Теперь самое время навестить святилище Матери.

Тонкие веточки можжевельника рядом с колоннадой Клейто слегка пожелтели от начавших холодать вечеров. Липы оделись в лимонный наряд; листья яблонь еще зеленели, но кое-где уже окрасились в темный багрянец. Долговязые буки тянулись своими кронами к солнцу, бросая длинные тени на мелкий гравий.

Опавшая листва сухо хрустела под ногами и мешала размышлять.

События, о которых писал Местор, должны были повлиять на Равновесие. Эвмел надеялся, что стрелка вернется на положенное место или чуть сдвинется назад. О том, что он будет делать, если серебряная игла пройдет еще хоть деление вперед, думать не хотелось.

Высокий вяз у входа постарался на славу, сбросив с себя добрую четверть листвы. Легкие сандалии мгновенно утонули в охапке листьев. Владыка несколько мгновений созерцал эту картину в безмолвии, затем рассердился.

- Нужно сказать главному слуге, чтобы урезал садовнику жалованье, - пробурчал недовольно он. - Это никуда не годится.

Вынырнув из желтых перин, атлант шагнул внутрь.

Здесь все было по-прежнему. Потолок из слоновой кости, золотые акротерии, пальметты из серебра, столпы и стены из аврихалька. Полукруглая комната посередине храма.

Привычными движениями владетель открыл тайник, молясь всем сердцем Посейдону и Матери, чтобы стрелка Ореса оказалась на месте.

С трепетом откинул крышку.

Игла подрагивала на четырех часах.

Эвмел отпрянул, как ужаленный.

Этого не может быть, не может быть, как заведенный повторял он мысленно. Почему так? Где же допущен просчет?

Неужели ему не следовало затевать войну?

Или, что еще хуже, она заведомо проиграна?

О боги, боги! Как же трудно порой толковать ваши слова!

Он глубоко вдохнул и заставил себя успокоиться. Требовалось немедленно что-то предпринять, но пока разум в таком волнении, не стоило даже двигаться.

Когда дыхание выровнялось, царь заметил, что значки под обсидианом изменились. Он приподнял пластинку, чтобы прочесть их поближе.

«Бежать надобно от настоящего врага».

Час от часу не легче. Афины, выходит - ложный враг? Кто же тогда настоящий?

Широкий лоб покрылся испариной. Он все исправит. Все. Сегодня же. Нет - сейчас же.

Глава архонтов вернул в углубление ларец и поспешил к выходу. Первым делом написать письмо Местору. Отзывать войско в такой момент, конечно же, глупо. Народ засмеет их. Но пусть брат перед началом атаки попробует уговорить старейшин сдать город. Или платить дань. Они всегда смогут повернуть дело так, как будто греки испугались и сами предложили откуп.

Нужно поторопиться и с церемонией Тартеса. В случае если акрополь придется брать, после его завоевания Тарт с женой афинских кровей будет отличным кандидатом на роль владыки. Эвмел проведет обряд завтра, а гуляния можно отложить на потом - когда вернется Местор с братьями. К тому времени брак уже вступит в силу и не будет выглядеть таким поспешным.

Правитель улыбнулся, представив, как обрадуется Тарт. Небось, ждет не дождется со своей невестой первой лунной ночи. Мысль об Эврифее немного испортила царское настроение, и уголки его губ опустились вниз.

Он поднялся в свои покои и трижды позвонил в колокольчик. На зов явился главный слуга.

- Немедленно пошлите колесницу за архонтом Тартесом и еще одну - за Эврифеей из дома Халара. И принесите мне завтрак. Что-нибудь... - тут Эвмел задумался. - Мяса и фруктов. И родниковой воды. И еще. Чуть позже мне понадобится отправить птицу к архонту Местору со срочным известием - так что пускай подберут самую быстрокрылую.

Главный слуга поклонился в знак того, что все понял, и попятился к двери, когда владетель окликнул его.

- Пусть садовник лучше присматривает за дорожками возле святилища, - хмуро сказал он.

Оставшись в одиночестве, правитель разорвал письмо, которое должно было отправиться к войску, и переписал его содержание заново, сопроводив настойчивой просьбой перед сражением попытаться наладить диалог с афинянами.

Плотный завтрак почти возвратил Эвмелу спокойствие, когда он вспомнил еще об одном незаконченном деле. Медь прозвенела дважды, и в залу вошел начальник личной охраны царя, закованный в лучшую броню из аврихалька.

Аминтас замер навытяжку. То, что он услышал, немало удивило его.

- Разыщите и возьмите под стражу архонта Гадера по обвинению в государственной измене, - тяжело чеканя слова, произнес Эвмел. - Не медлите ни секунды.

Велиал просил, угрожал, злился, умолял, пока я не велела ему отвалить, после чего он, наконец, заткнулся.

Демон считал, что нам немедленно следует убираться отсюда, пока кто-нибудь не приперся выяснять, что случилось; я достаточно внятно сообщила ему, что мы с места никуда не тронемся, пока Брань не получит как минимум первую помощь. Пусть и в моем не особо компетентном лице. Недовольный, Падший ушел добывать наше оружие, валявшееся где-то рядом с тушей Сторукого. Надеюсь, что не под ней: чтобы поднять это чудовище, понадобится не один десяток кранов.

Рубашка на всаднике уже была разорвана, и мне пришлось только слегка дернуть за её концы, чтобы довершить начатое. Тело красного выглядело страшно.

Поперек него, справа налево, от ключицы и до нижних ребер, тянулись темно-бордовые, почти почерневшие полосы - отпечаток пальцев гиганта. Черно-багровый след остался и на шее. Дыхания почти не было слышно - невнятное сипение доносилось из полуоткрытого рта Брани.