— У тебя есть сомнения по поводу Тан Чжэня?

Чэн Цянь слегка смутился, но не сказал ни слова. Он не был уверен, имело ли возвращение Поглощающей души лампы какое-либо отношение к Тан Чжэню. Поэтому всякий раз, когда появлялась возможность доказать, что Тан Чжэнь невиновен, он не мог не попытаться.

В конце концов, Тан Чжэнь был его другом.

— О, я все понял, праведник, — саркастически рассмеялся Хань Юань. — Ты собираешься пойти туда один, никому ничего не сказав, верно?

— Ну…

Хань Юань снова вскинул бровь.

— И старшему брату не скажешь?

— Он слишком болтливый, — ответил Чэн Цянь.

— О, неужели? — Хань Юань намеренно понизил голос. — Как ты смеешь уходить, не попрощавшись?

Лицо Чэн Цяня застыло, но он не смог выдавить из себя ни слова.

Хань Юань тут же поддразнил его:

— Маленький старший брат, ты слишком добрый.

Чэн Цянь долго молчал, а после нехотя произнес:

— Я не смею...

Хань Юань не ожидал такого ответа. Немного помолчав, он вдруг рассмеялся:

— Пойду посмотрю, как там Лужа. А ты иди в комнату старшего брата, встань на колени и вымой ему ноги.

Взволнованный, Чэн Цянь вернулся в Цинъань и обнаружил, что бамбуковая роща заметно поредела.

Вместо того, чтобы потребовать объяснений, Чэн Цянь почувствовал себя невероятно счастливым. Он надеялся, что старший брат будет куда покладистее после того, как выместил свой гнев на деревьях.

Но именно в тот момент, когда Чэн Цянь раздумывал над тем, как ему все объяснить, Янь Чжэнмин заметил его бегающий взгляд и спросил:

— Что ты собрался сделать?

Чэн Цянь какое-то время колебался, а после бросил коротко:

— Я собираюсь отправиться к Дасюэшань.

Янь Чжэнмин никак не мог понять, плакать ему или смеяться. Услышав слова младшего брата, он какое-то время просто молчал.

Сердце Чэн Цяня готово было выпрыгнуть из груди. Он подумал: «Все кончено. Даже облысевшая бамбуковая роща меня не спасет».

Неужели ты не понимаешь, что я изливаю тебе душу?

Чэн Цянь внимательно посмотрел на Янь Чжэнмина.

— Я знаю меру. Я не стану лезть в это тайное царство и не буду ничего там трогать. Я лишь хочу отыскать следы Поглощающей души лампы...

Но Янь Чжэнмин спокойно перебил его.

— Наш старший наставник, Тун Жу, говорил, что, когда он вошел в это место, то уже не мог вернуться оттуда прежним. А теперь ты вдруг решил, что сильнее его. Ты ведь почти вознесся на небеса, верно?

Чэн Цянь промолчал.

— И этот Тан Чжэнь… Когда он отправился туда, он был человеком, а вернувшись через сотню лет, стал призраком. Но ведь ты думаешь, что ты куда умнее и осторожнее, чем он, не так ли? — продолжал Янь Чжэнмин.

У Чэн Цяня разболелась голова.

— Старший брат, ты судишь обо всем слишком поверхностно. Прекрати так странно себя вести.

— О, хорошо, — Янь Чжэнмин прекратил чудачествовать и решительно¹ произнес. — Это не сработает.

¹ 斩钉截铁 (zhǎndīngjiétiě) — решительно и бесповоротно, сказать, как отрезать (букв. разрубить гвоздь и расколоть железо).

Чэн Цянь не стал с ним спорить. Юноша тут же закрыл рот и остался стоять на месте.

В конце концов, именно из-за Тун Жу миллионы обиженных духов пожертвовали собой.

Впоследствии, названый ученик клана Фуяо, Цзян Пэн, пережив годы взлетов и падений и находясь уже на последнем издыхании, все равно продолжал в тайне использовать Поглощающую души лампу.

И демонический дракон Хань Юань, обреченный всю свою жизнь охранять Южные окраины, тоже был учеником клана Фуяо.

Вот уже три поколения они не могут избавиться от этой ответственности. Чувства и эмоции никогда не позволят им остаться в стороне.

Чэн Цяню не было нужды рассказывать об этом, Янь Чжэнмин итак все знал.

И действительно, мгновение спустя Янь Чжэнмин внезапно встал и, словно крутящий жернов осел, принялся нарезать круги по комнате. Юноша пожаловался:

— Я ведь знал, что с этим кланом будет столько проблем. Мне не следовало забирать у тебя печать главы.

Чэн Цянь быстро уловил перемену в настроении старшего брата, потому молчал, не мешая ему сердиться.

Но заметив, что никто не собирается ему отвечать, Янь Чжэнмин самолично взял на себя инициативу закатить скандал.

— Ты что, немой? Скажи что-нибудь.

— Я ... э-э ... — задумчиво протянул Чэн Цянь. — Как насчет того, чтобы согреть твою постель сегодня ночью?

— Я говорю с тобой о делах, а что творится у тебя в голове? Безобразие! — взбесился Янь Чжэнмин.

Увидев его реакцию, Чэн Цянь почувствовал себя негодяем, приставшим к приличной женщине. Юноша неловко потер нос.

— Уходи, уходи, убирайся!

Чэн Цянь молча развернулся и зашагал прочь.

— Нет, остановись, — внезапно окликнул его Янь Чжэнмин. Юноша был так раздосадован, что даже не последовал за ним. Он долго колебался между достоинством и выгодой, а потом вдруг бессовестно спросил. — Кто разрешил тебе уходить?

Чэн Цянь опешил.

Нет, он должен был быть снисходительнее к своему старшему брату. Но с другой стороны, этому человеку слишком сложно угодить.

Янь Чжэнмин негромко кашлянул и выпрямился:

— Нет, так не пойдет. Я иду с тобой. Через несколько дней Хань Юань и люди горы Белого тигра отправятся на юг. Ли Юнь, Лужа... и твой бесполезный ученик останутся присматривать за домом.

— Это неправильно, — сказал Чэн Цянь. — Камень исполнения желаний все еще находится на горе Фуяо. Если ты уйдешь, Ли Юнь вряд ли сможет его защитить.

Янь Чжэнмин нахмурился и на мгновение задумался.

— Тогда я вновь запечатаю гору, и пусть Ли Юнь отправляется с истребителями демонов, будет представлять наш клан. Тогда никто не заметит нашего отсутствия.

Чэн Цянь вспомнил все то, что терзало его в последние дни, но пока не осмаливался обсуждать это с Янь Чжэнмином. Он хотел пойти один, и всерьез раздумывал над тем, как это устроить. Последствия того, что случилось сто лет назад, когда Хань Юань угодил под влияние «души художника», оказались для него слишком трагичными. Однажды пережив укус змеи, он десять лет боялся колодезной веревки. Теперь Чэн Цянь старательно избегал подобных заклинаний.

Задумавшись, он принялся искать хоть какое-то оправдание.

— Нам все еще нужно это обсудить. Кровавую клятву принес Шан Ваньнянь, но теперь он мертв, а новый владыка горы Белого тигра и знать нас не знает. Однако, даже несмотря на все это, его ученики боятся, что не справятся с Хань Юанем. Бянь Сюй снова в ярости. Похоже, он еще не осознал, что достиг предела на пути своего самосовершенствования. Боюсь, что в ближайшие годы на Центральных равнинах не появится ни одного человека, чьи слова будут иметь хоть какой-нибудь вес. И в этой неразберихе ты хочешь вновь запечатать гору и отправиться со мной на север, но даже если…

Янь Чжэнмин молча уставился на него.

— Даже если я не буду возражать, другие никогда на это не согласятся.

— Чэн Цянь, — усмехнулся Янь Чжэнмин, — не рассчитывай на то, что одежда тебя спасет. Я кожей чувствую, о чем ты думаешь.

Чэн Цянь снова замолчал.

Все его терпение и добрые слова закончились, юноша нахмурился.

— Ты что, всю жизнь будешь ко мне приставать?

— Ну, — отозвался Янь Чжэнмин, — я просто хочу посадить тебя под домашний арест. Навечно. Что ты на это скажешь? Каждый раз, когда ты выходишь проветриться, ты почему-то оказываешься в тюрьме. Даже заключенному можно выходить на прогулки, но тебе нельзя. Отлично, сдается мне, теперь ты обо всем жалеешь?

Они с Чэн Цянем с детства ссорились. Юноша прекрасно знал характер этого безрассудного надоеды. Но теперь Чэн Цянь действительно рассердился. Он открыл было рот и уже собирался ответить, но внезапно обнаружил, что губы Янь Чжэнмина слегка подрагивали. Еще немного, и на них бы выступила кровь. Его голос был полон невыразимой боли. Это больше напоминало старые шрамы. С виду Янь Чжэнмин казался сильным, но внутри он был слаб.