Тысяча двести обновленных триер, покачиваясь на волнах, заполнили собой все три внешние гавани. Свежие сосновые мачты, казалось, уткнулись острыми носами прямо в облака; строгие палубы сверкали цепями становых якорей, и бледно-голубые паруса были слегка приспущены за ненадобностью. Рано взошедшее солнце танцевало на кольчугах и медных поясах ратников так, что блеск металлических лат резал глаза.

Ближайшая пристань переполнилась бирюзой и зеленью: горожане пришли проводить мужей, сыновей и братьев на войну. Нигде не было видно хмурых лиц, не слышалось прощальных рыданий; напротив, все улыбались и что-то кричали смельчакам, уже погрузившимся на корабль. Сбор вышел удачный: каждый участок равнинной земли был обязан поставить одного воина, а таких участков насчитывалось несколько десятков тысяч; кроме того, государство щедро платило наемникам, спускавшимся с северных гор. Помимо них, десять тысяч квадриг погрузили на триеры загодя; их устройство было настолько хитроумным, что позволяло перевозить колесницы в сложенном виде. Приученных сызмальства к морской качке и темноте приземистых лошадок завели в нижние конюшни еще до зари, и теперь животные изредка напоминали о себе тихим ржанием.

Лучники, пращники, гоплиты, камнеметатели и малые ратники также спустились в каюты. Их убранство не отличалось особой красотой, поэтому на палубах остались только корабельщики, копейщики и воины-предводители. Тут было на что посмотреть: тораксы из аврихалька, покрытые удивительными рельефными орнаментами; зомы из полос с медными бляхами; кожаные поножи, скрепленные тонкими, бронзовыми ремешками на икрах. Копейщики, как полагалось, вооружились легкими копьями, короткими на первый взгляд, но в бою способными удлиняться в два с половиной раза за счет конструкции, выдуманной лучшими мастерами острова; мечники держали у бедер мечи, чей блеск походил на сияние шпилей святилища Клейто. Проворные крепкие щиты с переливающимися ободьями были подняты на одну и ту же высоту. Воины стояли неподвижно и безмолвно, как предписывалось уставом, не обращая внимания на ликующих внизу людей.

Берег ничем не был похож на вчерашнее сборище выкрикивающих свои призывы продавцов и рьяно торгующихся местных покупателей. Все рынки были закрыты, и приезжие загорные народы попрятались по лачугам, еще по прибытии сколоченным на скорую руку. Уродливые бараки серыми пятнами окружали яркую толпу, портя общее впечатление праздника.

Эвмел недовольно поморщился: давно пора было снести эти неказистые хибары, выглядевшие грязным подтеком на цветастом платье страны, и выстроить на их месте что-нибудь более приличествующее. Правда, проблем потом не оберешься: их обитатели с яростью цеплялись за любую собственность, отстаивая её, как родную мать, и неважно, что им предлагали взамен. Мысль мелькнула, и владыка тут же забыл о ней: радостный люд приветственно взревел, увидев высокую золотую колесницу.

Правитель благосклонно улыбался и кивал головой, пока квадрига спускалась с небольшого холмистого возвышения к причалу. Атланты - вольный народ, и их любезность трудно заслужить золотыми монетами, разбрасываемыми по сторонам, как, например, в завоеванном недавно Пирее. Поэтому баталия придется как нельзя кстати: очередная победа укрепит его ослабевшие позиции.

Эвмел с явным удовольствием лицезрел раскинувшуюся перед ним картину, похожую на празднество в честь Посейдона. Да, война здесь была в потеху: она сулила прибыль, славу и возвышение, ибо непобедимое войско за всю свою историю не проиграло ни одного сражения, и верно, с поля брани почти все вернутся живыми. А за погибших семьи получали такое возмещение, что братья дрались между собой за право попасть в военную гимнасию.

Тем временем в человеческом море мелькнул белый хитон.