— Я б тебе влепил такого адмирала в ухо...

   — Ну вот, чуть что, сразу «в ухо». Как только ты назвал меня своим «матросом», я вмиг сообразил, что ты теперь не ниже командора.

   — Молодец, Сашка. Я шкипер.

   — Всё равно командор красивше звучит, а шкипер где-то у шкапа отирается.

Билл оказался прав, шторм бушевал трое суток, не позволяя никому выйти в море. Со шкипером Питером они виделись каждый день, и тот щедро угощал не только его, но всякого моряка, подсаживавшегося к их столу. С удовольствием слушал их рассказы, шутил, смеялся и в конце концов в винном погребке стал самым желанным гостем.

Там же Билл свёл его с капитаном «Святого Георгия», и они, опорожнив несколько бутылок, стали друзьями. Убедившись, что шкипер Питер настоящий моряк, капитан согласился взять его на борт бесплатно:

   — Ну отстоишь вахту-другую, и будем квиты.

   — С удовольствием, — искренне радовался Пётр, что его ждёт хоть небольшая, но всё же практика.

   — Ну, а за команду надо заплатить, герр Питер. Не гнать же мне судно задарма.

На следующий день, 2 мая, «Святой Георгий» вышел в море, имея на борту русских волонтёров, представленных капитану как команда корвета, ждущего их в Кёнигсберге. Вскоре на шканцы поднялся шкипер Питер и заступил на вахту. «Святой Георгий» на всех парусах шёл в бакштаг, но по команде вахтенного ему добавили ещё лиселей — боковые паруса, и судно прибавило ходу.

Курфюрст Бранденбургский Фридрих Вильгельм был уже предупреждён о прибытии высокого гостя в его владения. Для Петра и его спутников в Пиллау была приготовлена просторная квартира, и едва они появились в порту, как были встречены церемониймейстером Бессером. И хотя Пётр был представлен ему как обер-командор, Бессер попросил его незамедлительно следовать за ним, так как его уже ждал курфюрст.

Узнав, что Фридрих хорошо владеет голландским языком, Пётр не стал брать с собой переводчика, но Меншикову разрешил сопровождать себя, наказав ему:

   — Лишнего не болтай.

   — Мин херц, о чём ты говоришь? Буду нем как рыба.

В кёнигсбергской резиденции Фридрих радостно встретил дорогого гостя:

   — О-о, ваше величество! Я счастлив обнять вас.

Пётр дружески похлопал курфюрста по спине и тут же попросил:

   — Дорогой брат мой Фридрих, поскольку я путешествую инкогнито, очень прошу тебя более меня так не величать.

   — А как же?

   — Зови просто герр Питер или командор, как окрестил меня намедни мой клеврет.

   — Ну что ж, герр Питер так герр Питер, — несколько обескураженно согласился Фридрих и широким жестом пригласил гостя в соседнюю комнату: — Прошу ко мне.

Там они сели к столу, на котором стояли серебряные кубки, и венгерское вино в тёмных бутылках, и ваза со сладостями. Фридрих сам наполнил кубки.

   — Ну, за встречу, герр Питер, и за нашу дружбу.

Они выпили. Вино было душистое, хорошее, но Пётр, привыкший к более крепким напиткам, не ощутил от него никакого «сугрева».

   — А где ж твоё посольство, герр Питер?

   — Они ползут по земле, брат Фридрих. А я морем на парусах, как на крыльях. В два дни добежали. Слава Богу, был ветер попутный, почти фордевинд.

   — Как ты смотришь, Питер, если мы заключим с тобой оборонительный союз?

   — Против кого?

   — Неужто не ясно? В Швеции сел на престол очень воинственный малый, Карл Двенадцатый[25]: будучи наследником, рубил головы телятам прямо во дворце, став королём, возьмётся за Европу. А начнёт с нас, как самых ближайших.

   — Дорогой брат, у нас со шведами мир[26], это во-первых, а во-вторых, мы воюем с Турцией. Может быть, ты всё преувеличиваешь? Одно дело рубить головы телятам и совсем другое — замахиваться на соседей. У нас же союз с империей против Турции[27], как ещё император на это посмотрит.

   — О-о, Вене ныне не до нас, им бы разделить Испанское наследство с Парижем[28].

   — Дорогой брат, я ныне лицо частное и не имею никаких полномочий. Для того у меня есть великие послы, обо всём этом надо с ними договариваться. Даже если мы о чём-то договоримся и напишем договор, я не имею права его подписывать.

   — Но почему, герр Питер?

   — Именно потому, что здесь я всего лишь герр Питер. Или командор, или бомбардир, если угодно. Согласись, бомбардира к государственным бумагам и близко подпускать нельзя. Его дело из пушек палить. Верно?

Пётр засмеялся, довольный, что ловко ушёл от делового разговора. Однако Фридрих был не так прост. Шутливо пригрозив собеседнику пальцем, он сказал с ухмылкой:

   — Ох, герр Питер, герр Питер, а не смотрят ли те послы в рот бомбардиру?

   — Кстати, дорогой Фридрих, я наслышан о великом искусстве твоих пушкарей.

   — Да, — согласился курфюрст, поддавшись на нехитрый комплимент. — Есть очень хорошие артиллеристы.

   — Рекомендуй меня в ученики самому искусному из них. А? Пожалуйста.

   — В ученики? Тебя?

   — Меня. А что?

   — Но царское ли сие дело?

   — Фридрих, мы же договорились, что здесь нет царя. Нет. Я же просил беречь моё инкогнито.

   — О-о, Питер, прости, я не хотел тебя обидеть. Я вызову сюда главного инженера прусских крепостей Штейтнера фон Штернфельда. Этот не только великолепно стреляет, но и знает досконально устройство всех пушек и мортир. И даже их изготовление.

   — Вот за это спасибо, брат. Только опять же очень прошу тебя представить меня ему просто Петром Михайловым. Хорошо?

   — Ладно, ладно, Пётр Михайлов, будет тебе учитель.

   — И ещё, ты здесь, в Бранденбурге и Пруссии, первое лицо, пожалуйста, не отдавай мне визита.

   — Почему?

   — Всё потому же, чтоб не привлекать внимание людей к моей персоне.

   — Хм. Странный ты человек, Питер. Но что делать, ты мой гость, и я постараюсь, чтоб здесь тебе было хорошо.

Подполковник фон Штернфельд оказался сухощавым, стройным мужчиной где-то под сорок лет, ростом чуть ниже Петра, с ухоженными усами и бородкой клинышком. Очень серьёзен и деловит. Первый вопрос, который он задал ученику, был краток:

   — Вы, сударь, стреляли ранее?

   — Да, герр подполковник.

   — Стало быть, вы знакомы с пушками?

   — Да.

   — В таком случае, герр Михайлов, прошу вас всё забыть, что вы знали о них.

   — Почему, герр подполковник?

   — Потому что в ваших знаниях не было системы, научного подхода. Ведь так?

   — Так, — легко согласился Пётр, почувствовав в лице этого «сухаря» настоящего учителя.

   — После окончания курса, герр Михайлов, я должен буду вас аттестовать и не хочу, чтоб из моих рук явился свету посредственный стрелок. Это стало бы позором для моих седин.

   — Я не опозорю вас, герр подполковник, — вполне искренне сказал Пётр и, чтоб окончательно успокоить учителя, добавил: — Будем считать, что я всё забыл, что знал ранее.

   — В таком случае начнём с чистого листа, — молвил фон Штернфельд и, сделав краткую паузу, дабы отделить пустословие от дела, начал: — Выстрелы военная наука подразделяет на три категории — прицельный, навесной, перекидной. Выстрел прицельный применяется по открытым целям, как-то: по судну, по скоплению людей, конницы и, наконец, по пушкам противника. При прицельном выстреле траектория должна иметь меньшую кривизну, при которой снаряд ударил бы в цель. Отчего же зависит кривизна траектории? — спросил подполковник и сам же начал отвечать чётко, без запинки: — Кривизна траектории снаряда зависит от скорости вылета снаряда из орудия и от угла возвышения, образуемого осью канала пушки с горизонтом. А скорость вылета снаряда зависит от величины заряда. Чем весомее заряд, тем выше скорость полёта снаряда, тем точнее стрельба. Но, повышая вес снаряда, мы должны помнить о прочности орудия. Да, да, сударь. Мы можем так увеличить заряд, что вместо противника можем сами взлететь на воздух. — В углах губ «сухаря» явилось какое-то подобие улыбки, скорее презрительная усмешка к незадачливому стрелку. — Что, увы, ещё нередко случается с горе-бомбардирами, стреляющими на авось, без точного расчёта.