И на следующий день достали мастера, которому тут же были выплачены щедрые дорожные деньги, предоставлена крытая карета с возчиком и охраной.

Пётр призвал к себе майора Вейде.

   — Адам Адамыч, ты повезёшь горного мастера в Россию, головой за него отвечаешь. Понял?

   — Понял, господин бомбардир.

   — Представишь его Виниусу и вот передашь ему моё письмо. Держи.

В письме было написано: «Дорогой Андрей Андреевич, поздравь меня и себя. Наконец-то сыскался горный мастер. Отправляй его не мешкая на Урал с великой оказией и великими ж полномочиями. Присовокупи к нему окромя охраны наших робят с дюжину, дабы учились от него горному делу. Да накажи им: будут лениться, шкуры спущу. С Богом. А мы потечём ныне на Вену, а там и далее в Венецию. Пётр».

Так что на графиню Аврору Кенигсмарк, несмотря на её красоту и чары, у Петра просто времени не хватило. Не повезло графине и с Карлом XII, когда через три года она пыталась обольстить его по просьбе своего любовника, короля Августа. У шведского монарха, навсегда покорённого одной «дамой» — собственной славой, наблюдалось полное отсутствие интереса к женщинам.

Одиннадцатого июня Великое посольство прибыло в Штоккерау — городок в предместье Вены. Начались утомительные переговоры о порядке и протоколе официального въезда и приёма посольства при дворе императора Леопольда. Поскольку при этом полагалось, по старой традиции, дарить собольи «сорочки», а их у великих послов уже не осталось, то был послан срочно в Москву дворянин Борзов за «сорочками».

   — Гони, братец, как можно скорей, — наказал ему Головин. — От этого зависит наш въезд в Вену.

И Борзов погнал, не жалея ни себя, ни лошадей, ни кучера.

Теперь можно было и не спешить с обсуждением протокола. Но чтоб австрийцы не заметили заминки, послы стали домогаться встречи Петра с императором Леопольдом. После долгих препирательств канцлер Кинский согласился, но на условиях, что Пётр при встрече не будет вести деловых разговоров. Это каково? Петру, не терпевшему безделья и пустословия, предлагалось говорить о чём угодно, только не о деле.

   — Так о чём я стану говорить?

   — Ну во-первых, поблагодари его за счастье лицезреть его, спроси о здоровье его самого, жены, деток, — наставлял Лефорт, как мастер светской болтовни. — Похвали, наконец, Вену, герр Питер. Выскажи желание осмотреть её достопримечательности. Напросись в оперу. Смотри по обстоятельствам, мне ль тебя учить?

   — Главное, Пётр Алексеевич, — подсказывал Головин, — старайся не раздражать старика, не дай ему повода рассердиться, будь этаким паинькой, чтоб канцлер потом не колол нам глаза: вы, мол, грубы, невоспитанны.

   — Но какой же прок от такой аудиенции?

   — Проку, может, и никакого, поскольку ты, Пётр Алексеевич, лицо неофициальное ныне. Да, да. Но какая-то зацепка уже будет, какая-то подвижка в переговорах наметится.

   — А если он сам заговорит о деле?

   — Не заговорит, Пётр Алексеевич, за это можно головой ручаться.

   — И всё-таки? А вдруг?

   — Если вдруг, то ты сам знаешь, чего спросить надо. По договору он должен вести наступательную войну с султаном до тысяча семьсот первого года, намерен ли он исполнять свои обязательства? Интересно, как он вывернется? Впрочем, я твёрдо убеждён, о деле он не заикнётся. Думаешь, канцлер зря настаивал на этом.

И Пётр на этот раз превзошёл самого себя. Аудиенция состоялась в присутствии канцлера и других приближённых, в огромной зале дворца. Единственное нарушение протокола сделал неумышленно Пётр, опять проскочив середину залы, где он должен был встретиться с императором. Слишком уж медленно плёлся старый Леопольд.

Встреча произошла на половине императора и со стороны выглядела трогательной и душевной.

   — Ваше величество, я благодарю вас за предоставленную мне возможность лицезреть вас и приветствовать в вашем лице величайшего государя христианского мира, — начал Пётр, как и велел Лефорт, но, увидев нездоровый цвет лица императора, спросил участливо:

   — Вам нездоровится, ваше величество?

   — Какое здоровье, мой друг, в мои-то годы.

   — А что вас беспокоит? — продолжал Пётр снимать «врачебный» анамнез.

   — Да аппетит совсем пропал, — пожаловался Леопольд.

   — Аппетит? — переспросил Пётр. — Попробуйте пить, ваше величество, настойку конотопа. И аппетит восстановится.

   — А что это за трава конотоп?

   — Эта трава растёт повсеместно, ваше величество, она ещё зовётся птичьей гречушкой. И сейчас как раз время собирать её. Я готов рассказать вашему аптекарю, как приготовить отвар.

   — Спасибо, мой друг, за совет, — сказал Леопольд, беря Петра под руку. И, медленно повернув, они пошли по зале. — Я постараюсь воспользоваться им. Как вы нашли нашу столицу?

   — О-о, она прекрасна, — искренне ответил Пётр, радуясь, что император сам повёл разговор ни о чём. — Какие дворцы. Я наслышан и о вашей опере, говорят, она лучшая в мире.

   — Возможно, возможно, мой друг. Завтра дают «Орфея» Монтеверди, не желаете ли сходить?

   — Благодарю вас, ваше величество. Я обязательно буду в опере.

Так, наговорив друг другу комплиментов, Леопольд и Пётр расстались. И когда Пётр удалился, император заметил канцлеру:

   — А говорили, что он невыдержан, груб. Прекрасный молодой человек.

   — С этим прекрасным молодым человеком у нас ещё будут хлопоты, ваше величество.

Встреча эта длилась не более четверти часа, но Петру она далась непросто. Едва выйдя из дворца, он увидел в пруду лодку с вёслами, подбежал, прыгнул в неё. И стал загребать столь мощно и сильно, что лодка носилась по воде, как добрая утица Несколько раз он пересёк пруд, промчался вдоль берегов его, дивя придворных императора, наблюдавших за ним из-за кустов. Эта нагрузка была разрядкой для его бурной натуры после томительных минут тягучей аудиенции.

В оперу собрались втроём — Пётр, Лефорт и Меншиков. Для такого торжества Франц Яковлевич достал из своих баулов лучшие свои платья и даже запасные парики. К удивлению, элегантнее всех вдруг оказался Алексашка, нарядившийся в рубашку с кружевными рукавами и в белый напудренный парик.

   — Алексаха, — молвил удивлённо Пётр. — А ведь ты ныне что князь.

   — Дай срок, мин херц, заслужим и князя, — отвечал Меншиков, оглядывая себя в зеркало и оправляя нарукавные кружева.

   — Дурило, князем родиться надо.

   — Ничего, мин херц, можно и выслужить.

И ведь выслужил, всего через восемь лет стал Алексаха не просто князем, а ещё и светлейшим князем Александром Даниловичем. Не родом — службой взял молодец и ратными подвигами, которых судьба ему сполна отпустила.

Сидели они в директорской ложе. В императорской Пётр увидел императрицу с принцессами и, наклонившись к Лефорту, сказал:

   — Франц Яковлевич, устрой мне встречу с Маргаритой Терезией.

   — Постараюсь, герр Питер.

   — Только, пожалуйста, без этих церемониальных представлений.

Назавтра же Лефорт был у императрицы, и она согласилась принять царя. Местом свидания была выбрана зеркальная зала в замке Фаворит.

На встречу Пётр приехал с Лефортом, который должен был быть переводчиком. Императрица дожидалась гостя посреди залы в окружении юных принцесс, когда обер-гофмейстерина доложила ей о прибытии царя. Дверь перед ним распахнулась, и Маргарита Терезия, ласково улыбаясь, пошла ему навстречу.

   — Я приветствую ваше величество.

Затем вместе с Петром, вернувшись к принцессам, она представила ему их. Пётр, целуя смущённых девочек, говорил вполне искренне:

   — Какие они все красавицы.

   — А у вас есть дети? — спросила императрица.

   — Да. Есть сын Алексей.

   — Сколько ему?

   — Уже семь лет.

   — Где он сейчас?

   — Пока в Москве. Вот ворочусь, отправлю в Берлин учиться.