— Убедили, — сказал Свердлов, — жизнь торопит, Ленину в Петрограде дольше оставаться нельзя. Подполье в Разливе пока лучшее из того, чем располагаем. Но очень велика ответственность, учтите!
Свердлов постучал кулаком по острой коленке, помолчал, проверил, какое впечатление произвели его слова на собеседника, а тот был спокоен.
— Понимаете, Ленину нужно безопасное и близкое к столице подполье, — опять заговорил Свердлов. — Страна накануне важных событий.
— От Сестрорецка до Петрограда и до Центрального Комитета двадцать восемь верст, — заговорил Зоф, — по-моему, это близко. От охранки до подполья в Новых местах — тысяч тридцать верст, пожалуй, с гаком наберется. Я бы вот так считал версты.
— Буду голосовать за подполье в Разливе, — надеюсь, в Центральном Комитете одобрят арифметику товарища Зофа.
Свердлов тут же набросал план связи Петрограда с подпольем у Емельяновых и спросил Зофа:
— Где тонко? Опасно? Ругайте, не обижусь, лучше сейчас поправить.
— Есть одно обязательное условие, — сказал Зоф и замялся. — Тайна остается тайной, когда меньше людей ее знают.
— Разумно, — похвалил Свердлов, — требуется еще и невидимая охрана.
— Посторожим, — заверил Зоф.
Провожая Зофа в прихожую, Свердлов сказал, что, возможно, в подполье уйдет вместе с Лениным еще кто-нибудь из Центрального Комитета, скорее всего Зиновьев.
12
На дворе емельяновской усадьбы Зоф построил мальчишек в шеренгу, велел рассчитаться на первый, второй. Первые номера получили жестяную коробку с леденцами, вторые — картуз пряников.
— Чужих балуешь, своими пора обзаводиться, — встретил Зофа на крыльце Николай. — В твои годы у нас с Надей была семья, один пешком под стол ходил, другой за подол держался, третий в люльке качался.
— Не мешает и мне заиметь мальчишку, похожего на Кондратия, — сказал задумчиво Зоф.
— Сразу в штанах навыпуск, минуя пеленки, — поддел Николай, но его поразила грусть в глазах Зофа, и он заговорил сердечнее: — За чем дело стало? Королеву сосватаем.
— Ни свата, ни свахи мне не потребуется, нашел бы, что сказать суженой, а жениться повременю, — сказал Зоф, — в моем положении долго ли угодить в тюрьму.
— Примеряйся я на Шпалерную и Александровский централ, остался бы бобылем, — возразил Николай. — Моя Надя тоже не подвержена страхам тюремным, у нас наследников целое отделение. Растут, поверь, не царевы слуги.
Тепло взглянув на сыновей, шумно деливших монпансье и пряники, Николай увел Зофа в дом.
Надежда Кондратьевна догадалась, что Зоф зашел не у самовара посидеть. Чтобы соседи не шмыгали туда и сюда, она налила ведро горячей воды, подоткнула подол юбки и принялась скрести и мыть крыльцо.
— Выставлен караул, — похвалил жену Николай. — Надя умеет без затей отваживать любопытных, полюбуйся, как отгородилась, — он кивнул на подоконник, заставленный цветами.
— На том и я строил у Свердлова защиту подполья в Разливе, — сразу заговорил о деле Зоф.
— Спрячем Ленина надежно. Как Яков Михайлович отнесся?
— Что скрывать, колебался.
— Не доверяет? — насупился Николай.
— Вот уж чего не было в нашей беседе, так это недоверия, — перебил Зоф. — Свердлову известно, что Емельяновы были на плохом счету у полиции. В доверии тебе не отказывают, но в Центральном Комитете думают, прикидывают, более конспиративного подполья еще не требовалось партии. Свердлов за Разлив, тревожит его: мальчишек в доме многовато, а коли присчитать их приятелей…
— Не бобыли с Надей и живем не на острове, — обидчиво сказал Николай. — Неужели в Центральном Комитете не поймут такой житейской истины — большая семья не помеха для подполья. Ребята мои не болтливые, на дню раз-другой на дворе в казаки-разбойники сыграют, «чижика» погоняют, так это снимет малейшее подозрение. Кто же в здравом уме станет устраивать тайную квартиру в таком содоме?
— Те же доводы и я выставлял.
— Колеблются…
— Торопишься, все правильно решат в Центральном Комитете, но не доведись беды, а то твоя и моя голова… — предупредил Зоф.
— И третью присчитай.
— Третью? — удивился Зоф. — Чью?
— Надину, — сказал Николай и с хитринкой посмотрел на Зофа. — Не волнуйся, будут целы наши головы. В моей семье умеют хранить партийные тайны. Два большевика. Надя еще при Клопове вступила.
— А Санька не в счет? — Зоф прищурил глаза, поправился: — Александр Николаевич.
— Вступил? — спросил Николай.
— Будто и не знал, — сказал Зоф и перевел разговор. — Коли с нами согласятся в Петрограде, прикинь, где поместить квартирантов. Рассчитывай, двоих к тебе поставят. И что это ты ремонт затеял не ко времени?
Николай подошел к окну и подозвал Зофа.
— Ремонт с весны затеял, не отменишь, а подполье есть где устроить, — он показал на сарай. — Два этажа.
Зоф взглянул через его плечо. Сарай стоял у самой калитки. Сыщикам и карателям вряд ли придет в голову искать здесь Ленина.
— Подполье на чердаке? — Зоф улыбнулся. — Ну, жди команды!
Прошло два дня, Зоф подстерег Николая в тихом проходе мастерской.
— Встретишь квартирантов в Новой Деревне и на «веселом» поезде привезешь к себе, — сказал Зоф.
— Поздно, ночь, — возразил Николай.
— Так решил Свердлов, — перебил Зоф, — он делает все обдуманно.
На «веселом» поезде возвращались в часть солдаты, офицеры, кутилы-дачники, загулявшие в столице приказчики и мелкие чиновники.
Надежда Кондратьевна подготовила брюки, куртки: придется переодеть Ленина. Она надеялась, что муж поможет ей по росту отобрать одежду: в апреле в Белоострове он встречал Ленина.
— Прикинь, не надо ли укоротить брюки? — спросила Надежда Кондратьевна.
Николай махнул рукой: успеется.
На Приморский вокзал Николай приехал заранее, купил билеты, присмотрелся. В зале ожидания слонялись и спали на лавках солдаты, похоже — без увольнительных, здесь ожидать поезда Ленину опасно — можно угодить в облаву. Выбрался Николай на улицу, побродил по товарному двору. Нашел, как, минуя вокзал, провести Ленина прямо к платформе.
Подозрительных из охранки не приметил Николай на сонном вокзале, а волнение нарастало; только здесь, на привокзальном дворе, он почувствовал ответственность, о которой так настойчиво напоминал Зоф.
К платформе подали «веселый» поезд, началась посадка. Ленина все не было. Николай заволновался — не опоздали бы. Наконец на Новодеревенской набережной, неподалеку от Строгановского моста, он увидел несколько человек.
Хотя Владимир Ильич очень изменился — без усов и бороды, и одежда необычная: недорогое рыжеватое пальто, какие носили финские крестьяне, и темно-серая кепка, — Николай узнал его издали.
Ленин шел с человеком повыше ростом, одетым тоже скромно. Несколько поодаль — двое штатских и матрос. Их обогнала запыхавшаяся женщина, она спешила к ночному поезду.
Кто же из четверых — второй квартирант? Недалеко от вокзала от второй группы отделился человек, прибавил шаг. Николай догадался, что это был Зиновьев. Сопровождающие и матрос пошли несколько медленнее, издали наблюдая за Лениным. Пока ему не угрожала опасность.
Через товарные ворота Николай вывел своих квартирантов прямо к последнему вагону, поезд тронулся. Ленин сел на подножку — так поступали мастеровые, когда хотелось выкурить папиросу.
Поезд набирал скорость, вагон покачивало, пугливо билось о стекло фонаря робкое пламя свечи. Николай выбрал скамью у входа, сел так, что загородил проход. Он видел, как Ленин, надвинув кепку на уши, поеживался от встречного ветра, но позвать не решился: на площадке безопаснее, если появится юнкерский патруль, можно незаметно спрыгнуть. В вагоне на соседней скамье дремал калека-солдат, чуть дальше сидели два пожилых офицера, трезвые, негромко беседовали. У одного на коленях лежала газета.
Миновали Лахту. Никто не сел в последний вагон и на Раздельной. Вряд ли будет посадка в Горской. Когда «веселый» вышел из Тарховки, Николай ободрился: теперь, считай, уже дома.