Цокнув, я нехотя застегнула сапожки. Поднялась, и в ту же секунду меня увлекло золотое сияние. Я и пискнуть не успела, как под ногами вновь оказалась земная твердь, а в лицо ударил холодный ветер.

– Что за шутки? – возмутилась, оглядываясь. – Тут же снег круго… это что?.. Совы?

Задрав голову, я смотрела, как огроменному замку на утёсе живой тучей неслась стая сов. Маленькие, большие, белоснежные и тёмные, будто уголь. Каждая несла в лапах вверенный свёрток, конверт или свиток.

– Совиная почта… это… что? Совиная почта? – обернулась я к аспиранту, не в силах два слова связать.

Бранов кивнул, с улыбкой щурясь от ветра, но я холода уже и не чуяла.

Прижав ладони ко рту, завизжала от восторга, завидев на пустыре у опушки Запретного леса раскидистую иву. Она одна стояла без снежной шапки и то и дело нервно, против естественного тока ветра шевелила ветвями.

– Да чтоб мне на месте провалиться! – юлой крутанулась я к Бранову. – Ян, спасибо! Спасибо огромное! Это же моя любимая…

И вновь дара речи лишилась, глядя как совы, скинув ношу, вылетели из-под крыши Большого зала. Покружили над замком и скрылись из виду, наверняка устремившись в совятню.

– Сколько восторга, – беззлобно проворчал аспирант, засунув руки в карманы. – Я и подумать не мог. Ты только не кричи так громко. Иначе нас заметят и выпнут раньше времени.

С великим трудом, но я подавила очередной бешеный писк. Хотелось хоть ещё мгновение у замка постоять.

– А дальше нельзя? – указала я на вибрирующую прозрачную стену метрах в десяти.

– Нет. Там кончается закулисье, и начинается сюжет. Это и есть брешь. В ней путь в Материю.

– А-а-га… в Геракле так же было.

Ян усмехнулся.

– Удивлён, что ты помнишь.

– У меня хорошая память, – ни с того ни с сего кокетливо сощурилась я, развернувшись к аспиранту. – Правда, не на то, что нужно… Слушай, спасибо! – вновь с благодарностью уставилась я на аспиранта. – Честное слово, побывать в «поттериане»*… да у меня словно день рождения и мне снова тринадцать!

* речь о серии книг Дж. Роулинг «Гарри Поттер»

– А тебе разве больше? – нарочито вскинул брови Ян. – Надо же…

– Ах, вот так, значит? – подбоченившись, шагнула я аспиранту навстречу. Кажется, от восторга я на любые безумства готова была пойти. – За попытку паясничества, приговариваю вас, Ян Викторыч к пыткам! Раз, два…

И с размаху налетела на аспиранта. Крепко стиснула в объятиях и закачалась вместе с ним из стороны в сторону, неустанно треща слова благодарности.

Как ни странно, Бранище сперва напрягся, но затем вдруг его руки легли мне на плечи. Стиснули, дружески потрепали.

– Спасибо, – глухо проговорила я в сотый раз, пытаясь отдышаться. – Это и правда чудо какое-то. Ты волшебник!

– Да ладно, – так же глухо вторил Ян, уткнувшись носом мне в макушку, – пустяки. Я рад, что тебе понравился сюрприз, Мика.

Не было ни холодно, ни жарко. Только колючие мурашки радости разбегались по телу, усиленные горьковатым запахом Брановского парфюма.

Его руки спустились ниже, под лопатки. Обхватили крепче. Я неловко отстранилась, но объятий не разжала. Ян тоже не спешил меня отпускать. Смотрел и улыбался. Улыбался кривовато, но искренне. Уголки глаз, то и дело добродушно растягиваясь, с потрохами выдавали неподдельную радость и что-то ещё.

Веселье? Облегчение?

Нет, это нечто иное. Бесконечно тёплое, даже горячее. Яркое, как пламя. Отражающееся в глазах и... Какой же он всё-таки красивый этот аспирантище. Невероятный.

– Надо же… – привстала я на мыски, и Бранище на миг прижал меня к себе крепче. – У тебя с глазами какая-то невероятная штука творится.

Радужка и впрямь то стремительно темнела, то пояснялась, будто гладь воды, на которую капнули краски. Нефтяные разводы, тепло-медовые, карие Брановские…

– О чём ты? Что там? – приподнял брови Ян, но не отстранился.

– Не знаю, я…

И тут раздался шёпот. Едва слышный. Пугающе-шелестящий, а значит, ошибки быть не могло.

Я хлебнула ветра и едва не задохнулась.

– Ян, я слышу! Слышу Хаос! Я не бревно!

– Что?!

– Тихо!

Я выкрутилась из объятий и отбежала на пару шагов. Замерла. Ни черта не разобрать! Шёпот совсем слабый, не чета тому, что одолевал меня в «Императоре». Но главное, он был и даже не думал исчезать!

Я попыталась мысленно ухватиться за невидимую нить и принялась бродить по заснеженной земле. В попытках отыскать «сигнал» почётче, проваливалась порой по самые коленки! Полные ботинки снега набрала, но меня такие пустяки мало волновали.

– Откликнулся? – Бранов стоял на месте, словно статуя. – Неужели получилось… Спроси! Спроси что-нибудь! Он должен быть здесь миролюбивым…

– Погоди ты! – шикнула я, морщась. – Тише! Я едва что-то слышу.

Аспирант замолк, взволнованно следя за мной издали, а я всё бродила и бродила в поисках волны. Мне, как тому плохому танцору, мешало всё! Даже стук собственного сердца.

Я ушла уже далеко и продрогла насмерть, когда Бранов окликнул, размахивая руками. Слишком близко подошла к бреши.

Разочарованно поглядев на вибрирующую стену, я зло сплюнула. Голос теперь едва ли пробивался. Даже звуки, и те вычленить невозможно.

– Ну и фиг с тобой, – развернулась и бойко зашагала обратно по своим же вытоптанным следам. – Не хочешь разговаривать, умолять не стану.

Будто взволновавшись, голос усилился. И по мере приближения к аспиранту, гул в голове рос и ширился.

«Нужна»… − шелестело явственно. Затем шум ветра о ледяную крупу наста и вновь: «нуж-на», «нужна».

Страх обдал кипятком желудок, и я сбавила шаг. Ветер поднялся нешуточный, и пусть это лишь выдуманный мир, обморожение здесь получить можно совсем реальное.

«Нужна, нужна», – словно плёнку заело, но звучало всё понятнее, будто мои навыки Слышащего адаптировались. Раскрывались во всей красе.

– Что он говорит? – Ян сам преодолел оставшееся меж нами расстояние. – Мика, не молчи! Что ты слышишь?

Но губы у меня онемели. Невидящим взглядом я уставилась на аспиранта. Осознание медленно заполняло нутро, но разум верить в происходящее категорически отказывался. Я подняла руку и под недоуменным взглядом тёмных как ночь глаз положила ладонь Бранову на грудь.

Нужна мне…

Сердце явственно билось под ладонью.

– Я слышу…

Ты нужна мне…

– Я слышу… – вновь захлебнулась от ветра я, а рот Яна так и приоткрылся в беззвучном: «Что?».

Ты нужна мне, Ми-ка. Ты мне…

– Это ты, Ян. Я слышу… тебя.

Я подняла глаза, и Бранов с заполонившими радужку зрачками схватил меня под руку и ослепил золотым сиянием.

***

– Ян, вы уже несколько часов здесь, поэтому я решила принести…

Роза осеклась, так и встав на пороге. Я же чувствовала, как каждую мышцу сводит от страха. Страха животного, дикого. Обуздать его не вышло бы и у лучшего укротителя. Обычного укротителя. Укротителя диких зверей.

– Мика, – осторожно протянул Бранов руку, и я невольно отступила.

Попросту контролировать своё тело была не в силах.

– Это был ты… Это тебя я слышала там!

Слышала в недавнем сне, слышала во сне в аудитории в день, когда Бранище впаял мне допзадание... Я слышала его. Слышала всегда!

– Мика…

– Не подходи! – выставила я перед собой обе безбожно дрожащие руки. – Ты… не человек! Ты…

– Oh mein Gott!** – поднос из рук Розы с грохотом полетел на пол. Аккуратно уложенные бутерброды разлетелись в разные стороны. – Он проснулся…

– Кто проснулся? – сглотнув, как во сне повернул голову Ян. – О чём ты?

– Тёмное начало, – в глазах Розы стояли слёзы. – Она так и писала… Твоя мать. Говорила, что однажды он проснётся в тебе! Oh mein Gott, что же теперь будет? Oh mein… – женщина в муках обхватила голову руками, и плечи её затряслись от рыданий.