Хочется верить, что навредила им именно девочка, а также в то, что она смогла забрать с собой хотя бы одного из нападавших. С врагом, утянутым за собой к костлявой, умирать легче. Наверно. Надеюсь.

«Покойся с миром, юная воительница, — мысленно произнесла я. — Раз уж мы здесь, то твоим убийцам тоже недолго осталось», — с этой мыслью я отвернулась и пошла дальше, изучать оставшиеся виды.

На изнасилованиях, колосажании и убийстве холодом «славные победители беззащитных» не остановились. С кем-то поступали с претензией на психологическую пытку. Как, например, с той достаточно симпатичной крестьянкой, молодой матерью в порванном платье со следами крови на юбке. Девушку привязали к отдельному дереву и дали в руки младенца, а потом облили обоих водой. Бедняжка так и умерла — в тщетной надежде согреть и защитить своего ребёнка от смертоносной стужи, крепко прижав к себе маленький комочек жизни. Ледяная статуя из замёрзших насмерть матери и дитя словно олицетворяла надежду на явление заступника, который спасёт хотя бы ребёнка.

Тщетную.

Ведь нападение произошло ещё вчера утром. Пока спасшийся житель деревни добрался до города, пока его мурыжили полицейские, пока ответственные чесали в затылках, пока донесение путешествовало по инстанциям… Если бы не появление нашей команды и хороший пинок под толстые ленивые задницы, то сомневаюсь, что отряд успели бы собрать даже на следующий день.

И всё равно мы опоздали. Просто не могли успеть. Никак.

Нерадостно вздохнув, качаю головой. Мне частенько приходилось видеть вещи и похуже, но, даже несмотря на обильный печальный опыт, данная удивительно фактурная, обладающая некой больной красотой картина смогла царапнуть что-то внутри. Я молчала, молчали и ребята, что, глядя на лидера команды, тоже решили почтить мёртвых минутой молчания. Сохраняли тишину и обступившие округу солдаты с журналистами. Каждый рассматривал перекошенные от ужаса лица, причудливые позы мертвецов — и медленно пытался переварить то, что он видел.

Мало кто из нормальных людей осознаёт, какие порой выродки ходят по одной с ними земле и дышат одним и тем же воздухом. Даже умозрительное знание из газетных статей не даёт настоящего понимания, что сейчас смотрело на нас множеством заледеневших лиц, искажённых от физической и моральной муки.

Понятно, что наблюдаемое нами — не более чем акция устрашения, что является одним из методов психологической войны. Мы с ребятами видели множество таких. Или даже устраивали некоторые. Без изнасилований и вот этого вот всего, просто с тотальной зачисткой поселений и аккуратно уложенными в кучу/фигурно разбросанными кусками тел. Грязная и грустная проза тайных и открытых войн. Тем не менее лицезрение мучительной гибели, снизошедшей на ничего не подозревающих мирных людей просто потому, что кто-то решил отжать у соседей немного ресурсов и не побрезговал такими вот методами… удручало.

Не люблю бессмысленную жестокость. Нужно убить? Убей. Потом можно даже изуродовать тела для большей наглядности, особенно если прикажут. Но зачем измываться над совершенно непричастными мирными пейзанами и их детьми? Жалкие, презренные людишки эти мучители. Небось, как начнёшь их самих за гениталии подвешивать без лишней спешки — завизжат свиньями, слюнями забрызгают сверху донизу, спеша вымолить пощаду...

— Да не запятнает душу мою хладная тьма, да не дрогнет рука… — разорвала тишину тихая молитва одного из стоящих неподалёку солдат. — Да не потухнет пламя святой ярости в сердце… Да не ослабеет рука, да направит её воля божья…

Ещё чуть дальше застыл один из помощников приглашённых нами журналистов. Карандаш и планшет для бумаг выпали из его рук, а спустя несколько секунд он сел на землю, стянув с головы меховую шапку. Другой резко направился за деревья.

— За что? Что им сделали дети и женщины? Так ведь не бывает… — бормотал первый, пока второго тошнило. — Это не люди! Звери, настоящие звери…

Кей, увидев, что минута молчания закончилась, тоже решил подать голос:

— Эй, фотограф! — задорно воскликнул наш весёлый социопат, ничуть не смущённый видами и гнетущей обстановкой. — Тащи сюда свою бандуру! Тут классный кадр для статьи о злобных северянах пропадает! Да не смотри ты на эту жертву фанатов гурятины, — замахал он более опытным и оттого стойким журналистам, которые с бледными (а некоторые и позеленевшими) лицами уставились на труп бедной девочки. — Такое ваша газетная цензура ни в жисть не пропустит! К мамочке с младенцем иди! — сказав это, Кей начал ходить вокруг, выискивая наилучший ракурс для фото.

— Что за бесчувственный парень? — тихо, себе под нос произнёс лейтенант Гер, который, судя по донёсшимся до меня эмоциям, хотел добавить словечко покрепче.

И уже громче, обращаясь к своим подчинённым:

— Что раззявились, остолопы?! Нильс, Хонг! Вы со своими отделениями прочешите округу и найдите дорогу, по которой ушли эти твари. Посмотрите следы и прикиньте, сколь их было. Вайс, вам с десятком — заняться телами. Снять и сложить рядом. Мы должны предать их земле. Ву, Стилл, на ваших солдатах рытьё общей могилы. Инструмент возьмёте в деревне. Выполнять!

Раздав команды, лейтенант снова замолчал и, как-то осунувшись, начал безмолвно скользить взглядом по мертвецам. Снова и снова, запоминая. Видимо, его, как уроженца деревни (не этой, но всё же), произошедшее задело особенно сильно.

Пусть мужчина, задавая свой риторический вопрос относительно нашего шутника, не рассчитывал, что он будет услышан, я всё же решила ответить, тем самым помогая человеку отвлечься и начиная полезный мне разговор:

— Кей от природы такой, — издаю хмык. — Но вообще, во многом в нашем спокойствии виновата специфика службы, — продолжаю повествовать развернувшемуся на голос офицеру, который молча упёрся пустоватым взглядом в мою переносицу. — Враги нашей страны зачастую далеко не такие героические борцы с имперскими угнетателями, каковыми их рисует оппозиционная пресса. Схожие картины не внове для тех, кто часто сталкивается с последствиями развлечений, скажем, «свободолюбивых южных племён». Впрочем, должна заметить, они обескураживают только первые несколько раз. Потом привыкаешь. Раза после десятого подобное уже не вызывает особого отклика. И, судя по вашей реакции, для ваших краёв это отнюдь не норма. Раньше бандиты так не лютовали, верно?

— Верно… — моргнув, машинально ответил офицер, но потом, встряхнувшись, стал изъясняться несколько увереннее. — Этот северный дьявол Сейка, это всё он! Видать, сговорился с племенами дикарей и пригнал их на границу, чтобы эти звери тут бесчинствовали и пугали народ! А он как бы и ни причём! Герой Севера, с-сука! Тварь он, тварь подлючая!

«Ну да, — соглашаюсь мысленно. — Не одна я такая умная, что догадалась применять местных дикарей в своих интересах».

То, что наименее враждебную к официальной власти часть племён и кланов использовали и сами северяне, указывает не на их «подлость», а на вполне себе смекалку с дипломатическими талантами. Ибо действительно: чем бороться с дикарской проблемой самостоятельно, отвлекая часть войска и тратя жизни солдат, проще и полезнее эту проблему использовать, оказав минимальное содействие и натравив на Империю — «богатую, но прогнившую, а оттого слабую».

С одной стороны, снизится угроза для тылов: ведь варвары будут нападать на приграничные поселения нашей страны; да и нагрузка на имперскую армию вырастет, опять же. А с другой — даже если всех этих уродов перебьют, аристократии и гражданам Северного королевства только лучше станет. Вольней и спокойней.

Это даже забавно: я не хочу распространять «Джокер» по ключевым городам севера, опасаясь треша, угара и содомии, которые безумцы устроят гражданским, а отмороженные разбойники из племён действуют так, будто их в детстве купали в котлах с этой гадостью. Полагаю, в случае успеха кампании Сейка надеется на обратном пути окончательно решить вопрос отбитых и своевольных племён. По крайней мере тех, которые сидят не слишком глубоко в горах. Те, что оказались столь наивны, что поверили посулам — и вовсе окажутся уничтожены.