— Не то, чтобы я не хотел говорить тебе, сяою, но пока ты должен восстановить свой изначальный дух. Наследие, что я запечатал здесь, имеет свои запреты. Прими его, и никто другой не сможет узнать секрет слушания неба и земли, — улыбнулся мужчина.

Он ненадолго замолчал и горько усмехнулся.

— Включая мертвых.

Однако Чэн Цянь не увидел в его глазах ни обиды, ни сожаления. Он казался таким спокойным, и юноша невольно усомнился, если все в этом мире так стремились постичь Дао и вознестись, почему этому человеку было все равно?

Шан Ваньнянь стоял прямо перед ним, но они казались далекими, как инь и ян.

— Я знаю, что вы ненавидите Управление небесных гаданий. Они подлые и самоуверенные, они извели великое множество людей. Они пали до такой степени, что даже смерти не искупить их грехи. Но все эти годы заклинатели и простой народ жили в мире. Все эти подонки попросту нуждались в Управлении. Но теперь и они, и «кошмарные путники» побеждены. Темные заклинатели и совершенствующиеся Центральных равнин превратятся в стаю драконов без головы. Это начало катастрофы. Трагедии «миллиона безвинно погибших душ». Вот почему я должен спасти Хань Юаня.

Он посмотрел на Чэн Цяня и добавил:

— Я делаю это не ради собственной выгоды, мне ничего не нужно от клана Фуяо.

Настали смутные времена, и в мире вновь объявилась Поглощающая души лампа. Девять мудрецов пали. В живых остался лишь Хань Юань. И пусть демоны Южных окраин не были горстью рассыпанного песка... Но он, возможно, никогда больше не сможет вернуться на гору Фуяо.

— Поглощающая души лампа появилась как раз кстати, — произнес Шан Ваньнянь. — Я не ожидал, что мой смертный час уже близок. Но я пришел сюда не для того, чтобы тебя проверить, я хочу рассказать тебе кое о чем. Не знаю, правда ли это. Есть кое-кто еще, кто знает, что Тун Жу загадал желание проклятому камню. Именно он был тем, кто поспособствовал его падению во мрак. Не считая создателя Управления небесных гаданий, об этом знали только мы четверо.

Глаза Чэн Цяня вспыхнули.

— Нет, это не Бянь Сюй. Если бы он действительно что-то замышлял, уверен, он бы не стал связываться с этими призраками, — сказал Шан Ваньнянь.

Чэн Цянь кивнул. Управление небесных гаданий было довольно большой организацией, кто знает, может, кто-то по неосторожности сболтнул лишнего.

— Это во-первых — торжественно произнес Шан Ваньнянь, протягивая руку, намереваясь вернуть себе божественное сознание, блуждающее по внутреннему дворцу Чэн Цяня. — Но я хочу сказать тебе еще кое-что. Ты в курсе, что стал частью чьего-то хитроумного плана?

Зрачки Чэн Цяня слегка сузились.

— Что?

— Точнее, не ты, а твое тело, созданное из камня сосредоточения души. Прости, но здесь я бессилен, я не могу увидеть, что именно не так, — сказал Шан Ваньнянь. — Разве ты сам ничего не чувствуешь? Твоему уровню совершенствования нет равных в этом мире, ты запросто можешь достичь небывалых высот.  Но я никак не могу понять, кто же был столь могущественен, чтобы проклясть тебя и не оставить ни следа.

Кончики пальцев Чэн Цяня задрожали, в груди, казалось, образовалась глыба льда.

Кто так хорошо разбирался во всем этом? У кого была возможность влезть в его душу?

Шан Ваньнянь посмотрел на него и сказал:

— Похоже, ты уже знаешь ответ.

Чэн Цянь тяжело кивнул и тихо спросил:

— Владыка, что мне сделать, чтобы решить эту проблему?

Шан Ваньнянь вздохнул:

— Я не знаю, что это за проклятие. Боюсь, что ничем не смогу тебе помочь... Но не стоит слишком беспокоиться. Если однажды с тобой что-то случится, цянькунь, что я запечатал в твоем внутреннем дворце, сдержит зло.

— Спасибо, — отозвался Чэн Цянь.

Но Шан Ваньнянь лишь махнул рукой:

— Все давно предрешено, цянькунь должен был оказаться у тебя в руках, поэтому не стоит меня благодарить. Ну, а теперь, мне пора перейти в следующее воплощение.

С этими словами, последняя крупица его божественного сознания рассеялась, будто он, наконец, сбросил с себя тяжелую ношу.

Очнувшись, Чэн Цянь обнаружил себя в павильоне Цинъань. Вдруг, юноша услышал странный голос.

— Изначальный дух этого старшего восстал против хозяина... Думаю, все из-за того, что в последнее время он слишком часто использовал его.

Чэн Цянь молчал.

Он и без того был в не самом лучшем настроении, откуда взялся этот болтливый осел?

Открыв глаза, Чэн Цянь увидел перед собой заклинателя в одеждах ученика горы Белого тигра. Заклинатель прощупал его пульс и, подняв голову, встретился взглядом с его холодными глазами. Несчастный так испугался, что тут же отпустил его руку:

— Старший Цянь уже проснулся?

Но Чэн Цянь все также равнодушно смотрел на него.

Янь Чжэнмин подошел и спокойно отодвинул младшего заклинателя в сторону, заслонив его от убийственного взгляда Чэн Цяня. Даже со спины было видно, что старший брат в бешенстве.

— Не беспокойся о нем, — сквозь зубы процедил Янь Чжэнмин. — Лучше расскажи мне, что будет, если поврежденный начальный дух восстанет против своего хозяина?

Заклинатель в белых одеждах пробормотал:

— Нет, нет, нет, этого не случится. Изначальный дух старшего Чэна чист и крепок. Ему просто нужно немного отдохнуть, он восстановится сам. Главе не стоит об этом беспокоиться.

Выражение лица Янь Чжэнмина слегка смягчилось. И пусть это было не слишком красиво, но он быстро дал гостю понять, что ему уже пора.

— Хорошо, премного благодарен, ты можешь идти. Будь осторожен.

Стоявший в дверях Ли Юнь тут же улыбнулся и сказал:

— Сюда, пожалуйста, следуй за мной, все в порядке... Не бойся, наш глава не кусается.

Глава Янь проводил их взглядом. Его лицо было таким, будто в горах вот-вот разразится ливень.² Затем он медленно повернул голову, готовясь свести с Чэн Цянем счеты.

² 山雨欲来 (shān yǔ yù lái) — надвигается ливень в горах, весь дом пронизан ветром (обр. напряжённая обстановка).

У Чэн Цяня не было настроения гладить его по шерстке, потому он молча уставился на полог кровати.

Такая реакция несколько отличалась от представлений Янь Чжэнмина об «отчаянных муках совести». Он был ошеломлен. Юноша решил на время отложить обвинения и, с минуту поколебавшись, подошел ближе.

— Что-то случилось?

Ни слова не говоря, Чэн Цянь протянул руку и похлопал по одеялу рядом с собой, жестом предлагая сесть, а после закрыл глаза и положил ладонь Янь Чжэнмина себе на грудь.

Чэн Цянь был хладнокровным человеком и редко сходился с другими людьми. Из посторонних, самым близким для него был разве что Тан Чжэнь. В глубине души юноша почти никому не доверял, потому те чувства, что он испытывал к каждому близкому человеку, были искренними. Но теперь он впервые познал горечь предательства.

Руки Янь Чжэнмина были теплее, чем у него, они больше походили на руки живого человека.

Чэн Цянь глубоко вздохнул и тихо произнес:

— Шан Ваньнянь умер, его изначальный дух переродился. Я думаю, он был даже рад уйти, никто не причинял ему вреда.

Янь Чжэнмину об этом уже доложили, глава Янь все знал, но все равно не на шутку удивился:

— А ты откуда знаешь?

— Я видел его, — коротко сказал Чэн Цянь, — он хотел передать мне свое наследие, но мой изначальный дух поврежден, какое-то время это будет для меня непосильной задачей... То, что наговорил тебе этот мальчишка — чушь собачья. Разве я похож на глупца, что обратился к запрещенным техникам и пришел к тому, что его изначальный дух восстал против него?

Янь Чжэнмин промолчал, а затем вдруг одернул руку.

— Вздумал бунтовать?

— Не шуми, — тихо сказал Чэн Цянь. — Старший брат, у меня тяжело на сердце.

Услышав его слова, Янь Чжэнмин даже растерялся. Он много раз видел избитого в драке Чэн Цяня, Чэн Цяня, который не мог смириться с поражением, и Чэн Цяня, который едва терпел самого себя, но он никогда не видел, чтобы он так сильно хмурился и шептал о том, что у него «тяжело на сердце».