Рассчитавшись, Гадер первым делом отправился на рынок. В мисрийской одежде, в черном, ровно подрезанном парике, он стал ничем не отличим от местных жителей. Конечно, на римских солдат можно было наткнуться и в Афинах, но там, с легкой руки консулов, царило особое свободомыслие. Здесь же стоило быть начеку - ненужное слово, улыбка ни к месту могли мигом обернуться против своего владельца.

Следовало найти брата - и определиться с ночлегом. Гадер колебался недолго - по его расчетам, атланты уже наверняка высадились. Вряд ли они ждут гостей в гавани, так что с поисками можно повременить.

Посему он свернул к Воротам Солнца. Архонт прошел мимо огромного здания Мусейона, обогнул Эмпорион и свернул налево, туда, где грозно возвышался храм Посейдона, когда сзади послышался шум. Несколько мисрийцев, шедших по дороге впереди, остановились и отошли в сторону. Это смутило Гадера; он невольно последовал их примеру и обернулся, чтобы поглядеть, в чем дело.

Несколько велитов, бранясь, тащили молодого мужчину с оголенной головой. Человек явно был без сознания; его голова моталась, словно была привязана к телу тонкой ниточкой, а красные одежды измарались в дорожной пыли.

Один из римских солдат подталкивал в спину черноволосую заплаканную девушку. Руки её были крепко стянуты тонкой веревкой. Черты пленницы показались архонту знакомыми. Он несколько мгновений вглядывался в них, прежде чем с ужасом узнал Эврифею.

***

Эвмел взял наудачу несколько папирусов с полки, развернул. Непонятные значки покрывали листы сверху донизу.

Может быть, в этой комнате есть тайник? Пламя горящих фитилей бросало причудливые отсветы под ноги атланта. Один из светильников показался Эвмелу больше других. Он забрался на стол и снял его.

Ничего необычного: гладкая железная чаша с выгнутой ручкой. Стена за ней ровная, зацепиться не за что. Царь повесил светильник на место и задумался.

На том свитке, помнится, было три красных черты. Может быть, поискать на третьей полке? Но откуда считать? От дверей?

Атлант потер лоб. Было глупо думать, что знания сами прыгнут к нему в руки. Ясно ведь, что они надежно спрятаны - так, чтобы никто чужой не смог посягнуть на них. Но где? Время почти на исходе; следовало поторопиться.

Он по очереди проверил третью полку на каждой из стен. Удача улыбнулась ему не сразу - лист со знакомым греческим начертанием оказался в самом конце.

Эвмел углубился в чтение. Документ рассказывал об истории Афин - начиная от зарождения и заканчивая нынешним временем. Ничего необычного: город-государство рос, возвеличивался, вступал в войны, порождал мудрецов, покорял соседей, чтобы затем вступить в очередной период упадка. Владетель уже собирался бросить это бесполезное занятие, как вдруг его взгляд зацепился за строки:

«Через море это в те времена возможно было переправиться, ибо еще существовал остров, лежавший перед тем проливом, который называется на вашем языке Геракловыми столпами. На этом-то острове, именовавшемся Атлантидой, возникло удивительное по величине и могуществу царство, чья власть простиралась на весь остров, на многие другие острова и на часть материка..."*

Сердце Эвмела забилось так сильно, что он не сразу смог выдохнуть. Сомнений быть не могло: в документе писалось о его погибшей родине.

Атлант глубоко вздохнул и заставил себя продолжить читать.

«И вот эта вся сплоченная мощь была брошена на то, чтобы одним ударом ввергнуть в рабство и ваши и наши земли, и все вообще страны по эту сторону пролива. Именно тогда Афины явили всему миру блистательное доказательство своей доблести и силы: всех превосходя твердостью духа и опытностью в военном деле, государство сначала встало во главе эллинов, но из-за измены союзников оказалось предоставлено самому себе, в одиночестве встретившись с крайними опасностями и все же одолело завоевателей и воздвигло победные трофеи"*.

Выходит, Местор и остальные погибли. При этом известии Эвмелу стало горько. Он надеялся, что несмотря на беду, низвергнувшую Атлантиду в пучину вод, прославленное войско атлантов выжило и сумело захватить Афинский акрополь. Теперь же его надеждам пришел конец. Значит, из всего рода остались только трое: он, Тартес и Эврифея.

Царь взглянул на свиток. Тот был датирован сто третьими Олимпийскими играми - более девяноста Олимпиад назад *.

Эвмел был потрясен. Он лихорадочно схватил лист и принялся искать.

«Я расскажу то, что слышал, как древнее сказание из уст человека, который сам был далеко не молод».

«Когда же он стал расспрашивать о древних временах самых сведущих среди жрецов, ему пришлось убедиться, что ни сам он, ни вообще кто-либо из эллинов почти ничего об этих предметах не знает».

Наконец владетель наткнулся на описание самого острова и его появления.

Согласно ему, Атлантида возникла девять тысяч лет назад.

Эвмел не поверил глазам. Провел пальцам по буквам, словно желая стереть их.

Девять тысяч лет назад.

Как... как это возможно? Конечно, он подозревал, что Орес помог им отправиться в завтрашний день. Об этом говорило все: и то, как сильно изменились Афины, и новые, неизведанные раньше наречия, и странные одежды, и чужие народы, и самое главное - карты на корабле Анаксагораса. Но Эвмел предполагал, что они очутились не больше чем на пару сотен лет впереди от момента гибели острова.

Девять тысяч лет!

Теперь понятно, почему афиняне так странно смотрели на них при любых расспросах об Атлантиде. Для них это давно минувшее прошлое, настолько давно, что они уже похоронили его в своих свитках и забыли о покойном в своем невинном благоденствии.

Девять тысяч лет.

Впервые за все годы осознанной жизни ему захотелось заплакать. Все погибло и ничто не сможет воскресить мертвых. Ничто и никто. Да и как воскрешать то, что рассыпалось в прах? Атлантиды нет, словно никогда и не было. И теперь они одни. Совсем одни. Даже если у брата с женой народятся дети, им придется заключать союз с чужаками, а значит, кровь атлантов будет разбавляться до тех пор, пока не исчезнет совсем.