Подняв царский рог к губам, он трижды дунул в него что есть мочи. Тревожный звук раскатился по лагерю, поднимая тех, кто еще мог встать к оружию. Атланты, заслышав его, встрепенулись.

- Братья! За мной! - закричал он изо всех сил, выбегая из становища. Боевой жеребец Местора был все еще тут - крепко привязанный к хитро прикрученным кольям, он бешено брыкался, стараясь сбросить с себя узду. Адонис одним рывком вскочил на коня, срубив привязь топором, и понесся прямо на врага. Гордо поднятый золотой шлем заметили не только атланты - афиняне сразу окружили военачальника, не давая ему пробить брешь в их кольце.

Копьеносцы, услышав призыв рога, хватали свое грозное оружие, гоплиты вовсю размахивали мечами. Даже наемники, и те рубились насмерть - красные зарницы за холмами, там, где находился весь флот, ясно показывали, что их ждет впереди.

Везде, где мелькал золотой шлем правителя, в людей, уже павших духом, вселялись из ниоткуда силы, и они вновь брались за оружие. Никто даже не раздумывал, отчего архонт Местор прибавил в росте и ширине - всех ослепляла надежда. Черный жеребец топтал горящие полотнища рушащихся шатров, скача во весь опор.

Но новые и новые волны афинян мешали выбраться атлантам из пылающей западни. Дым ел глаза и не давал вдохнуть полной грудью. В чаду свои били своих, не имея возможности разглядеть толком противника. Взбесившиеся и ржущие животные топтали копытами и греков, и атлантов.

Огонь продолжал сжимать лагерь тугим обручем. Коварный враг постепенно утрачивал превосходство.

Бойня продолжалась уже более получаса, а победитель так еще и не определился. Чужаки, пришедшие на греческую землю, не собирались умирать так просто. Многие пытались вырваться на холмы, в бешенстве и страхе круша неприятеля десятками.

Адонис с размаху снес наполовину голову нападавшему. Рассек топором плечо другому, ударил по брюху третьему. Его руки обагрились кровью, а кольчуга запачкалась чужими мозгами, когда он неудачно раскроил вражеский череп. Но опустевшие места заполнялись новыми греками, а помощи ждать было неоткуда.

Атланты начали сдавать позиции. Растерянность и беспорядок, вызванные внезапной атакой и придушенные звуками рога, прорывались с новой силой.

Рьяно наседавший на Адониса противник свалился мешком. Из-за его спины возник Линос - афинянин, продавший свою родину за любовь.

- Ты? - удивлению воина не было предела. Он-то полагал, что именно тот и заманил их в ловушку. Но расспрашивать было некогда - Линос молча кивнул, и помог ему расчистить дорогу от бывших сородичей.

«Мы еще поборемся», - мрачно подумал Адонис, скача вокруг горящих шатров. Жеребец брыкался под ним, и он внезапно почувствовал усталость. Издалека были видны верхушки факелов, в которые превратились могучие корабли.

Военачальник взглянул на них, и ненависть к грекам утопила слабость в его сердце. Он перехватил топор покрепче и ринулся в атаку.

...Спустя два часа место становища атлантов обернулось адом.

Трупы, наваленные один на другой, под ногами сражающихся воинов и разбежавшихся лошадей, превратились в кровавое месиво. Пламя перекинулось на подсохшую за знойный день траву и дочерна выжгло землю в ложбине. Запах горелого мяса, крови смешался с дымом сожженного дотла лагеря. Искореженные тела, вывернутые конечности, вспоротые животы с кишками, вывалянными в грязи и чужой крови, кости, нелепыми осколками торчащие из мертвецов, казались страшным человеческим болотом.

Потери были огромны.

Погибли почти все союзные отряды греческого войска. От самой хваленной афинской силы остались одни воспоминания - выжил в основном только арьергард, находившийся преимущественно на возвышенностях и потому не принимавший непосредственного участия в сражении. Атланты, которым нечего было терять, бились насмерть, и на каждого погибшего чужеземца приходилось с пять-шесть греческих воинов.

Непобедимого флота Атлантиды тоже больше не существовало. Вся тысяча с лишним кораблей горела ярким трескучим пламенем, освещая прибрежную полосу, усеянную погибшими из числа караульной сотни.

Несколько старейшин из афинского ареопага смотрели на мертвую долину, над которой курился дым.

- Надо добить раненых, - вяло сказал один.

- Ты еще предложи обобрать их пояса, - сплюнул под ноги другой. - Сжечь это проклятое место, и дело с концом.

- Мы сожгли там все, что можно, - набычился первый. - Как прикажешь поджигать трупы?

- Он дело говорит, - вмешался третий. - Надо прислать сюда рабов - пусть заложат больше сухих дров. Иначе на падаль сбегутся хищные твари. Нам это ни к чему - рядом-то с городом.

Афиняне постояли немного. Остатки великолепного войска тем временем строились в небольшие отряды.

Узенький серп месяца окончательно спрятался за набежавшие тучи: все произошедшее внизу ему явно было не по нутру.

До рассвета оставалось несколько часов.

В это самое время, далеко за морем, на прекрасном острове, осыпанном благостью богов, в нутре святилища Клейто, тихо шевельнулась серебряная стрелка.

Темная половина Ореса очнулась, пробужденная смертью от долгого сна.

Эвмел отложил остро отточенный стиль.

Птица принесла добрые вести - архонт Местор в коротком письме извещал о благополучной высадке на берег материка, а также о предателе с афинской стороны и собственных соображениях относительно него. По мыслям Местора выходило, что так или иначе акрополь будет захвачен не сегодня-завтра.

Именно это привело Эвмела в состояние задумчивого благодушия.

В своем ответе главе войска царь посоветовал брату быть осторожнее и не торопиться с Линосом. «Возможно, - писал атлант, - это всего лишь удачно подстроенная ловушка греков. Направьте для начала небольшой отряд, и если все пройдет гладко, можно решиться на взятие акрополя». Он добавил еще несколько указаний. Конечно, совет достаточно разумен и продумает все на сто шагов вперед, но правитель должен предусмотреть каждую мелочь.