Воля меча все еще была связана с духом Чэн Цяня. Под ударом часть ее отделилась, и юноша поспешно толкнул ее в висевший над его головой деревянный меч. Кончик деревянного лезвия озарился светом, словно оживая.

Однако, легко ли было резать свой собственный изначальный дух, каким бы маленьким ни был этот разрез?

Боль затопила разум и сознание Чэн Цяня, но юноша сдержал рвущийся наружу стон. Кровь подступила к горлу, но Чэн Цянь проглотил ее.

Даже после этого он не остановился. В руках его изначального духа вновь появилось оружие, и юноша тут же перешел к стилю «Поиск и преследование».

После него последовал стиль «Неприятные последствия», а затем «Падение из процветания». Пять лет, что они вынуждены были терпеть всевозможные унижения на острове Лазурного дракона. Зарытая глубоко в землю монета. Демонический дракон, чей взгляд он встретил высоко в небесах. Гу Яньсюэ, чье тело и душа исчезли без следа. Тун Жу, чьи останки гнили у корней большого дерева…

Восемьдесят один день пролетел в мгновение ока, пока Чэн Цянь, наконец, не добрался до последнего стиля. Для «Возвращения к истине» юноша выбрал движение «Весна на засохшем дереве». Воля меча покинула его разум, прошла сквозь его ядро и вошла в деревянный клинок. Лезвие засияло так ярко, что юноша едва не ослеп.

Вместе со свежими весенними цветами, все живое вновь пробуждалось ото сна, выбираясь из-под глубокого зимнего снега, чтобы начать новую жизнь.

К сожалению, этой прекрасной сцене не суждено было длиться долго. Она оказалась лишь кратковременной вспышкой. Чэн Цяня, беззаботно отрезавшего часть своего изначального духа, тут же настигло возмездие за его самоубийственную авантюру. Висевший в воздухе меч внезапно потерял опору и рухнул вниз. Кровь вновь подступила к горлу юноши и тот захлебнулся кашлем. Алые капли брызнули на деревянное лезвие.

Цветы и травы, призванные придать павильону Цинань немного изящества, тут же высохли.

Там, где закончилась жизнь, родился клинок.

Желание поцеловать Чэн Цяня в лоб

Между тем, неуклюжие наставления Чэн Цяня неожиданно возымели действие на внутреннего демона, что неустанно терзал сознание Янь Чжэнмина. Все, что он мог — это уйти и оставить в покое изначальный дух юноши. Однако бушующая аура меча не спешила успокаиваться. Она скапливалась в одном месте, притягиваемая невидимой силой своего владельца, но буквально через мгновение связь ослабевала, и аура вновь рассеивалась.

Лишь изначальный дух Янь Чжэнмина неподвижно сидел в глубине его разума, игнорируя множество клинков, снова и снова пронзавших его тело.

Ответная реакция меча и разум юноши вели безмолвную борьбу. Но Янь Чжэнмин был непоколебим, будто ничто в этом мире больше не могло его потревожить.

В конце концов, заклинатели меча использовали в качестве оружия свои собственные тела. И это оружие ковалось в бесконечных муках и испытаниях. Разве для того, чтобы выжить, им не нужно было упорно работать? Даже если для достижения цели им требовалось спуститься в подземный мир.

Однако безмолвную борьбу Янь Чжэнмина прервал внезапный кашель. Кашель был таким, словно человек задыхался. Похоже, дела его были плохи. В последние дни Чэн Цянь не издавал ни звука. Если бы не едва уловимая воля меча, окутавшая тело Янь Чжэнмина, то он подумал бы, что юноша давно ушел.

Но услышав от Чэн Цяня столь внезапный шум, Янь Чжэнмин был потрясен. Его разум, долгое время пребывавший в спокойствии, охватила тревога. Когда покой был нарушен, затаившийся внутренний демон снова оживился.

Янь Чжэнмина резко вскочил на ноги, в его руке тут же появился клинок. Он оттолкнул внутреннего демона прочь, но вынужден был столкнуться с взбунтовавшейся аурой меча. Сила ответной реакции напоминала бушующее море, и сознание юноши превратилось в кипящий котел.

Разум Янь Чжэнмина содрогался. Трещины, оставшиеся после драконьих замков, вновь дали о себе знать. Однако он не мог подавить яростное желание своего сердца. Он во что бы то ни стало должен был вырваться из внутреннего дворца, проснуться и собственными глазами увидеть Чэн Цяня. Он слишком хорошо знал, что из себя представлял Чэн Цянь. Юноша никогда никому не подчинялся, он понятия не имел, что значит подождать или пойти в обход. Всякий раз, когда перед ним возникало какое-либо препятствие, он без колебания шел на самые радикальные меры.

В этот момент его лба коснулись холодные пальцы, открывая путь порыву морозной Ци. В мгновение ока, оставленные драконьими замками трищины, замерзли. До ушей Янь Чжэнмина донесся хрипловатый голос Чэн Цяня:

— Сконцентрируйся.

Янь Чжэнмин заскрипел зубами.

— Что ты наделал?

— Создал меч, но в процессе так разволновался, что даже поперхнулся, — тихо ответил Чэн Цянь.

Похоже, он совсем не беспокоился.

Сразу после этого, словно в отместку за болтливость Янь Чжэнмина, его разум наводнило чужое холодное сознание. Чэн Цянь, что всегда безрассудно полагался на грубую силу, был не слишком хорош в лечении других. Но Янь Чжэнмин так боялся причинить ему боль, что не посмел препятствовать процессу. Кроме того, он должен был сделать все возможное, чтобы взять на себя ответную реакцию. Таким образом, он впервые в жизни узнал, что значит «быть пронзенным тысячью клинков».

Затем, во внутренний дворец Янь Чжэнмина осторожно проник меч. Сила оружия резко контрастировала с морозной аурой Чэн Цяня. Несколько мгновений спустя клинок беззвучно отделился от сознания Чэн Цяня и его сияние распространилась по всему внутреннему дворцу. Бушующая аура тут же позабыла про изначальный дух Янь Чжэнмина. Обратившись в бесчисленные клинки, она немедленно обрушилась на незваного гостя.

Янь Чжэнмин был поражен, но Чэн Цянь оставался спокойным.

— Это не проблема. Ты должен отойти в сторону.

Стоило ему только произнести эти слова, и внутренний дворец Янь Чжэнмина прорезал луч света. Это была воля меча. Оружие было очень тонким, непредсказуемым и совершенно не похожим на обычные клинки... Его присутствие ощущалось повсюду.

Это был тот самый меч, который он увидел, когда вошел в Дао!

Жар и холод укроют пустоши, и ветер будет трепать сухие травы, до тех пор, пока не взойдут новые плоды и не опадут с деревьев последние цветы, и все не вернется на круги своя.

Деревянный меч отразился в сознании Янь Чжэнмина. Юноша неотрывно следил за каждым его движением. Пусть у клинка и не было острого лезвия, но в нем было все, что нужно. Юноша не двигался с места, но ему казалось, будто он вернулся на сотню лет назад.

В мгновение ока воля меча встретилась с деревянным клинком, и раненый дух Янь Чжэнмина озарился ярким светом.

Вся энергия, что окутывала усадьбу Фуяо хлынула в бамбуковую рощу, к новому павильону Цинань, словно воды реки, что впадали в глубокое море. Здание и мебель внутри покачнулись, и дрожащие на ветру пожелтевшие бамбуковые листья вновь наполнились жизнью.

Тан Чжэнь первым добрался до рощи, вскоре к нему присоединились Лужа и Ли Юн. Лужа бежала так быстро, что едва не врезалась в бамбуковый ствол. Тан Чжэнь поднял руку и остановил ее.

— Барышня, осторожнее. Пока мы не можем туда войти.

Услышав его слова, Лужа с удивлением обнаружила, что какая-то неизвестная сила срезала прядь ее волос.

Это место, до краев наполненное жизненной энергией, скрывало в себе всепоглощающую ауру меча.

В сознании Янь Чжэнмина простой деревянный клинок пронзил бушующую ауру меча и вошел в центр внутреннего дворца, как волшебная игла, повелевающая морем¹. Поднявшийся ветер тут же поглотил ответную реакцию. В считанные мгновения, деревянный клинок разметал все призрачные мечи. Потеряв силу, орудия рухнули вниз.

¹  定海神针 一般 轰然 (dìnghǎi shénzhēn) — букв. волшебная игла, повелевающая морем (одно из названий волшебного посоха Сунь Укуна из романа «Путешествие на Запад») обр. в знач.: мощное оружие; стабилизирующая сила.

В сиянии клинка изначальный дух Янь Чжэнмина вернул себе контроль над внутренним дворцом. Волнения утихли, но разум юноши все еще был охвачен аурой меча.