Вернувшись в состояние прежней убежденности, правитель вернул на место обсидиановое покрытие, мягко защелкнул замки и поставил ларец в укрытие. Пара тончайших касаний, и тайник скрылся с посторонних глаз.

Крупными, решительными шагами Эвмел направился к выходу. Солнце уже давно уронило тяжелое тело по правую сторону гор, аромат благородного лавра и благоухание местных цветов пресытили последние сумерки. Сад при помещениях храма наполнился стрекотом ночных насекомых.

Эвмел не заметил, как из-под сени высокой колонны с изображением Клейто выскользнула осторожная тень.

Тридцатью годами ранее

Светало. Задержавшаяся осень наконец вспомнила о своем долге и за ночь затянула вчерашние лужи тоненьким белесым ледком. Желтые листья, упрямо заметенные старательным дворником в высокие кучи, осторожничая, потихоньку разбредались по сторонам. Некоторые из них намокли и теперь, будучи пришпиленными грязью к подмерзшему асфальту, не могли сдвинуться с места.

Утреннее небо, проткнутое рассветными звездами, хмурилось и изо всех сил старалось порозоветь. Серые ранние сумерки лениво отползали вглубь улиц, давая пройти невыспавшимся, уставшим людям по скользкому тротуару, из ям которого торчали пожухлые травинки, покрывшиеся первым инеем.

Сверху на это унылую, промозглую картину взирал ипсилотери Ираг, смотритель Восьмого круга. Все четыре его пятиметровых крыла были сложены в тяжелый, тянущийся по белоснежному полу шлейф. Лазоревое одеяние с золотыми растительными узорами покрывало тощее, птичье тело с тонкими, кривоватыми, длинными лапами.

От длительного наблюдения за эдаким непотребством Ирагу сделалось тошно, и он перевел взгляд на радужные, яркие пейзажи, раскинувшиеся сразу за прозрачной стеной, отгораживавшей чертоги блюстителя от внешнего мира.

К нынешней цивилизации ипсилотери относился более чем равнодушно. Изредка в нем просыпалось отдаленное подобие брезгливости - того ощущения, которое испытывает богатей, обнаруживший в изысканном блюде трупик жирной, помойной мухи. Он не понимал, почему Создатель так рьяно покровительствует этой копошащейся в собственных объедках черни - ненавидящей, убивающей, крадущей. Необходимость пропускать души смертных наверх вызывала неприятный, стойкий, как аромат сточной канавы, трепет.

Большего Ираг себе не позволял. Хладнокровие пронзало все нити его духа: всякое хитросплетение было унизано бусинами бесчувственности, каждый узелок был пропитан разумом и рационализмом.

Сейчас высший смотрел на копошение внизу именно с этой целью: пробудить в себе отголоски желания раздавить ползающий людской муравейник. И ему это почти удалось.

Когда Создатель призывал Ирага в свои покои, страсть служить и следовать каждому слову охватывала Крылатого. Но Создатель давно не являл им своих чудес, и некому было осадить волну холодной горечи, уже много лет охватывавшей светлый дух. И тот решил, что пора Небесам самим спуститься на землю.

Власть, имевшаяся у смотрителя, была велика. И многие, многие начали поддерживать Ирага в пока еще аккуратных и скромных предположениях. Не минуло и тысячелетия, как Райские кущи заволновались, словно гигантское, огромное море отошло от берега, внезапно обнажая дно, покрытое водорослями. А облеченный саном выбирал время и готовился, доверяя только самым близким и преданным сподвижникам, полностью разделявшим рассуждения хозяина.

Наблюдая за непонятно как эволюционировавшими существами, покровитель обители как раз ожидал одного из своих служителей.

Легкий хрустальный звон возвестил о появлении Иерема. Укороченные, с желтоватыми перьями на концах, крылья внесли посланника в окутанные ярко-снежным светом палаты.

Смотритель кивком поприветствовал его. Прибывший склонился в низком поклоне:

- Я слушаю внимательно, святейший.

- Пора переходить к делам насущным, Иерем. Ты еще присматриваешь за тем... ммм... человеком, который был поручен тебе?

- Разумеется, ваше святейшество. Я продлил его жизнь на пару веков, выжидая указаний. И он по-прежнему связан со мной обещанием.

- Великолепно, Иерем. Ты, как всегда, радуешь меня своей наблюдательностью и находчивостью.

Крылатый согнулся напополам, опустив голову, и замер в таком положении. Ираг задумался.

- Нам угодно, чтобы он вновь взял в свои руки оружие смерти, - после недолгого молчания сказал ипсилотери.

- Как прикажете поступить с серпом? - спросил, выпрямляясь, приспешник.

- Его следует подбросить другому человеческому отродью, но так, чтобы тот обязательно его обнаружил. Это всецело в твоей воле, Иерем. - Высший недовольно повел худым, костлявым плечом, затянутым в небесно-голубое.

- Кого изволите выбрать на этот случай? - почтительно изогнувшись, вопросил Крылатый.

Ираг посмотрел вниз. Он еще несколько лет назад отобрал из безликой шевелящейся массы троих человечков. Необходимо было определить, кто из них станет троянским конем в лагере врага. У всех кандидатов были подходящие имена и идеальное расположение планет в момент рождения. Чтобы носить артефакт всадника, обычному смертному требовались немалые астральные силы. Как жаль, что сами Крылатые не могли даже прикоснуться к серпу.

Крючковатым пальцем маленькой ручонки смотритель подозвал служителя к себе и ткнул им под ноги, в овальное, большое окно в перламутровой оправе, предварительно проведя над ним ладонью. Прорезь показала со вкусом обставленную квартиру, на отделку которой явно были потрачены серьезные деньги.

- Раб Никита, - сморщившись, произнес он. И отвернулся, не желая больше глядеть на зрелище, вызывавшее слабый оттенок неудовольствия.

Двадцатилетний юноша, в модной мятой рубашке, закинув лодыжки на спинку дивана, с азартом рубился в Сегу и даже не подозревал, что где-то очень далеко в эту секунду одной фразой на его судьбе поставили четкий, правильный росчерк.

- Что обещать в награду? - Иерем уже пятился.

- На твое усмотрение, - махнул Ираг и безразлично вернулся к стеклянной плоскости, погружаясь в лицезрение совершенных райских садов.

Крылатый встопорщил блеклое оперение, взмахнул немного несимметричными рудиментами и исчез из покоев ипсилотери.