— Явится Меншиков, обо мне спросит, скажи, мол, полки поднимать поехал, а куда — не ведаю, мол. А как только съедет, запирай ворота, заряжай пушки и жди. Мы с королём придём. Ежели москали раньше пожалуют, не впускай. Слышь, Чечел? Встречай картечью.

   — Не впущу, Иван Степанович. Будь спокоен.

   — И ещё, отправь верного человека к полковнику Бурляю в Белую Церковь. Пусть выводит сердюков сюда навстречу королю.

   — Надо запорожцев поднимать, Иван Степанович.

   — Знаю. Пошлю в Сечь Герцыка, он с кошевым Костей Гордиенко в друзьях. Сговорятся.

   — Може, на ночь глядя не поедешь, Иван Степанович? Оставайся.

   — Нет, нет. В Коропе заночую.

У Мазепы при одной мысли о встрече со светлейшим сердце в пятки уходит. А чего бы проще: Меншиков, в сущности, один, с охраной лишь. Кинуть бы клич казакам: бей москалей, хватай их, вяжи.

Но гетману такая простая мысль и в голову нейдёт, боится светлейшего, словно заяц орла. Бежать, бежать, бежать!..

Приехав назавтра в Короп и вновь не застав неуловимого Мазепу, светлейший наконец понял, что гетман изменил.

Ему ещё никто не сказал об этом, но, сопоставив события последних дней — его отговорки от похода, поведение Войнаровского и эту двухдневную скачку. — Александр Данилович убедился: измена.

   — Фёдор! Скоро за перо и бумагу.

«Мин херц, зело не хотелось огорчать тебя, но гетман Мазепа передался королю шведскому. Отбываю к кавалерии своей и жду твоего скорого указу. Александр Меншиков».

Нет, Мазепа не случайно именно в Батурин и Короп заезжал, не только для наставления Чечела и для ночлега, но главное, для скорого сбора казаков. Не мог же он явиться к королю с кучкой преданных ему старшин. Надо же какое-никакое войско с собой привести.

Ударили сполох на колокольне — сбор казакам. Казаку собраться — коня взнуздать. Съехались на площадь, объявили всем: в поход идём. Куда — не сказали. Но казаки меж собой говорят: к Шереметеву на подмогу, сам гетман поведёт.

Поскакали скорей-скорей за гетманом. Спешит он, коня поторапливает, знать, казачья помощь где-то край нужна.

Подскакали к Десне. Вперёд — на ту сторону. Казакам и коням их переправа — дело привычное, хотя вода холодная уже. После переправы велено всем съезжаться вкруг холма невысокого. На холме гетман со старшиной[106]. Будет речь говорить казакам.

Хоть и спешил Мазепа, всё скоком-скоком, а вот насбирал же тысячи четыре казаков. Четыре тысячи, конечно, не двадцать, обещанных королю, но для начала и это хорошо. А там Костя приведёт своих запорожцев, а там Бурляй своих сердюков.

Разобрались казаки по полкам, по сотням своим, окружили холм. Гетман тронул коня, отделился от старшины и, привстав в стременах, заговорил сколь мог громко:

— Вольные казаки! Веками стонала наша вильна Украина под гнетом москалей, заслоняя гордую и спесивую Москву от татар и турка. Цари всегда смотрели на нас как на своих рабов. Ныне пришло время сбросить с плеч наших царское иго, вздохнуть свободно, зажить дружной и единой семьёй. К нам идёт сильный и верный союзник — король шведский Карл XII со своей непобедимой армией, от которой москали бегут, как трусливые собаки. Они боятся короля и его армии, они воюют с нашими мирными сёлами и городами, грабя их и сжигая. Разве ж можем мы — вольные казаки — терпеть сие зло? Вслед за ними идут сюда казаки-запорожцы под бунчуком славного кошевого Кости Гордиенко, единой стеной выступают сердюки белоцерковские. Скоро, очень скоро Украина станет свободной. Ныне я веду вас, казаки, к нашему освободителю и союзнику королю Карлу. Слава нашему справедливому оружию! Слава вам, казаки! Сла-ва-а!!!

Последнюю «славу» гетман крикнул изо всех сил, едва голос не сорвал. И, как принято было, полки должны были подхватить этот клич. Но что это?

«Славу» подхватила лишь старши́на, да и то как-то несмело, жиденько, только и послышалось: «А-а-а». И всё.

Наступила гробовая тишина. Стоят казаки под холмом, словно и не слышали ничего. Словно это и не им гетман «славу» провопил.

Дабы замять конфуз, гетман привстал ещё выше в стременах, выпятил грудь и скомандовал привычное и понятное:

   — За мно-ой, р-рысью-у-у!

И поехал с холма в голову ближайшей сотне, за ним старшина кучкой.

Мазепа поскакал в ставку Карла XII. Поскакал, не оглядываясь. А напрасно: его армия таяла с каждой верстой.

   — А ну его к бису с его Карлой, — говорили меж собой казаки и по двое, по трое отставали, а там и поворачивали назад. Сотники, скакавшие вместе с казаками, ничего не могли поделать.

   — Эй, Нечипор, куда-а?

   — На кудыкину гору, — отвечал казак и, хлестнув коня, ехал назад.

   — A-а, хай ему грец, — говорил другой и тоже заворачивал коня. — У того Карла, кажуть, мышами кормлять.

Когда Мазепа прибыл в ставку короля, от его войска осталась едва ли половина.

Увидев Карла, окружённого генералами, Мазепа вынул наконец свою гетманскую булаву и, держа её перед животом, подъехал и начал напыщенно говорить:

   — Здравствуй, ваше королевское величество. Мы приветствуем на земле вольной Украины великого, непобедимого полководца. Мы склоняем перед ним наши бунчуки и предлагаем союз вечный и нерушимый...

Полагалось бы эту речь закончить «славой», но, во-первых, речь произносилась на латыни, даже старшины её не понимали, не то что рядовые казаки, но самое главное, гетман сомневался, что его «славу» поддержит его поредевшее войско.

От Мазепы не укрылась кислая усмешка короля при виде этого войска, и он поспешил с разъяснениями:

   — Это только начало, ваше величество. Вся Запорожская Сечь, как один, перешла на вашу сторону, белоцерковские сердюки тоже поступят в ваше распоряжение, полтавский полк. А там и весь народ украинский пойдёт за вами.

   — Ваш народ украинский, — заметил негромко Карл, — не далее как вчера перебил под Пануровкой весь отряд моих фуражиров.

   — То предатели и изменники, ваше величество, — не моргнув глазом сказал Мазепа. — Мы таких будем казнить как воров по законам военного времени.

   — Ну что ж, гетман, я рад, что получил надёжного союзника в вашем лице, — сказал король дежурную фразу, которую ещё вчера настойчиво навязывал ему Гилленкрок.

Но Мазепа слишком хитёр был, чтоб воспринять эту «радость» всерьёз. И, осматривая лагерь короля, его оборванное, изнурённое войско, гетман начал сомневаться, а правильно ли он поступил, напросившись в союзники.

Именно из-за этих сомнений он далее решил схитрить перед королём, о чём вскоре жалел, раскаивался и даже плакал.

Первый вопрос, поставленный перед новоявленным союзником, был прям и прост:

   — Скажите, гетман, в каком городе нам лучше всего встать на зимние квартиры?

   — Лучше всего в Стародубе и Новгород-Северском, ваше величество.

Гетман слукавил. Ему вдруг жалко стало тех огромных запасов, которые он долго и тщательно собирал в свою столицу — Батурин. Это всё его кровное придёт и съест, как саранча, шведская армия. А Стародуб и Новгород-Северский — на севере Украины, вот пусть там и зимуют шведы.

   — Ну, Стародуб отпадает, — сказал Карл, тоже не желая посвещать нового союзника в свои соображения, почему вдруг «отпадает» этот город.

А всё было просто. Лагеркрона, посланный для исправления ошибки — взятия Стародуба, — потерял при штурме тысячу человек и отошёл от него несолоно хлебавши.

   — Так вам достанет и Новгород-Северского, ваше величество. Там добрые запасы, фатеры справные.

Ах, Мазепа, Мазепа! Знал бы он, что этим советом, которого послушался король, он, гетман, невольно оказал неоценимую услугу царю, которого только что предал и которому стал лютым врагом до скончания живота своего.