достав оттуда небольшую фляжку, сделал оттуда щедрый глоток. Скривился, шумно выдохнул, с сомнением посмотрел на сосуд с крепким алкоголем, а после, мысленно плюнув, присосался более основательно. Через некоторое время, после паузы, которая потребовалась мужчине, дабы согнать напавшее на него отупение, отдышаться и, спрятав опустевшую фляжку, собраться с мыслями, он продолжил:
— Вы так молоды — и так легко говорите об этом леденящем душу пиз… ужасе, — проговорил офицер, в последний момент сдержав ругательство, после чего окинул меня странным печально-задумчивым взглядом. — Но это не моё дело. Не провинциальному лейту лезть в дела властей и воителей. — Он тяжело вздохнул и, отвернувшись, устремил невидящий взгляд в небо. — Никогда не понимал смысла такой жестокости. Чем наши имперские крестьяне обидели этих северных варваров? Они такие же, как те, что пашут землю Северного королевства. Если им так ненавистна наша страна, то почему они не присоединились к войскам Сейки напрямую, чтобы воевать с нашей армией, а, словно подлые лисы, нападают на беззащитных?!
— Я заметно старше, чем выгляжу, — отвечаю ему, посторонившись с дороги Кей Ли и ведомого им фотографа с зеленовато-землистым лицом. Судя по донёсшемуся от того специфичному запаху, несчастного оператора фотокамеры тоже недавно тошнило. Зря он не послушал Кея и решил присмотреться к жертве любителей гуро. — Что касается причин жестокости конкретно этих разбойников… полагаю, всё как всегда. Виноват страх.
— Страх?! — привлекая внимание окружающих, воскликнул мой собеседник. — Они творят это из-за страха?!
— В том числе, — усмехаюсь. — Нападают на крестьян, а не на аристократов ваши разбойничьи племена точно из-за него. Это ведь бандиты, а не регулярные войска. Да и изуверства… Изредка рождаются те, кто от природы не видит в убийстве себе подобных ничего дурного. Но их мало, от силы пару процентов от общей популяции. Да и жестокость их не такая, хм, истеричная. Есть маньяки, но их ещё меньше. А остальные — да, жертвы собственного страха.
— Ха, жертвы! — с ожесточением воскликнул кто-то сзади. — Северные уёбки. Попадись они мне, я б им показал жертв!
Лейтенант свирепо глянул на матершинника, после чего обратился ко мне:
— Не обращайте внимания, госпожа Куроме, тяжёлая обстановка заставляет солдат терять сдержанность. Пожалуйста, продолжайте. Должен повиниться: не могу уследить за извивом вашей мысли. Если нас боятся, то почему нападают? И почему творят этот пи… кха, вот это?
— Манеры солдат — не то, что может меня смутить или задеть, — произношу с усмешкой. — Я знаю, что военные… довольно специфичные люди. Особенно те, которые действительно военные, а не специалисты по парадным выступлениям и ресторанным баталиям. А что касается моих рассуждений, то их смысл довольно прост: чувство внутренней неполноценности, неуверенности за свою судьбу, ужаса перед происходящим или грядущим — они и подобные им толкают на то, чтобы попытаться хоть как-нибудь уверить себя в собственной силе. Страх и боль в чужих глазах, ощущение власти над жизнями других людей — они даруют такую иллюзию. Однако себя не обманешь, — добавляю с кривой усмешкой.
Ведь говорила я в том числе и о себе.
Да… Я помню, что ощущала после побега сестры. Боль, тоска, жгучая обида на предательницу, злость… страх, безнадёга и ненависть от осознания безрадостного будущего, уготованного командирами для меня и для Отряда. Помню, как пыталась утопить это в кроваво-тошнотворном, отдающим приближающимся безумием месиве из наркотиков, чужой крови и бессмысленной жестокости. Я была глупа, слаба и слепа. Не видела выхода и считала, что выбранное средство спасает меня от страданий. Но оно не исцеляло раны, лишь всё глубже толкало в липкий и смрадный туман сумасшествия, заставляя нести боль и смерть окружающим, без цели и смысла умножать мировую несправедливость. Потворствуя, быть может, и твари в моём тейгу.
А ведь чтобы это всё понять, чтобы найти путь к настоящему спасению себя и близких — требовалось сделать всего лишь шаг и, совершив не такое уж большое усилие, взглянуть на происходящее непредвзято. Увы, для многих этот шаг длиннее жизни. Да и мне, чтобы прозреть, в общем-то, потребовалась вспомнить своё прошлое воплощение.
Неслышно вздохнув, я продолжила свою, несколько различающуюся с мыслями речь:
— То, что ты с упоением унижаешь и уничтожаешь слабых, не делает тебя сильным. Отчасти даже наоборот. Только вот мало кто понимает причины своих поступков и их глубинные мотивы. Не хотят понимать, предпочитая приятную иллюзию болезненной правде. Поэтому червячок осознания собственной уязвимости продолжает глодать сердце, толкая на всё новые и новые попытки самоутвердиться. Тот, кто уверен в себе и своём будущем, не станет тратить силы и время на такое, — взмахнув рукой, указываю на замученных крестьян.
Мои слушатели послушно переводят взгляд, чтобы сначала поморщится, стиснуть зубы или печально покачать головой, а потом кивнуть или иным образом выразить своё согласие.
— Это не рациональный поступок: фронт ещё далеко, нет смысла пытаться запугивать население и, уничтожая деревни, рушить логистику. Скорее наоборот: подобные налёты озлобят поселян и побудят готовиться к обороне. Толпа вооружённых деревенских мужиков, которые сражаются за себя и свои семьи, зная, что отступать некуда и участь сдавшихся будет ужасна — это не то же самое, что толпа замордованных дворянами крестьян, которые и сами любят государство и представляющих его чиновников ничуть не больше представителей войск вторжения. При определённых обстоятельствах они даже могли бы встать на сторону Сейки. Могли бы… Поэтому я считаю, что это, — новый взмах рукой, — всего лишь истеричная попытка мелких разбойных людишек, поддержанных не менее мелкими хитрецами из Северного королевства, убедить себя в собственной силе и важности. Думаю, они все подспудно понимают, что их не ждёт ничего хорошего. Вот и убеждают себя в том, что это не так. Такими же низкими, как и они сами, способами.
— Вы не станете возражать, если я добавлю вашу речь в статью? — поинтересовался у меня один из журналистов, что стоял неподалёку от нас и неустанно черкал карандашом в блокноте.
— Не стану, — с вежливой улыбкой отвечаю ему.
С чего бы мне возражать, если вся беседа — в том числе и эмпатическое влияние на лейтенанта Гера и журналистов — затевалась именно для этого? Да и говорила я… не то чтобы неправду, просто игнорировала неудобные моменты, выпячивала нужные и интерпретировала их в желаемом ключе. Чтобы получилась практически готовая статья с громким заголовком и привлекающим внимание содержимым, да.
Потом, когда публика заинтересуется, можно будет продолжить серию вещами поскучнее. Естественно, сочинять тексты для новых статей буду уже не я, а те, кто занимается этим профессионально. Контроль написанного тоже возьмут на себя иные люди. Но для первичного привлечения аудитории, которое заставит перепечатывать статью в других изданиях, шокирующие фотографии и громкое имя — а восточная часть северного региона Империи не так чтобы очень далеко от северо-востока, где я недавно хорошенько пошумела и, прямо скажем, прославилась — не просто нужны, они необходимы.
Примечания:
Пункт тапкоприёма открыт)
Автор и Куроме выражают признательность тем, кто поддерживает текст на Бусти или делает пожертвования на Тёмный Алтарь Печенек.
Поздравляю всех с близящимся Днём Победы!
