Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Прощальная аудиенция в Гааге была дана послам 14 ноября 1697 года, на ней, пожелав русским всяческих благ и успехов, депутаты преподнесли послам в подарок несколько золотых предметов. Как впоследствии оказалось, цена их точно соответствовала цене тех собольих «сорочек», что были вручены голландцам великими послами при первой аудиенции.

Этим как бы было сказано: мы с вами в расчёте. Ничего не скажешь, хорошие купцы в Голландии — честные и точные.

С 15 октября Великое посольство было официально снято со всех видов довольствия. Однако оно не бедствовало. Вернувшись в Амстердам, занялось закупкой оружия, да не сотнями или тысячами, а десятками тысяч ружей. Лефорт, как и прежде, задавал пышные балы и пиры (знай наших!), Пётр если и вылезал с верфи, то лишь для того, чтобы посетить госпиталь Рюйша и присутствовать, а порою и помогать при очередной операции профессора. Поскольку и здесь инкогнито царя было раскрыто, профессор Рюйш специально для него велел пробить дверь, через которую Пётр мог без помех, минуя зевак, проходить в госпиталь. И этой потайной двери предстояло в будущем стать главной достопримечательностью госпиталя: «Здесь проходил Пётр Великий».

Впоследствии Рюйш подарил своему самому добросовестному ученику Петру Михайлову набор зубоврачебных инструментов. И с этого дня бомбардир начинает зорко следить за здоровьем своих волонтёров и всего посольства, жаждая полечить любого занемогшего. Стоило кому-то лишь охнуть: «Болит зуб», как тут же перед ним возникал бомбардир со своими инструментами: «А ну-ка открой рот». И попробовал бы кто не открыть.

В конце октября король Вильгельм Оранский, собираясь отплыть в Англию к своему престолу, вновь пригласил к себе Петра Михайлова. Они встретились как старые знакомые и беседовали по-приятельски, словно и не существовало категоричного отказа Генеральных штатов хоть чем-то помочь России.

   — Как ваши успехи, мой друг, с постройкой корабля? — спросил Вильгельм.

   — Пока хорошо, ваше величество.

   — Почему «пока»?

   — Скоро спуск на воду. Спустим. И что?

   — Как что? Своими руками построили корабль. Это, скажу я вам...

   — Для меня этого мало, ваше величество.

   — Как? А что ж вы ещё хотите?

   — Мне бы хотелось не просто построить корабль, а научиться их конструировать. Чтоб, скажем, решив тридцатипушечный заложить, знал бы, как рассчитать его, начертить на бумаге.

   — Но для этого, мой друг, есть конструкторы.

   — Это, наверно, у вас в Англии есть, ваше величество. У меня, увы, нет. И я пока что просто плотник, не архитектор корабля.

   — Приезжайте в Англию, мой друг, и я постараюсь помочь вам.

   — Спасибо, ваше величество, но мне надо ещё здесь окончить дела. Тот же корабль, после спуска на нём ещё уйма работы. И потом меня ждёт Вена, Венеция.

   — Венеция? А она-то к чему вам?

   — Ну помимо того, что она наша союзница против врагов Христовых, там в совершенстве владеют постройкой галер. Я это должен обязательно увидеть, а если повезёт, то и самолично построить галеру. Построил же здесь фрегат.

   — Неужто галера лучше парусного корабля?

   — Она, может, и не лучше, но у неё есть достоинства, которых не имеет парусник.

   — Какие?

   — Она может двигаться и в штиль. Более того, как мне кажется, она более манёвренна в бою. Представьте себе, ваше величество, полный штиль, и тогда одна галера может справиться с десятком парусников. Она их перебьёт, как слепых котят.

   — Но извините, мой друг, — улыбнулся король столь ярко нарисованной картине. — На парусниках ведь пушки, как они позволят приблизиться галере?

   — А зачем ей подставляться под бортовой огонь? Она вполне может подойти с носа или кормы и, развернувшись, ударить со всех бортовых орудий.

   — О-о, мой друг, вы рассуждаете как истый адмирал, — сказал Вильгельм вполне искренний комплимент.

Но бомбардир не принял его.

   — Какой я адмирал, ваше величество. Я пока лишь палубный матрос, хотя капитан английского флота, некто Виллемсон, одно время готов был принять меня вахтенным офицером.

   — И что ж вас удержало?

   — Увы, престол. Как у нас говорится, не привязанный, а визжишь.

   — Как? Как вы сказали? — засмеялся король.

   — Не привязанный, а визжишь, — повторил Пётр. — А что?

   — Это почти точно о наших должностях, мой друг.

   — Я об этом и говорю. Иной раз жалею, что не родился в семье моряка. Честное слово. А вообще я завидую вашему величеству. Вокруг вашего королевства море. Это же счастье. А у меня? Белое море, так оно полгода непроходимо из-за льда. Кое-как пробился к Азовскому, так султан далее Керчи не пускает. У турок взять можно только силой, и силой морской. И я это сделаю обязательно и дослужусь до адмирала, ваше величество. Непременно дослужусь.

Столь страстные речи молодого бомбардира забавляли Вильгельма Оранского, человека, умудрённого опытом и долгой бурной жизнью, напоминали ему его молодость. И хотя он в своё время не так увлекался морем, но именно в сражениях на воде был более удачлив, чем на суше. И сейчас, глядя на Петра, на клокочущую в нём энергию, невольно начинал сочувствовать этим неуёмным мечтам. И даже задался мыслью сделать что-то приятное этому юноше.

   — Вы когда собираетесь отъезжать, мой друг? — спросил он, выслушав из уст Петра хвалебную оду морю и морской службе.

   — Надо сначала пустить в плавание наше детище, ваше величество, корабль «Святые апостолы Пётр и Павел».

   — Значит, после спуска корабля?

И после спуска на нём дел достаточно, вряд ли сразу удастся. И я ещё мало нанял специалистов, особенно моряков. А уж за горным специалистом готов всю Европу опполкать. У нас на Урале железо найдено, а горных мастеров хоть шаром покати.

«Ну, значит, успею, — подумал Вильгельм. — Надо. Обязательно надо осчастливить этого чудака».

22

Торжество с горчинкой

Уже после десятого ноября, когда ещё заканчивалось конопаченье судна и вовсю шло смоление, была начата подготовка к спуску корабля на воду.

В ряду клетей, обращённых к морю, меж ними вбивались под днище судна стойки приблизительно одинаковой толщины. После этого удалялись костры клетей, и судно как бы повисало на стойках. Затем меж стоек укладывались длинные струганые брёвна, одним концом уходившие под днище корабля, другим — в воду и имевшие наклон в сторону моря. Для лучшего скольжения судна по слипу бревна сверху были смазаны салом.

На носовой шпиль[58] корабля был накручен канат, длинный конец которого был выброшен на землю и там уложен в бухту.

Торжественный спуск фрегата «Святые апостолы Пётр и Павел» был назначен на 16 ноября. На торжества явилось всё Великое посольство во главе с Лефортом, и, поскольку последний носил адмиральское звание, Пётр испросил у него разрешения к началу:

   — Господин адмирал, позвольте начать спуск?

   — Валяйте, — разрешил Лефорт, ещё не очухавшийся после вчерашней пирушки.

   — По местам! — скомандовал бомбардир.

И волонтёры с топорами разбежались каждый к своей стойке. Однако у средней стойки никого не оказалось, а возле неё с топором должен был встать Меншиков.

   — Где Меншиков? — грозно рявкнул бомбардир.

Волонтёры переглядывались, пожимали плечами: никто не знал, куда делся Алексашка.

   — Позвольте мне, господин бомбардир, — вызвался Аргилович.

   — Я сам. — Пётр, взяв топор, отправился к средней, основной стойке, поплевал на руки, ухватил крепко топорище. Скомандовал врастяжку: — Внимание-е-е!

И сразу все, стоявшие у стоек, подняли топоры, замерли в замахе.

   — Р-руби! — крикнул Пётр и первым вонзил топор в свою стойку.

Засверкали, затюкали топоры, посыпались щепки от стоек. У бомбардира первого, хрустнув, переломилась пополам стойка, и Пётр, пригнувшись, нырнул под днище судна. Одна за одной ломались другие стойки, и рубщики исчезали под днищем, убегая на другую сторону. Корабль начал крениться, удерживаемый на одной ещё не перерубленной стойке. Она трещала, волонтёр, оказавшийся один под нависавшим над ним судном, лихорадочно тюкал топором по зарубу. Казалось, корабль сейчас упадёт на него и раздавит как букашку. Все замерли в ужасе.

вернуться

58

Шпиль — стоячий ворот на корабле с вымбовкой в шляпке шпиля.

34
{"b":"594519","o":1}