– Мне удалось изменить только громкость, – заметил Гарри. – Как ты влиял на высоту звука? Ты управлял детектором лучше, чем я.

– А как ты это делал?

– Просто… Я старался сдерживать эмоции и то усиливал, то ослаблял их.

– Тогда понятно, – заметил Драко, поразмыслив, и усмехнулся нетерпеливому взгляду Гарри. – Я использовал эмоции, необходимые при наложении разных Темных проклятий, как будто готовился их использовать.

– Вот как.

– Высокий звук, которым прибор реагирует на оборотня, – признак отсутствия намерений. Просто сигнал о наличии Темной энергии.

– Я понял, – Гарри сел поудобнее. – По крайней мере, надеюсь. Мне нужно хорошенько обдумать это.

– Спроси меня, если захочешь узнать больше.

Гарри взглянул на Драко с любопытством.

– До чего же странно, – сказал он. – Я имею в виду, что ты со мной нормально разговариваешь.

– Странно – это что ты со мной нормально разговариваешь, – парировал Драко, прищурившись. – И я от тебя не отстану, пока не выясню, что ты затеял.

– Я просто… – покачал головой Гарри. – Просто устал ссориться, только и всего.

– В самом деле? – внимательно оглядел его Драко. – Но это не объясняет всего, знаешь ли. Твое поведение со мной еще туда-сюда, но отношения с Грейнджер и Уизли, и… другие вещи остаются столь же непонятными.

– Я не хочу говорить о Роне и Гермионе.

– В самом деле? А я так надеялся получить от тебя какой-нибудь компромат на Крысли.

– А почему бы тебе что-нибудь не сочинить? Ты же вечно этим занимался, – ядовито заметил Гарри.

– Надоело, – Драко откинулся назад и улыбнулся, теперь уже не так обаятельно. – Слишком просто. Ну, расскажи же. Почему они перестали садиться с тобой рядом?

– А что произошло с твоими телохранителями, Малфой? – нахмурился Гарри. – Ты с ними тоже прекратил общаться.

Драко дернулся. Гарри почувствовал одновременно и удовлетворение, и раскаяние.

– Им больше нет нужды быть моими телохранителями, – надменный взгляд Драко сменился горькой улыбкой. – С тех пор как Лорд утратил интерес к моему отцу.

– Но Гойл по-прежнему крутится рядом с тобой.

– Грегори – мой друг.

– Правда? – насмешливо протянул Гарри. – Вот уж не знал.

Драко опустил голову и покраснел:

– Я и сам не знал.

И тут Гарри понял: родители всегда внушали Крэббу и Гойлу, что они должны угождать наследнику Малфоев. Драко знал об этом и относился к своим телохранителям с фамильярным пренебрежением. Теперь родители и Крэбба и Гойла отменили свое распоряжение, и Крэбб немедленно бросил Драко. А Гойл – нет.

– Странно-то как, – заметил Гарри, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало ни изумление, ни сочувствие. Ему было действительно жаль Драко, который выглядел сейчас непривычно пристыженным.

– Действительно странно, – отозвался Драко. – Даже не знаю, почему он так ко мне относится. Я всегда обращался с ним как со слугой.

– Большинство из нас готово вытерпеть определенную порцию дерьма от тех, кого мы любим.

– И поэтому ты терпишь глупость Уизли и занудство Грейнджер?

– А они терпят мои вспышки гнева и приступы уныния, – заметил Гарри.

– Так почему же теперь вдруг не терпят? – настойчиво спросил Драко.

Гарри закатил глаза, но после того, как Драко приоткрыл ему душу, он просто обязан был ответить: – Этим летом я понял, что мне иногда нужно… побыть одному.

– Вполне объяснимо.

– А им не нравится, что я ухожу куда-то и не говорю им куда.

– А вот это уже нет.

– Они… у меня было странное лето, и теперь они волнуются за меня и все такое. Мне это неприятно, но намерения у них добрые – по крайней мере, были.

Драко осмотрел пустое поле и спросил:

– И что, тебе от этого легче?

– Не слишком. Просто из-за этого я не могу сердиться на них так, как хотелось бы.

Драко фыркнул.

– Если газеты, конечно, не врут, то это лето было не хуже твоей обычной жизни дома. Мне так кажется.

– Правильно кажется, – согласился Гарри. – Не хуже. А самое плохое… – он умолк.

– Что, Гарри? – протянул Драко.

– Когда я услышал об их смерти, – признался Гарри, – я почувствовал… ну, не радость, а… облегчение, что ли.

– И в чем проблема?

– Они же мои родственники. Пусть я их не слишком любил, но горевать по ним я обязан, хотя бы чуть-чуть. И, уж конечно, нельзя чувствовать облегчение от чьей-то смерти.

– Это почему же?

– Так нельзя, – поколебавшись, Гарри прибавил: – И профессор Дамблдор сказал мне, что способность любить – моя самая большая сила.

Драко рассмеялся.

– Даже если и так, ты не обязан любить кого-то, кто не заслуживает любви, – на лице его вновь появилась надменная усмешка. – Если Дамблдор так хотел, чтобы ты вырос милосердным и человеколюбивым, что же он не отдал тебя в нормальную семью, где к тебе бы относились с добротой?

– Он боялся, что я могу вырасти избалованным и самовлюбленным.

– Так отдал бы тебя Уизли. У них ведь нет ни времени, ни денег, чтобы слишком баловать детей, верно? – хмыкнул Драко. – Ну, да поздно уж гадать. Не горюй! Могло бы быть и хуже, ты и под пророчество мог бы попасть.

– Что?!

– Есть такая поговорка, Поттер: «Могло быть и хуже, мог бы попасть и под пророчество».

– Я и попал, – ответил Гарри. – В смысле, под пророчество.

– Ой. Сочувствую, – моргнул Драко.

– Из-за этого и разыгралась вся эта буча в министерстве прошлой весной. Волдеморт послал меня взять это пророчество и отправил твоего отца, чтобы тот забрал его у меня.

– Послал тебя ?

– С помощью легилименции. Внушил через шрам.

– О, – Драко прищурился и оглядел Гарри. – Теперь понятно, почему у тебя нет выбора насчет окклюменции. Я так понял, что у него ничего не вышло?

– Нет. Я разбил пророчество.

Драко вытаращил глаза, потом медленно улыбнулся: – Ну и хорошо. Не стоит знать свою судьбу, – он взял последний ломоть пирога, поднялся со скамьи и сказал: – Покажи мне что-нибудь интересное.

– Что, вот прямо так, да?

– Прямо так. Слабо? – с вызовом спросил Драко.

Гарри тоже поднялся и ответил Драко высокомерным взглядом:

– Ну, тогда пойдем.

Он провел Драко через поле к Запретному лесу и хижине Хагрида.

– Я уже встречался с вивернами, Поттер.

– Это не виверны. Это вообще не имеет никакого отношения к Хагриду, хоть и находится рядом с его хижиной.

Обойдя клетку с вивернами, Гарри подошел к кустам, где видел гадюку, и зашипел:

– Змея? Привет. Ты здесь?

В ответ послышался шорох. Гадюка выползла из кустов, подняла голову и высунула раздвоенное жало, пробуя окрестный воздух. Драко дернулся и отскочил на шаг.

– Да ну, брось, – заметил Гарри, становясь на колени и протягивая руку. – Не рассказывай мне, что слизеринцы боятся змей.

– Никого я не боюсь! Просто не ожидал, вот и все, – однако Гарри заметил, что Драко так и не рискнул подойти поближе. У гадюки подобных сомнений не возникло.

– Здравс-с-твуй, Говорящий, – прошипела она.

– Здравствуй, змея. Все ли в порядке?

– Да. После обеда еще светит солнце.

– Это хорошо .

Гарри уселся на землю, и гадюка подползла ближе. Она снова подняла голову, высунула на несколько секунд язычок, а потом заползла под рукав мантии Гарри, спрятав голову и несколько дюймов тела. Когда гадюка снова вылезла наружу, Гарри взглянул на Драко. Глаза слизеринца практически вылезли из орбит, а челюсть отвисла.

Гарри натянул подол мантии на колени:

– Устраивайся поудобнее. Солнце пригревает, и я защищу тебя.

Змея зашипела в знак согласия и переползла с рукава Гарри на его бедро. Гарри снова взглянул на Драко и предложил: – Садись уже. Ну что, моя приятельница – это интересно?

– Нет, – решил Драко после недолгого раздумья. – Хотя ваша беседа – пожалуй что, – он слегка напряженно опустился на землю. – А что она говорит?

– Ничего особенного. В основном поздоровались, и тому подобное. Она сказала, что сегодня солнечно, а я предложил ей устроиться поудобнее, – Гарри снова взглянул на Драко. – А теперь расскажи мне, что ты слышал о Мародерах.