Теперь можно было поговорить и о главном.

— У вас Таракашкин к замошенским в суму влез, а у нас на меднолитейном такие же таракашкины норовят обобрать плавильщиков. Положенную одежонку и обувку не дали. Жги, рабочий, у печей свои собственные последние портки и рубаху, да еще с поденки по пятаку скинули…

Артельщики хмурились, некоторые отводили глаза. Стало быть, кое у кого есть совесть, скребут кошки на сердце?

— Наши безработные с голоду мрут, а вот озолоти их — не пойдут к заводскому таракашкину. У рабочих есть обычай: кто во время забастовки позарится на чужое место, тому кличка «штрейкбрехер», по-русски — предатель.

Кашевар предупредительно толкнул Тимофея Карповича в бок: атаман!..

Разговор был продолжен вечером. Кашевар, сухонький каталь и еще двое артельщиков пришли в трактир «Белый ландыш», где их за столиком поджидал Тимофей Карпович. Половой принес кипяток и заварку.

— Плавильщиков-то живыми кладут в гроб. Проели все гроши, скопленные на черный день. Товарищи на «Фениксе» по листу собрали, а дальше жить на что? Ведь многие семейные. Управляющий лютует, вот какую бумагу разослал. Слыхали про черный список?

Тимофей Карпович вытащил из кармана письмо:

Мужики молчали. Вдруг кашевар вздохнул:

— Нескладно получилось. Хоть бы баржи пришли. Тогда бы и расчет взять.

— Бросить бы, братки, эту чертову литейку, и баста, — неуверенно предложил сухонький артельщик. — Совестно у голодного кусок хлеба вырывать.

— Атаман не позволит, забыл уговор? Ни копейки в расчет не выдаст…

Тимофей Карпович уже не вмешивался в беседу. Он приобрел верных помощников — своим в артели больше поверят.

В субботу артельщики получили деньги, потушили печи в медеплавильной и ушли. Мастер примчался на берег, где ужинала артель. Атаман валялся под навесом пьяный, орал:

— Это твой Таракашкин принес мне погибель, разорил артель.

— Какой Таракашкин? — удивлялся мастер. — Нет у нас никаких Таракашкиных. Нализался, сволота, до чертиков.

— Есть Таракашкин! — упрямо орал атаман. — И ты Таракашкин…

Мастер кинулся к артельщикам. Те сидели у костра трезвые и мрачные. Никто ему и бранного слова не сказал, но посмотрели так, что он побитым щенком выскочил на набережную.

Если бы не было встречи на лестнице в доме Терениных, Варя, пожалуй, не поверила бы такому рассказу. А сейчас она твердо знала: Тимофей Карпович не прибавил ни слова. Было ему поручено убрать штрейкбрехеров с завода — убрал, выполнил. Господи, как хорошо! И плавильщики вырвали у хозяина прибавку, и отходники, темные, несчастные люди, нашли в себе волю отказаться от хорошего заработка. С этого дня Варе стали ближе опасные дела Тимофея Карповича.

Подошел еще один четверг. Варя отгладила свой любимый голубой жакет и поспешила в Александровский парк.

Около памятника, где обычно поджидал ее Тимофей Карпович, стоял коренастый молодой человек в сатиновой рубашке, подпоясанной шнуром с кистями. Варе он показался знакомым. Не о нем ли рассказывал Тимофей Карпович, упоминая о приметах: прищуренный левый глаз, пухлые мальчишеские губы, светлые волосы, вьющиеся на висках? Молодой человек кого-то ждал. У Вари защемило сердце от предчувствия беды.

Так и есть. Не глядя на нее, он шепнул:

— Тимофей Карпович просил кланяться.

Насвистывая веселенький мотив, молодой человек направился по дорожке к Петропавловской крепости; он шел вперевалку, походкой человека, довольного всем на свете. Варя чуть не крикнула: «Постойте!», но ее испугала таинственность, с которой был передан поклон. Она нерешительно пошла за молодым человеком, ускорила шаг. На мостике, перекинутом через канавку, она догнала его, срывающимся голосом спросила:

— Говорите все. Тимофей болен?

Первый раз назвала вслух Варя Тюменева по имени.

— Я приехал с просьбой от Тимофея Карповича отложить уроки. К несчастью, один «знакомый» чуть не помешал нам встретиться. — Молодой человек понизил голос: — Накануне я крепко поколотил этого стукача и на Полюстровской набережной оставил его ни с чем. А нюх у него собачий, с Большой Охты приволочился к «Стерегущему». Видать, подкараулил. В случайность трудно поверить.

Варя припомнила, что действительно неподалеку от памятника кружил человек — чистый скелет, костюм висел на нем мешком, локти были запачканы мелом. Опасаясь, что за ними следят, она настороженно оглянулась: «сторож» исчез. В аллее лишь старая няня катила детскую коляску. Варя и ее спутник быстро вышли на берег. За Кронверкским проливом мрачно краснела крепостная стена. По деревянному мосту, тяжко поскрипывая, проехала тюремная карета.

— Новенького на жительство повезли, — угрюмо сказал молодой человек.

Карета напомнила Варе об опасности, которая подстерегала Тимофея Карповича на каждом шагу.

— Что же все-таки с Тимофеем?

— Неприятный казус. Я успел уйти, а его задержали.

— Запрячут в крепость?

— Тимофей в «Крестах». Вы особенно не тревожьтесь, прямых улик нет. В участке он показания дал такие, что политическую статью не привяжешь. Помытарят и отпустят. Жаль, что не разрешают передачу, на тюремных харчах ему долго не продержаться, желудок у него больной. В мастерской мы на первое время собрали пятнадцать рублей. Через уголовника можно передать продукты. Только нам, мастеровым, нельзя и носа показать туда. А хозяйка квартиры, где Тимофей живет, сама под надзором.

— А если… — Варя смутилась: удобно ли ей вмешаться?

— Вам-то, пожалуй, в аккурат. Одежда господская, и бог красотой не обидел. Вполне богатая благотворительница.

— Смогу? — Варя смотрела умоляюще.

— А что ж? Главное — не робеть и барства побольше.

Если Ловягин однажды так ловко выдал ее за неведомую княжну, то, коли нужно, и она сумеет разыграть роль богатой филантропки. Но тут же Варя подумала о другом. Неизвестно, сколько Тимофей просидит. Вдруг вышлют? Прежде всего надо узнать, как зовут человека, с которым она сейчас беседует. Он почему-то смутился, отвел глаза, назвался Дмитрием.

Варя попросила Дмитрия вернуть рабочим деньги.

— Сам не сделаю и вам не советую. Надо уметь и в пятаках видеть рабочую спайку.

Настаивать она не посмела. Дмитрий объяснил, как в толпе посетителей отыскать жену уголовника.

— Тетка жалостливая, чего не скажешь про ее муженька. Тот и в тюрьме ухитряется зашибить деньгу. Продувная бестия, но слово свое держит.

Продукты — масло, сахар, колбасу, сухари — Варя купила с вечера в лучших магазинах Петроградской стороны. Утром все уложила в корзинку, вышла, наняла извозчика.

У клиники Вилье она рассчиталась с кучером. День выдался теплый, на улице было много прохожих, но Варя стеснялась спросить, где находится тюрьма. «Кресты», конечно, не похожи на обычные жилые дома, и она найдет их без посторонней помощи.

Невдалеке от Финляндского вокзала начиналась мрачная каменная ограда. Как Варя ни запрокидывала голову, она видела лишь кирпичный карниз да небо в лоскутных облачках. Тогда она перешла на противоположную сторону улицы и разглядела верхние этажи тюремных корпусов с мелкими зарешеченными окошками. За одним из них томился Тимофей Карпович. А вот за которым? Этого она не знала.

В ограде не было калитки, а ворота заперты. Варя постучала, никто не отозвался. Она вспомнила: Дмитрий предупреждал, что вход в тюрьму с набережной.

На Неве разгружали баржи. Берег был завален песком и тесаным камнем. У причалов на чахлой траве лежали грузчики, закрыв лица выгоревшими кепками и картузами. У каждого на подошвах сапог или опорок мелом была написана одна и та же цифра «60».