2 回头是岸 (huí tóu shì àn) — будд. оглянешься — а там берег (обр. в знач.: спасение приходит к тому, кто раскаялся); раскаяться, вернуться на правильный путь, исправиться.
После этих слов рассеянный взгляд Чэн Цяня стал немного осмысленнее.
— Ты говорил, что ему никогда не получить лист золотого лотоса, — продолжал Янь Чжэнмин. — Значит, теперь он отправился надоедать Хань Юаню и остальным? Медная монетка, что с тобой такое, в конце концов? Не мог бы ты обратить на меня хоть немного внимания? Я ведь вижу, как ты взволнован!
Но Чэн Цянь лишь прикрыл глаза и опустил голову, прижавшись лбом к плечу старшего брата. Он крепко обнял юношу руками, как замерзший дикий зверь, желавший взять у него хоть немного живительного тепла.
Чэн Цянь всегда отличался некоторой холодностью, он часто уставал от людей. Время от времени Янь Чжэнмин хотел «прижаться ухом к уху, виском к виску»3, и, если ему это не удавалось, он жутко обижался.
3 耳鬓厮磨 (ěrbìnsīmó) — прижиматься ухо к уху, висок к виску (обр. в знач.: быть в тесной близости, жить в теснейшем общении).
Теперь же Янь Чжэнмин был слегка смущен такой неожиданной милостью. Смягчившись, он осторожно спросил:
— Что случилось? Ты... это из-за Тан Чжэня ты так плохо себя чувствуешь? Все же это последствия «души художника»...
— Он здесь ни при чем. Старший брат, ты знаешь, что значит «слушать небо и землю»? — Чэн Цянь все еще жался к чужому плечу, из-за чего его голос звучал глухо. — У Массива десяти сторон третий принц сказал: «Вы все обманывались, слушая небо и землю». Вот, что он имел в виду... Теперь все зависит от меня.
Та метка в форме человеческого уха?
— Что еще за «слушать небо и землю»? — ошеломленно спросил Янь Чжэнмин.
— Это наследие. Оно... — начал было Чэн Цянь, но, внезапно, что-то словно заглушило его слова. Он несколько раз открыл рот, пытаясь объяснить, что имел в виду, но какая-то невыразимая сила, которой юноша не мог ослушаться, снова и снова заставляла его замолчать. Чэн Цянь сжал пальцы, яростно стиснув одежды Янь Чжэнмина, чувствуя, что все невысказанные фразы вот-вот разорвут ему грудь.
Когда ты сможешь восстановить свой изначальный дух и принять запечатанное наследие, ты поймешь, что оно имеет свои запреты. Никто другой не сможет узнать секрет слушания неба и земли. Никто. Включая мертвых.
Чэн Цяню жутко хотелось закричать. Он, наконец, понял, откуда у крупных кланов заклинателей появились печати истребителей демонов, подвластные лишь Управлению небесных гаданий. Он понял, что такое «договор десяти сторон» и почему Шан Ваньнянь позволил ему принять наследие лишь тогда, когда его изначальный дух окончательно восстановится. Он понял, почему великий владыка горы Белого тигра сбежал от мира и людей, решив жить как старый сумасшедший...
Но все эти тайны были запечатаны в его сердце. Он вынужден был смириться с ограничениями наследия цянькунь. Он был обречен хранить их всю свою жизнь, в страхе и одиночестве.
Янь Чжэнмин не знал об этом, но вдруг, юноша словно что-то почувствовал. Протянув руку, он коснулся пальцами груди Чэн Цяня и тихо спросил:
— Это... обет молчания?
Что это за метка в форме уха? Как ему удалось вырваться из-под влияния «души художника»? И главное, почему Чэн Цянь смог без ущерба сорвать лист золотого лотоса?
На миг, сердце Янь Чжэнмина захлестнули сомнения. Но увидев, что Чэн Цянь не мог произнести не слова, он вынужден был проглотить все свои вопросы и мягко похлопать юношу по спине, больше всего опасаясь, что что-то вновь причинит ему вред.
Чэн Цянь глубоко вздохнул и нехотя успокоился. Прикинувшись расслабленным, он произнес:
— Раз уж мне нельзя говорить об этом, то лучше вообще не поднимать эту тему. Тан Чжэнь... не думаю, что он сдастся. Он говорил, что «миллионы призрачных теней последуют за ним». Должно быть, он что-то задумал. Возможно, Хань Юань не сможет победить его. Он не сможет ему сопротивляться.
— В любом случае, нам нужно сперва выбраться отсюда, — ответил Янь Чжэнмин. — Бэймин — мертвое море. Если мы продолжим тонуть, то вскоре достигнем восемнадцати ступеней ада4.
4 Диюй (кит. 地獄) — царство мёртвых или «ад», преисподняя в китайской мифологии. июй, как правило, изображается подземным лабиринтом с различными уровнями и камерами, в которых заключены души людей. Точное число уровней в Диюе и количество связанных с ними божеств различаются в буддийской и даосской интерпретациях. Некоторые говорят о трёх-четырёх «судилищах», другие упоминают десять, в иных китайских легендах повествуется о «Восемнадцати уровнях ада».
— Мертвое море... — тихо повторил Чэн Цянь. Юноша опустил взгляд на висевший на поясе Шуанжэнь, а после закрыл глаза и ненадолго погрузился в медитацию. Некоторое время спустя он отпустил Янь Чжэнмина и взмахнул рукой, высвободив волю меча.
Глаза Янь Чжэнмина вспыхнули. Это был один из стилей деревянного меча клана Фуяо. «Возвращение к истине», «Весна на засохшем дереве».
«Весна на засохшем дереве» позволяла выжить в любой ситуации. Использовать эту технику здесь было разумнее всего. Но прежде, чем Янь Чжэнмин успел похвалить Чэн Цяня за «проницательность», он увидел, как вырвавшаяся на волю ледяная аура дрогнула и плавно покачнулась. Как жаль, что состояние хозяина клинка оказалось нестабильным, и, не успев до конца сформироваться, воля меча обрушилась в море, без следа растворившись в темной воде.
Чэн Цянь цокнул языком и слегка нахмурился, но, как только он собрался повторить свою трюк, Янь Чжэнмин поймал его за запястье.
— У «Весны на засохшем дереве» лишь одна цель. Говорят, что это проблеск надежды, оставленный нам Небесами. Из одного родятся двое, из двух трое, а из троих все сущее.
Даже несмотря на то, Чэн Цянь не мог говорить, его замерзший и застоявшийся клинок едва ли мог кого-то обмануть. Особенно заклинателя меча.
Янь Чжэнмин строго посмотрел на него и продолжил:
— Но почему твой клинок полон холода и жажды убийства? О чем ты думаешь?
Чэн Цянь лишился дара речи.
Янь Чжэнмин выглядел очень серьезным. Он крепче перехватил ладонь Чэн Цяня, державшую Шуанжэнь, и тихо прошептал:
— Смотри.
Через их сцепленные руки в Шуанжэнь проникла незнакомая Ци. Изначальный дух Янь Чжэнмина окутал клинок, стерев с него многолетний лед, обнажив, наконец, яркое и чистое лезвие.
Вдруг, аура меча сорвалась с кончика клинка и ринулась вперед, взволновав неподвижные воды. Шуанжэнь зажужжал, вздрогнул, и посреди мертвого моря Бэймин расцвел огромный цветок. Волны тут же пришли в движения, с шумом и брызгами расходясь в стороны.
Все вокруг бурлило и кипело, вздымаясь ввысь. Один передавал десяти, а десять сотне5. На стволе давно высохшего дерева словно из ничего расцвел цветок. Казалось, он родился из трещины, полной жизненной силы. В мгновение ока он заполнил собой все пространство.
5 一传十十传百 (yīchuánshí shíchuánbǎi) — один передаст десяти, а десять— сотне; обр. молва распространяется быстро; передавать из уст в уста. Здесь в знач. Цепная реакция.
В следующий же момент то, что тянуло юношей на дно, отступило, и они тут же перестали тонуть.
Все еще держа в руках меч Чэн Цяня, Янь Чжэнмин посмотрел ему в глаза и сказал:
— Вот она, «Весна на засохшем дереве». Хочешь, чтобы я вновь научил тебя этому, как когда-то это сделал наш учитель? Знаешь ли, твое упрямство порой просто убивает меня, подожди, я еще задам тебе трепку!
Но прежде, чем Чэн Цянь успел признать свои ошибки, юноша внезапно воскликнул:
— Осторожно!
С оглушительным грохотом бурлящие потоки морской воды обрушились вниз, намереваясь раздавить обоих заклинателей. В столь критической ситуации тень на лице Чэн Цяня и вся его слабость разом исчезли. Со скоростью молнии юноша высвободил свой изначальный дух и разрубил несущиеся к ним волны. Но даже несмотря на это, и он и Янь Чжэнмин оказались застигнуты врасплох.
